чем плохо, верно?
Олег повертел зажигалку и убрал ее в карман.
– Тогда, с Дактилем, у меня был мой программатор и целых четыре минуты. Ты не боялся? Ведь я бы мог…
– Что?.. – Иван Иванович тоскливо посмотрел на Шорохова. – Что ты мог?
– Выбрать не это, а… – Олег задумался.
– А что?.. – настойчиво спросил он. – Что выбрать?.. Не надо переоценивать свободу. Избавившись от программы, ты совершил ровно то же, что в ней было прописано. Не ради себя, так ради своей Прелести. – Иванов решительно поднялся и, положив ему ладонь на плечо, добавил: – В итоге ты все сделал по программе, Шорох. Но при этом ты еще и страдал. Вот в чем гнусность. Вот что ты себе выбрал, коллега… Ну, чего расселся? Возвращайся. Сломал Прелести программу? Поздравляю. Но кризиса никто не отменял. С ней нужно побыть, о ней нужно позаботиться, иначе… Неизвестно! – Иван Иванович картинно развел руками и так, держа их навису, пошел к перекрестку. – Неизвестно! – Крикнул он куда-то вверх, в желтоватое небо. – Понял, Шорох?! Судьба есть у каждого, и у тебя тоже, просто твоя теперь неизвестна! Что ты приобрел? Скажи, Шорох!.. Что ты получил?! Это неизвестно! Неизвестно! Неизвестно!..
Он уходил все дальше и продолжал орать, словно пьяный. Люди от него шарахались, но милиционера никто не звал, – похоже, у Иванова сегодня был счастливый день. Точнее, день с установкой на счастье…
В квартире жарили картошку с луком. Олег захлопнул дверь и заранее приготовил синхронизатор.
Спустя секунду в коридоре показалась знакомая женщина в шерстяных носках.
– Костя! Ко-остя! – заголосила она. – Этот малохольный снова приперся!
Из комнаты раздалось какое-то бурчание.
Шорохов зашел на кухню и осмотрелся. В раковине, устрашая треснутой ручкой, торчала сковорода. У плиты валялась Асина записка – просаленная, но вряд ли прочитанная.
– Костя! – позвала женщина. – Костя, ну что ты не идешь?.. Костя, ты что, окно там распахнул? Ты обалдел, Костя? Закрой немедленно!
– Куда телефон дела, чумичка? – проревел в ответ невидимый, но очевидно пьяный Костя.
Шорохов сунул записку в карман и стартовал.
– Костя! Костя, он опять здесь!
И еще…
– Ко-остя!
Олегу пришлось перемещаться около двадцати раз – после десятого он уже не считал. Костя был неизменно пьян, его сожительница вечно толклась на кухне то с кастрюлей, то со сковородкой, всегда – в халате и в шерстяных носках. Шорохов двигался вперед, с интервалом в неделю-две, и ему уже не удивлялись. На седьмом финише Костя потребовал выпить за встречу, на девятом Олегу предложили жареной картошки.
Потом жильцы пропали – появились другие, но ненадолго, всего на два месяца. После них квартира пустовала еще полторы недели. Шорохов сбрасывал даты, набирал новые и остервенело давил в кнопку, пока не обнаружил за столом Лопатина и Дактиля.
Координатор поигрывал скрученным поясом. Курьер держал наготове станнер.
– Железки!.. – коротко распорядился Василий Вениаминович.
Олег отдал свой ремень Дактилю. Тот проверил кармашки и кивнул Лопатину. Через мгновение они оба пропали, остался лишь запах погасшей трубки.
Шорохов ринулся в спальню и увидел раскиданное по полу постельное белье. Ася лежала, медленно разглаживая пятками матрас, будто пытаясь куда-то уползти. Темная подушка без наволочки промокла и смахивала на камень. Разметавшиеся по ней волосы светились солнечным нимбом.
В открытом окне заливались воробьи.
Стянув куртку, Олег сел на кровать и заглянул Асе в глаза.
– Где ты был, Шорох?.. – простонала она. – Мне плохо, Шорох…
– Это ничего, Асенька. Это пройдет.
– Я умру, – сказала она. – Умру. Умру.
– Даже не мечтай. – Олег собрал с пола тряпки и запихнул их в тумбочку. Затем разыскал чистое полотенце и подстелил его Асе под голову.
– Где мы, Шорох?..
– Не знаю. Где-то… – он бессмысленно взглянул на часы, – в июле, кажется… Неплохой месяц.
Она отвернулась к стене.
– Что-нибудь болит? – спросил он.
Ася тихо рассмеялась.
– Осел… Будешь умирать – я тебя тоже такими вопросами достану… Шорох! – Она приподнялась и схватила его за ворот свитера. – Шорох, я лучше пойду!
– Куда?!
– Пойду в бункер, в Службу. Это будет легче…
– Лежать!!
Ася обмякла и прошептала:
– Да… Какая разница?.. Уже скоро. Прощай, Шорох…
– Ну, здра-асьте! Терпи. Оно того стоит.
– Правда?
Он взял в руки ее холодную ладонь.
– Терпи, Асенька, терпи. Это закончится, и начнется совсем другое… Настолько другое, что ты и представить себе не можешь…
– Я умру, – сказала она так уверенно, что Олег вздрогнул.
– У тебя еще полно дел! – весело отозвался он. – Надо написать мне трогательное письмо…
– И о чем?
– Я тебе продиктую.
– Ты продиктуешь мне письмо, которое я напишу тебе? Сбрендил, Шорох… Ложись, будем помирать вместе.
Олег, не выпуская ее руки, прилег рядом.
– Мне дико фигово… – пожаловалась она.
– Значит, ты еще живая.
– Уже не долго, Шорох, не долго…
– Не называй меня Шорохом, Асенька. Я больше не Шорох, а ты больше не Прелесть. Хотя… нет, ты все равно прелесть. Но это не имя. А умереть тебе не удастся, как ты ни старайся. Это единственное, что я знаю наверняка. Единственное – и про тебя, и про себя… Ты мне еще надоешь, старая карга. Но это будет не очень скоро, я надеюсь. А больше я не знаю ничего. Все остальное неизвестно. Как орал один сумасшедший клон…
– Сумасшедший клон? – фыркнула Ася.
– Сумасшедший клон, – хохотнув, подтвердил Олег. – Он орал, что у нас с тобой все неизвестно. И это… как это здорово!..
– Здорово?.. У нас нет будущего. Мы здесь чужие, мы здесь не нужны. И не только здесь. Везде.
– Ты нужна мне, а я нужен тебе.
– Я в широком смысле, – отмахнулась она.
– В смысле, про человечество?..
– Про него, Шорох, про него.
– Я не Шорох.
– Ладно. Не Шорох.
– А что касается человечества…
– Молчи! – сказала Ася.
