Рэчел не любит хвастаться своими связями, однако один раз она все же упомянула, что ее брат работает в аппарате Рабина. Я тоже не любил хвастаться знакомствами с «большими людьми», да и большинство имен, которые я мог бы упомянуть, хотя и гремели в Ирландии, были куда менее внушительными. «Бешеный пес» Джонни Макдафф, «Мясник» Клонферт, «Кровавый принц» Харлахан… Из предосторожности я предпочел не упоминать о своем знакомстве с этими выдающимися личностями. Вместо этого я пространно заговорил о прелестях студенческого житья. Когда я закрыл рот, чтобы перевести дух, Рэчел спросила, что я думаю об Основном своде знаний Колумбийского университета. Я понятия не имел, что это за штука, но сказал, что, по моему глубокому убеждению, он плохо сочетается с реалиями нашей динамично меняющейся эпохи, что, похоже, вполне удовлетворило Рэчел.
Так мы трепались довольно продолжительное время, и в конце концов она спросила, не хочу ли я зайти в ее комнату при университете. Жила она не в общежитии, и нам не нужно было пробираться туда тайком, однако, несмотря на это, предложение Рэчел звучало весьма заманчиво. Буквально на днях она приобрела новое приспособление для заваривания чая, представлявшее собой сетчатый металлический шарик, в который закладывалась заварка. Ячейки проволочной сетки были достаточно маленькими, чтобы в них застревали распаренные чайные листья, и вместе с тем достаточно большими, чтобы пропускать кипяток, благодаря чему обеспечивалось более высокое качество настоя… В какой-то момент я перестал прислушиваться к ее объяснениям, с головой утонув в ее глазах, которые, как я уже упоминал, были глубокими и пленительными.
- Интересно было бы взглянуть на твою фотографию в армейской форме, - подумал я, сам не заметив, что произнес это вслух. Рэчел сказала, что такого снимка у нее нет, но тут же спохватилась. Маленькое армейское фото было наклеено у нее в удостоверении личности. Смеясь, она показала мне удостоверение, и это решило дело. Я был готов отправиться к ней на квартиру, чтобы вместе исследовать чудесные свойства нового приспособления для заваривания чая. Но уже в следующую минуту я совершил страшную глупость, которая в конечном итоге и привела к смерти нашего водителя Дэвида Марли, погибшего от моей руки или, вернее, от моей заточки в снежный уэстчестерский сочельник. Та же глупость стоила жизни и всем, кто сидел сейчас за нашим столиком вместе с Марли. А ведь я всего-навсего сказал Рэчел, что должен предупредить своих товарищей о том, что я собираюсь исчезнуть.
Если бы я этого не сделал, все было бы по-другому. Я провел бы ночь с Рэчел, и того, что произошло на следующее утро, никогда бы не случилось. Не было бы поездки в Мексику, и никто бы не погиб. Да, если бы я промолчал, моя повесть была бы совсем другой - куда более веселой и оптимистичной.
- О'кей, - ответила Рэчел, не зная, что этим коротким словом она определила мою дальнейшую судьбу.
Я подошел к Лучику.
- Вот какое дело, дружище, - сказал я. - Я тут познакомился с одной девушкой… Короче говоря, мне нужно исчезнуть, если ты понимаешь, что я имею в виду….
- Нет, - ответил Лучик. - Темный хочет пригласить тебя в один бруклинский ресторан и как следует угостить. Мы отправимся туда, как только он вернется из сортира. Твои сегодняшние действия произвели на него… на всех нас очень сильное впечатление. Короче говоря, Темный хочет тебя отблагодарить. Лопату нужно было проучить, и ты отлично справился с этим делом… Сам понимаешь - искалечить или убить врага легко, а вот заиметь друга гораздо сложнее. А ты сегодня продемонстрировал настоящую верность и мужество.
- Послушай, Лучик, если ты не против… Эта деваха, с которой я познакомился - она просто отпад, сечешь? Вот те крест святой, старик, я не вру! У нас уже все на мази, так что я бы предпочел…
- И слушать ничего не хочу, Майкл. Мы едем в Бруклин. Так сказал Темный, ясно? Он хочет тебя угостить, и он это сделает, - твердо сказал Лучик.
- Господи Иисусе, сейчас, наверное, уже четыре утра, и все рестораны давно…
- Хватит, Майкл. Все решено, повторять я не буду. Возьми у девочки телефон, позвонишь ей завтра.
