смотрителем лагеря. Их нанимала одна и та же скотоводческая фирма для ухода за овцами. Летнее пастбище располагалось к северу от Сигнала, над лесополосой, на территории лесничества, на Горбатой горе. Джек уже во второй раз отправлялся на лето в горы, у Энниса это был первый опыт. Ни од ному из них к тому времени еще не исполнилось двадцати.
Стоя перед столом, заваленным листками, исписанными неразборчивым почерком, с бакелитовой пепельницей, забитой окурками, в душном маленьком трейлере, который служил фирме офисом, они ударили по рукам. Треугольник белого света, попавший внутрь трейлера сквозь неровно висевшие жалюзи, прорезала тень руки бригадира. Джо Агуайер, с вьющимися волосами пепельного цвета, разделенными на прямой пробор, объяснял, чего он от них ждет.
— Лесничество выделило нам места под палаточные лагеря для выпасов. Эти лагеря могут быть разбиты в паре миль от пастбищ, где мы пасем овец. Фирма несет большие потери из-за хищников: некому присматривать за овцами по ночам. Я хочу, чтобы смотритель сидел в основном лагере, в том месте, где разрешит устроить его лесничество, а ПАСТУХ, — он резким взмахом указал на Джека, — поставил свою палатку прямо на пастбище, но так, чтобы его не было видно, и НОЧЕВАЛ там. Ужин и завтрак в лагере, но НОЧЛЕГ С ОВЦАМИ, на все сто процентов. НИКАКИХ КОСТРОВ, не оставлять после себя НИКАКИХ СЛЕДОВ. Палатку складывать каждое утро, на тот случай, если вдруг лесничие приедут с проверкой. Собаки у тебя будут, ружья тоже дадим, так что спать будешь там. Прошлым летом мы потеряли почти двадцать пять процентов поголовья, будь оно неладно. Больше я этого допускать не намерен. ТЕПЕРЬ ТЫ, — сказал он Эннису, одним взглядом подмечая нечесаные волосы, большие в порезах руки, рваные джинсы и рубаху, на которой недоставало пуговиц. — По пятницам ровно в полдень будешь ждать возле моста со списком продуктов на следующую неделю и с мулами. Туда будет приезжать грузовик с продовольствием.
Бригадир даже не спросил, есть ли у Энниса часы, а просто взял из коробки на полке дешевые круглые часы на плетеном шнуре, завел их, выставил время и швырнул пареньку так, будто тот не стоил усилий, чтобы протянуть ему руку.
— ЗАВТРА УТРОМ мы доставим вас на место на грузовике.
Пара оборванцев, отправляющихся в неизвестность.
Они нашли бар и остаток дня просидели за пивом. Джек рассказывал Эннису о жуткой грозе с ураганом, который в прошлом году убил на горе сорок две овцы, о том, как странно они пахли, и как раздулись, и что без виски пастухам тогда было не обойтись. В то лето он подстрелил орла и, рассказывая об этом, повернулся боком, чтобы показать перо, заткнутое за ленту на шляпе. С первого взгляда Джек казался довольно приятным парнем: вьющиеся волосы и добродушный смех. Вот только для мужчины его роста он был немного тяжеловат в бедрах, а улыбка обнажала словно наросшие друг на друга зубы. Речь Джека нельзя было назвать нечленораздельной, но у него заметно хромала дикция. Он бредил родео и всем, что было с ним связано, даже на поясе носил средних размеров пряжку с изображением быка. Но его сапоги были сношены «до колен», на дыры уже нельзя поставить заплатки, а сам Джек горел желанием отправиться куда угодно, хоть на край света, лишь бы оказаться подальше от Лайтенинг-Флэт.
У Энниса были тонкий нос с высокой горбинкой, узкое лицо, шелушащаяся кожа и несколько впалая грудь. Небольшой торс балансировал на длинных, как у циркуля ногах, тело было мускулистым и гибким, словно созданным для езды верхом и драк. Он обладал редкой реакцией и завидным жизненным опытом, основываясь на котором, не признавал никакого чтения, кроме каталога седельных изделий фирмы «Хэмлис».
