ничего.
– Мы пойдем вдвоем, – сказал я. – С Коляном.
– Как это? – Не поверила Ксения.
– Ксюша, ты останешься. Если ты будешь там, то роль зрителя тебя не устроит, я знаю. А вставать на его пути… это почти самоубийство, – закончил я шепотом.
Ксения смерила меня гневным взглядом, но я не уступил. Она могла демонстрировать свое негодование всеми доступными способами, это все же лучше, чем разделить участь Мамы.
– У Тихона есть что-нибудь, кроме синхронизатора и компромата? – Спросил я.
– Есть, – опечалился Лиманский. – Масса планов.
Фирсов, надрывно закашлявшись, кинул в рот очередную таблетку.
– И еще – абсолютные полномочия.
Часть 4
АБСОЛЮТНЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ
Иван Иванович достал конверт и старательно его разгладил.
– Не знаю, получится ли. Координаты запомнил?
Я назвал адрес вплоть до этажа.
– За помощью придешь только в самом крайнем случае. На двери два звонка: верхний и нижний. Нижний не работает – провода перерезаны. В него и позвонишь. Когда я открою, представишься братом Аллы Генриховны. Я скажу, что между нами все кончено. Ты ответишь, что возникли некоторые затруднения, и в моих интересах тебя выслушать.
– Экий вы, однако, сердцеед, Иван Иванович!
– Заткнись, – ласково произнес он. – Брат Аллы Генриховны, ты понял? Что-нибудь перепутаешь – пеняй на себя. Если забудешь имя-отчество, даже не суйся, считай, что меня там нет. Дальше. Зайдешь и отдашь конверт. Не на лестнице, а в квартире. Я спрошу, что там, ты скажешь: пьеса Чехова. Не вздумай импровизировать – плохо кончится. Пока я буду читать, стой смирно, руки держи на виду. Если я не убью тебя после первого абзаца, значит, можешь рассчитывать на мою помощь. Но, повторяю, лучше, если вы справитесь сами.
– Иван Иванович, мне бы ствол…
– Обойдешься.
– Я же не требую танк! Пистолетик какой-нибудь скромный.
– У тебя синхронизатор. Сильнее него оружия нет. И послание одного Фирсова другому. При умелом обращении оно заменит ядерный чемоданчик президента, так что пистолет тебе не понадобится. Стрельба в городе – это провал.
– А Коляну вы письмо не доверяете?
– Он человек надежный, но уж больно самостоятельный. Начнет пороть отсебятину, все испортит. То, что находится внутри, – Фирсов многозначительно потыкал в замусоленную бумагу, – очень и очень серьезно.
– Новый компромат? – Догадался я. – На вас?
– А как, ты думал, можно заставить подчиняться полковника ФСБ? После того, как все сделаете, не задерживайтесь. Я тут в конце приписал, что ты от друзей, но он ведь может и не поверить.
– Я бы точно не поверил.
– Я тоже, – сказал без улыбки Фирсов.
В две тысячи первый мы отправились старым маршрутом: автобусом до парома, и два скачка в сгоревшей бытовке.
Простояв на дороге минут сорок, мы остановили груженый торфом самосвал, который подбросил нас до «Водного стадиона». Плату за проезд водитель брать не хотел, но я насильно всучил ему десятку, чтобы проверить реакцию.
– Спасибо, – виновато сказал он.
Кажется, деньги, оставшиеся у Ксении, были по-прежнему в ходу. Не динары, не синие ооновские банкноты – обыкновенные русские рубли. В две тысячи первом не все еще было потеряно.
Находясь в обществе Куцапова, я волновался в основном за то, чтобы он сгоряча не ухлопал кого- нибудь из местных. Ксению я взять с собой не мог – я помнил взгляд Тихона. Не исступленный, нет. Спокойный до змеиного оцепенения. Петрович ошибался, Тихон не мечтатель. Он практик. Разложил Вселенную на атомы, произвел инвентаризацию, внес свои изменения и вновь слепил в единое целое. Нет, не мечтатель. Механик.
Ксения подождет меня в подвале. Если я когда-нибудь и позволю ей встретиться с Тихоном, то не раньше, чем он будет закован в пудовые кандалы.
Вместо Куцапова я мог бы выбрать Левшу, но он был еще более непредсказуем, к тому же до беспамятства влюблен в свой автомат, а такую дуру под рубашкой не спрячешь. Веселый, в принципе, внушал доверие, но я опасался, что в две тысячи первом матерящийся чернокожий вызовет толки. Кого я еще знал – Коня и Майора? Эти – узкие специалисты, а здесь нужен мастер на все руки.
– Колян, почему вы называете психолога Майором?
– Так майор и есть. Он в войсках служил, по медицинской части. Когда вооруженные силы разогнали, ему предложили перейти в армию Ирака. А он им сказал, что в зоопсихологии не разбирается.
– Сильно. Арабы не обиделись?
– Нет, только голову отрубить хотели. Его Веселый вытащил. Он вообще многих спас.
Граждане мирно текли по своим делам, не замечая двух спешащих субъектов, и вряд ли кто-то догадывался, что у одного имеется ствол, а у другого – невзрачный приборчик, похожий на пульт от телевизора. Но еще больше они удивились бы, узнав, что не пистолетом, а именно дыроколом можно перевернуть весь мир – и даже точка опоры не понадобится.
– Нам нужны колеса, – сказал я.
– Дело не хитрое, только до центра добраться.
– Желательно без криминала.
– Никаких угонов, – заверил Колян.
Я подошел к автобусной остановке и смешался с пассажирами. Так ловить такси было безопасней: если мне снова не повезет с машиной, стрелять по толпе они не посмеют.
У тротуара затормозил «Москвич» ярко-желтого цвета. Я раздосадованно махнул рукой – мол, проезжай дальше, частники нам не нужны. Водитель открыл правую дверь и, пригнувшись, посмотрел на меня.
– «Мерседес» ждешь?
На крыше «Москвича» светился оранжевый гребешок с черными кубиками и словом «TAXI».
– Почему по-английски написано?
– А по какому надо? По-китайски, что ли?
В «Москвиче» было тесно и холодно. Спереди просачивался дурманящий запах бензина.
– Включи печку, – велел Колян. – Что-то я мерзну.
– Нельзя, задохнемся.
– Так открой окна.
– Тогда продует, – ответил водитель, закуривая мятую сигарету без фильтра. К счетчику он даже не прикоснулся.
Мы остановились на «Пушкинской», и я расплатился. Таксист озадаченно уставился на деньги.
– Что-то не так, братан? – Многозначительно произнес Куцапов.
– Все нормально. Только бабки ненастоящие.
– Фальшивые?
– Да вроде нет. Менделеев, я смотрю, как живой, – таксист кисло улыбнулся. – Но где вы видели на полтиннике Менделеева?
– А кто же там, Гитлер?
– Бурлаки.
– Какие еще бурлаки?
– Которые на Волге. Картина такая. У вас другие бабки есть?
– Другие тебе еще больше не понравятся, – сказал я.