Я понял, что спорить бесполезно, и, сгорая от стыда, вернулся к оставленной девушке.
- Слушай, скажи, пожалуйста, еще раз, как тебя зовут? - сказал я. - Разумеется, твое имя навсегда высечено на скрижалях моего сердца, но сейчас моя память почему-то не сообщается с сердечно- сосудистой системой.
- Рэчел, - сказала она.
- Вот что, Рэчел, мой босс… то есть мой куратор, университетский куратор, - вон он сидит, видишь? - решил пригласить нас сегодня на ужин, так что мне придется поехать с ним. Умоляю тебя, Рэчел, дай мне твой номер телефона, чтобы я мог позвонить тебе завтра, о'кей?
На лице Рэчел отразилось легкое разочарование; но телефон мне она все-таки дала, обиженно прикусив нижнюю губу. Это было уже чересчур, и я не выдержал. Наклонившись, я поцеловал ее, и она ответила. Наш поцелуй был влажным и сладостным и длился добрых полминуты.
- Ты правда никак не можешь зайти сегодня? - спросила она наконец.
- Мне очень жаль, но нет.
- Послезавтра я на десять дней уеду в Майами, так что не затягивай со звонком, - предупредила Рэчел.
- Ты шутишь?! - оскорбился я. - Конечно, я позвоню.
- Нет, правда…
- Обязательно. Мне ужасно досадно, что я так и не попробовал твоего чая, так что я позвоню. Клянусь!
С этими словами я чмокнул ее в щеку и спрятал бумажку с телефонным номером в карман куртки.
- Как ты доберешься до дома? - спросил я. - Все-таки уже поздно.
- Ничего страшного. Я живу буквально через улицу.
Она ушла, а я почувствовал, что мое сердце разбито, не говоря уже о том, что я остался без чая, заваренного по новому способу. Нет нужды говорить, что Рэчел я так и не позвонил. Утром следующего дня в мою жизнь вошла другая девушка, а еще через день Рэчел улетела в свое Майами (на всякий случай я все же позвонил ей, но ответа не было). Когда она вернулась, меня уже не было в Штатах. Когда же я наконец снова оказался в Нью-Йорке, мне не хотелось, чтобы она видела, во что я превратился.
Бруклинский ресторан на поверку оказался грязной итальянской забегаловкой, из окон которой открывался великолепный вид на обнажившееся с отливом побережье и заброшенный грузовой причал. Я не очень хорошо знаю Бруклин, но мне показалось, что наш ресторанчик располагался где-то невдалеке от Вильямсбурга и линии надземки. Еда была отвратительной, но мне посчастливилось избежать неприятностей - в отличие от Большого Боба, который заказал омара в каком-то подозрительном белом соусе и, очевидно в качестве расплаты за грех чревоугодия, блевал весь следующий день. Но это было в розовом будущем, а в настоящем он сидел рядом со мной и рассказывал историю своей жизни, причем врал так безбожно, как не осмелился бы врать даже Скотчи. Я же пребывал в расстроенных чувствах: главным образом из-за Рэчел, хотя для уныния у меня были и другие причины. Прошедший вечер не только оказался не слишком удачным, но и нанес мощный удар по моему представлению о себе как об обаятельном Ловком Плуте [Ловкий Плут - мальчишка-карманник, персонаж романа Ч. Диккенса «Оливер Твист»]. Сначала мне пришлось стрелять в беспомощного Лопату, потом меня вытащили из постели, едва я только успел заснуть, и потащили в город, где я подрался со Скотчи, а под конец меня лишили лейтенанта Наркис - женщины, которая, несомненно, обладала целым букетом как явных, так и скрытых достоинств.
В ресторане мы были единственными посетителями. Кроме нас присутствовали только один официант, повар и метрдотель по фамилии Куинн. Ни один из троих не напоминал итальянца ни лицом, ни акцентом. Улучив минутку, я закрыл глаза и снова закемарил. Большой Боб многословно и путано рассказывал Лучику о преимуществах систем центрального кондиционирования. Марли молча курил. Темный просто стоял у окна. И вдруг, к моему несказанному ужасу, он велел мне подойти.
Темный курил сигару. Мне показалось - он здорово захмелел. По крайней мере я надеялся, что он пьянее, чем я.
- Майкл, мальчик мой, иди сюда, - сказал он.
Я подошел.
