Это было большой ошибкой. Через площадь, мимо памятника с почетным караулом скаутов, ко мне направлялся постовой. Не переставая крутить на пальце свисток, он вальяжно поправил портупею – и кобуру. Выбросить из кармана ствол я не решался, поскольку в огромном лобовом стекле наверняка был виден чуть ли не до пят.
Спина похолодела, а руки непроизвольно напряглись. За угон не посадят, уж в этом-то Федорыч понимает. Но пистолет…
– Старший сержант Алехин, добрый день.
Машинку Ксения унесла с собой.
– Здрасьте.
– Отличный автомобиль.
Что, если стволом уже пользовались?
– Н-да, спасибо.
– Здесь остановка запрещена. Лично мне все равно, но гибель эту площадь очень любит.
– Какая гибель?
А вдруг ствол «мокрый»?
– Инспекция.
– Вы имеете в виду ГАИ?
Нет, Куцапов, конечно, псих, но не настолько. «Мокрый» пистолет он бы в машине не оставил.
– Не ГАИ, а гибэдэдэ. Вы что, только проснулись?
Кто-то меня об этом уже спрашивал. Попробовать убежать, а пистолет по дороге выбросить.
– Я сейчас уеду.
– Простите за нескромный вопрос, почем такая роскошь?
– Знаете, не в курсе. Подарок… друга.
Взгляд милиционера ощупал меня с головы до ног, особо выделив оттопыренный карман куртки. Старший сержант постоял еще немного, крутя туда-сюда свисток, пока тот не попал ему по ногтю.
– Всего хорошего, – козырнул он.
Почти сразу же подошла Ксения, мне даже подумалось, что она вернулась намного раньше и все это время наблюдала издали. Она была не грустной, но какой-то потерянной, точно забыла что-то важное и никак не могла вспомнить.
– Мужайся, Ксюша, – неловко выдавил я.
– Ой, только не надо этого! – Неожиданно взорвалась она. – И не смей называть меня Ксюшей. Я тебе не подружка, и ты мне – никто.
Сознавая, что потепление закончилось, я молча завел мотор.
– Машину бросим здесь, – сказала она, успокаиваясь. – Ее наверняка ищут.
– У меня мыслишка появилась. Тот коридор, через который мы проходим…
– Дыра, – подсказала Ксения.
– Дыра? Хорошо. Я никогда не видел, где она кончается. Какие у нее размеры?
– Ты хочешь знать, пролезет ли в нее автомобиль? Ты это серьезно?
– Ну так можно или нельзя?
– Этого никто еще не делал, но дырокол такую возможность предусматривает.
– Дыра – дырокол. Изящно. Так ты не возражаешь?
– Твои выдумки начинают пугать.
Мы покинули площадь, где, по словам милиционера, с минуты на минуту могла появиться некая гибэдэдэ с неподходящей для дороги кличкой. Мы собирались перебраться в среду, но для этого нужно было найти какое-нибудь тихое место.
– Видела себя? Я хочу сказать, тебе удалось с собой встретиться?
– Да, – ответила Ксения, подумав. – Странно, теперь я вспомнила эту встречу. Иногда в памяти всплывают события такой давности… Удивительно, как они могли там сохраниться.
– Проделки подсознания. Что ты можешь помнить, если с тобой этого не было?
– Почему же не было? – Запротестовала Ксения. – Я только что с ней разговаривала!
– Вот видишь, ты говоришь о ней в третьем лице. Она – это не совсем ты. Другая личность. Я со своей младшей версией общался аж несколько дней, и ничего, никаких лишних воспоминаний. Потому что в моей жизни таких встреч не было.
Она с сомнением покосилась на меня и заулыбалась. Кажется, до нее дошло: я спорил не для того, чтобы в чем-то ее убедить, а лишь за тем, чтоб отвлечь.
– Мне кажется, вон тот переулок подойдет, – сказала Ксения.
Она уже не сердилась, а я радовался тому, что все же сумел кое-что узнать: Ксения родилась до две тысячи первого года, и нас разделяли, по крайней мере, не века.
Переулок и впрямь оказался симпатичным: он оканчивался каким-то складом, обнесенным ржавым металлическим забором. Такие заборы строятся на месяц и стоят потом несколько лет. Дома вокруг выглядели пустыми и безжизненными – просидев в машине с полчаса, мы не увидели ни одного человека.
– Дождемся темноты.
– Опасно, – возразил я. – Тачку действительно ищут, причем не только милиция. Если Куцапов доберется до нас первым, мое тело может украситься новыми шрамами. Продырявливать будем сейчас. Я правильно выразился?
– С каких это пор ты начал решать за меня? Дырокол мой, и эта операция – тоже.
– Я в начальники не лезу. Просто твоя боязнь быть замеченной переходит в манию. Мы ведь и так наследили, где только могли, о соблюдении секретности речи уже не идет. Важно добиться результата.
– Любой ценой… – проговорила она задумчиво.
– Что?
– Ты забыл добавить: любой ценой. Заводи, – сказала Ксения и вышла из машины.
Я не заметил, как она включила дырокол, лишь увидел впереди знакомое колебание воздуха.
– Давай, – махнула она.
Дверь в другое время – дыра, как называла ее Ксения, была по площади значительно больше тех, через которые мне доводилось проходить. Я медленно подъехал к мерцающей плоскости и вопросительно глянул на девушку.
– Вписываешься, – ответила она, неверно истолковав мои сомнения.
Я нажал на газ, подавив в себе желание выпрыгнуть. Куда вела открытая Ксенией дыра? С чего я взял, что обязательно в среду? Почему не в пятницу какого-нибудь тысяча девятьсот восемьдесят пятого? Даже если ее дырокол, как и машинка Мефодия, пробивает время только на двадцать лет, этого достаточно, чтобы отправить меня к черту на куличики.
Вползая в полупрозрачную поверхность, «ЗИЛ» постепенно в ней исчезал. Сквозь струящуюся дымку проглядывал и грязно-желтый угол дома, и кривые прутья ограды, и даже кое-какой мусор на дороге, не было только красного капота, с отсутствием которого рассудок никак не мог смириться. Автомобиль обрывался там, где начиналась дыра, и она продолжала не спеша пожирать его кузов. Наконец настал тот момент, когда нужно было выбирать. В салоне под приборной доской уже образовалась брешь, и педали торчали прямо из пустоты. Я инстинктивно отдернул ногу, и машина остановилась. «ЗИЛ» реагировал! Он был не просто разрублен надвое – эти части еще и разбежались по разным временам, однако машина по- прежнему являлась одним целым. Педаль находилась здесь, а двигатель – на расстоянии трех суток, и они каким-то образом взаимодействовали!
Я обернулся – Ксения шла позади. Это ничего не значило, но мне стало легче. Я проехал еще немного, пока не уперся в забор. Те же прутья, тот же облупленный дом слева, будто мы никуда и не переносились.
Мы?.. Я выскочил наружу. Дыра – мутное пятно трехметрового диаметра – продолжала стоять поперек улицы, уходя основанием в серый асфальт. Ксении не было. Все-таки я оказался прав. Жалко, что меня одурачили так незатейливо, она могла бы придумать что-нибудь поинтересней.
Первый вопрос: куда она меня закинула? Я вернулся в машину и включил радио. Все станции передавали одну лишь музыку, но их было много – работавших станций, и уже одно только это
