проливается ведрами, а стреляные гильзы сыплются, как джек-пот из игрового автомата. Этот мир у нас называется киноискусством, и с реальностью он не имеет ничего общего.
Здесь же присутствовала дежурная в будке и постовой с твердой дубинкой, ложащейся на спину тяжело и плотно. Однако последнее время эти вселенные частенько проникали друг в друга, а встреча с Куцаповым и неудачная посадка в такси окончательно сплели их в единый континуум. Пьяные головорезы и скучные убийцы просочились сквозь кинескопы и продемонстрировали намерение меня прикончить.
Я прыгнул. Проводил глазами бронзовую стойку с молочным плафоном и сиганул, очутившись в гуще пассажиров, ехавших навстречу. То же самое сделала и Ксения. Она пружинно приземлилась на ноги почтенному господину и, мяукнув «пардон», помчалась вниз.
Мы бежали по ходу эскалатора. Суть маневра была мне непонятна, я просто следовал за Ксенией и надеялся, что поступаю правильно.
Слева, на лестнице, ползущей вверх, тоже происходило замешательство. Приличного вида мужчина, не чета давешнему хлюпику со спецчемоданом, отчаянно пытался нас догнать, но против него работали два эскалатора и возмущенная толпа. Прорываясь сквозь поток пассажиров, он всего-навсего буксовал на месте, в то время, как мы с Ксенией были уже внизу.
Добравшись до платформы, она оглянулась и, убедившись, что я рядом, понеслась дальше. Поспевать за ней на прямой дистанции оказалось еще труднее, и я конечно же решил, что брошу курить, впрочем, эта глупая мысль тут же улетучилась, поскольку я был занят совсем другим. Я маниакально выискивал взглядом мужиков среднего роста в неприметных костюмах. Гордость говорила мне, что пора перестать быть балластом на хрупких плечах Ксении, нужно ей хоть чем-то помочь.
Внезапно девушка остановилась. Засмотревшись на какого-то типа, я чуть в нее не врезался, успев затормозить лишь благодаря резиновой подошве кроссовок.
Из противоположного конца вестибюля к нам шел брат клерка, его близнец если не по плоти, то по духу: тот же неопределенный возраст, то же незапоминающееся лицо и затрапезный чемоданчик в руке. Мужчина изо вех сил старался изобразить равнодушие, но увидев, как бережно он держит портфель, я с ужасом понял, что мы находимся под прицелом.
– Гадкие ребята пошли ва-банк, – сказала Ксения упавшим голосом. – Это профессионалы, Миша. Сейчас нас убьют. Я так и не показала тебе свою любимую родинку.
Губы клерка номер два чуть дрогнули – это означало, что он позволил себе засмеяться. Ксения повела рукой, и из рукава куртки ей в ладонь выпала машинка. В ту же секунду воздух между нами и убийцей сгустился, формируясь в колышущуюся полупрозрачную поверхность. По ней, искажая силуэты людей и прямоугольную геометрию станции, мелкой рябью разбежались волны.
Ксения толкнула меня в спину, и я рыбкой влетел в мутную плоскость. Наше появление из ничего заметили только двое – их отличали выпученные глаза и отвисшие челюсти.
– У психиатров прибавилось работы, – проговорила Ксения. – Можешь перевести часы.
– Я догадался. Но в какую сторону и на сколько?
– Минус тридцать минут. Сейчас нас обстреливают из такси.
– Полчаса? У тебя другая машинка!
– Ты так и нарываешься на неприятности. Хочешь схлопотать коррекцию памяти?
Мы сели в подошедший поезд, оставив двух очевидцев наедине с их прострацией.
– А что ты говорила насчет родинки?
– Он наверняка читал по губам.
– Значит, для артикуляции… – Разочаровался я.
До конца поездки Ксения не сказала ни слова. Напуганный коррекцией памяти, я тоже старался помалкивать. Она не сразу сообразила, где находится нужный выход, и тогда я взял ее узкую ладонь в свою. После всего того, что Ксения для меня сделала, продолжать выкобениваться было бы с моей стороны свинством. Охотники больше не показывались, из чего следовало, что машинки у них нет.
– Чего они от тебя хотят? – Спросила Ксения. – Очень серьезные ребята, даже не представляешь, насколько.
Вместо ответа я закурил. Меня и самого тревожил этот вопрос.
– Что ты называл парком? Вон тот плешивый садик? И сюда мы тащились через весь город! Здесь же полно народа.
Я почувствовал себя полным идиотом и, чтобы как-то занять руки, закурил вторую.
– Придется ждать дотемна, путешествий на сегодня достаточно.
– В две тысячи шестом будем тоже ночью?
– Разумеется. Хватит тех двоих, что видели нас в метро.
С Мефодием мы договаривались, что я вернусь с шести до двенадцати вечера. Что ж, я даже не опоздаю.
У меня кольнуло сердце – ведь я вывожу Ксению прямехонько на ее «пассажира». Ничего не пропадает и не возникает из пустоты, все уже есть: младший бросил меня в мексиканском ресторане, а я, такой умный и благородный, сдаю с потрохами старшего. Вряд ли Мефодия похвалят за его самодеятельность.
С другой стороны, у нас с ним была одна машинка на двоих, и она пропала. Какой бы приговор ему не вынесли, это будет лучше, чем навсегда остаться в прошлом.
До наступления сумерек мы просидели на скамейке, но никакой информации я из Ксении не выудил. Возможно, Кнуту и удалось бы ее разговорить, но я, несколько раз услышав «не твое дело», заткнулся. К вечеру у меня кончились сигареты, и я купил новую пачку.
– Оставишь здесь, – приказала Ксения.
– Да ничего не будет.
– Уже есть.
Она была права. К вопросам, на которые я так и не нашел ответа, прибавилась история с билетами на метро. О стрельбе из такси думать не хотелось. Я старался себя убедить, что это всего лишь недоразумение, такое же, как и с угоном «ЗИЛа», хотя было ясно, что люди со спецвооружением не ошибаются. По крайней мере, три раза подряд.
Ксения вынула машинку и потыкала пальцем в круглые кнопки-пуговички.
– Что, так интересно? – Усмехнулась она, перехватив мой взгляд. – Ну, посмотри.
На табло горело: 2006.09.20.23.30.
– Во сколько ты со своим приятелем договорился встретиться?
– До двенадцати, успеем. Только он мне не приятель.
Мы шагнули в зыбкую, слабо светящуюся плоскость, и рябина, одиноко торчавшая слева, из чахоточной веточки превратилась в молодое самоуверенное деревце. За жидкими кронами виднелись желтые пятна горящих окон, и, пройдя совсем немного, мы оказались перед стеной многоэтажек.
– Куда сейчас?
От автобусной остановки расходилось несколько тропинок, в том числе и та, что вела через пустырь прямо к моему дому.
– Мимо стройки будет быстрее.
– Стройка – это хорошо. Сразу видно, все ли по-прежнему.
– Ты на самом деле беспокоишься? Значит, повлиять на будущее все-таки можно?
– А разве не за этим ты возвращался в две тысячи первый год?
Мысль была настолько простой, что я удивился, как это она до сих пор не пришла мне в голову. Конечно, будущее меняется! Я же сам отнес в «Реку» рукописи, теперь я маститый писатель. В меня стрелял долбанутый Куцапов, и на моем животе белый рубец, точь-в-точь, как у Мефодия. Ко всему прочему я помирился с Аленой – помирился до того, как развестись, и теперь… Теперь я женат?!
– Ксения, возможно, мы идем не туда. Я должен жить в другом месте.
– Надеешься, что прославился и переехал в особняк с павлинами?
Из-за дома выглянула югославская стройка, и я машинально подсчитал количество готовых перекрытий.
Двух этажей не хватало.
Я повторил попытку. Так и есть. Днем, когда я ходил за яблоками, – сегодня днем! – их было двенадцать, к вечеру же осталось лишь десять. Даже если кому-то приспичило демонтировать здание,