Овцы и лошади были выгружены из трейлеров возле отправного пункта, и кривоногий баск показал Эннису, как навьючивать мулов: два вьюка и основная поклажа на каждом животном, закрепленные круговым ремнем с двойными ромбовидными узлами и половинным морским.
— И никогда не заказывай суп. Эти коробки с супом очень тяжело упаковывать.
Трех щенков одной из овчарок усадили во вьючную корзину, а самый маленький путешествовал за пазухой у Джека, полюбившего этого малыша. Эннис выбрал себе крупного гнедого жеребца, которого звали Окурок, а Джек — каурую кобылу, которая, как выяснилось впоследствии, оказалась очень пуглива. В связке запасных лошадей был жеребец мышиной масти, который очень нравился Эннису.
Эннис и Джек, а также собаки, лошади, мулы и тысяча овец с ягнятами потекли по тропе, как сель сквозь лес. Они направились через лесополосу на огромные цветущие луга, открытые бесконечным пронизывающим ветрам.
Они разбили огромную палатку на площадке лесничества, обезопасив тем самым ящики с провизией. Первую ночь оба провели в лагере, и Джек уже вовсю костил Джо Агуайера, отдавшего приказ ночевать с овцами и не разжигать костра. Однако утром он оседлал свою кобылу и отбыл, не проронив ни слова. Рассвет был глянцево-оранжевым, отороченным понизу студенистой полоской бледно-зеленой зелени. Темнеющий силуэт горы постепенно бледнел, пока не сравнялся по цвету с дымом от утреннего костра Энниса. Холодный воздух смягчился и стал сладким на вкус, четко очерченные камешки и комья земли отбрасывали причудливые длинные тени, а хвоя высоченных корабельных сосен у подножия горы сливалась в пятна темного малахитового цвета.
Днем Эннис поглядывал на огромную равнину и иногда видел Джека, крохотной точкой движущегося по пастбищу, словно насекомое по скатерти. Джек из своего темного лагеря видел костер Энниса — красную искру на огромном черном теле горы.
Однажды Джек припозднился к обеду. Он выпил две полагающихся ему бутылки пива, охлажденных в мокром рюкзаке в тени палатки, съел две миски тушенки, четыре каменных бисквита, приготовленных Эннисом, банку консервированных персиков, скатал сигарету и стал смотреть, как садится солнце.
— Я трачу на езду взад-вперед по четыре часа ежедневно, — мрачно заявил он. — Приезжаю на завтрак, потом возвращаюсь к овцам, вечером слежу за тем, как они устраиваются на ночлег, еду на ужин, возвращаюсь к овцам и полночи скачу вокруг них, высматривая, нет ли койотов. Я имею полное право ночевать здесь. И пошел этот Агуайер подальше.
— Хочешь поменяться? — спросил Эннис. — Я не против того, чтобы присмотреть за овцами. И согласен переночевать там, в палатке.
— Да не в этом дело. А в том, что мы оба должны ночевать здесь, в лагере. Между прочим, эта чертова палатка воняет кошачьей мочой или еще чем похуже.
— Я могу ночевать там.
— Да говорю же тебе, ты из-за этих проклятых койотов за ночь не меньше дюжины раз вскочишь. Я бы с радостью поменялся, только предупреждаю: готовить я совсем не умею. С консервным ножом вот еще управлюсь.
— Ну, значит, хуже меня уже всяко не будете. Конечно, давай поменяемся, я не против.
Они еще час просидели под желтым светом керосиновой лампы, и около десяти Эннис оседлал Окурка, хорошего ночного коня, и поехал по мерцающему изморозью полю к овцам. С собой парень прихватил остатки бисквитов, банку джема и термос с кофе. Он сказал, что останется на пастбище до ужина, чтобы лишний раз не возвращаться.
— В первую же ночь подстрелил койота, — вечером заявил Эннис Джеку, плеская себе в лицо горячей водой, взбивая мыльную пену и надеясь, что лезвие еще может срезать хоть пару волосков. Джек чистил картошку. — Здоровый, сукин сын. Яйца размером с яблоки. Держу пари, задрал не одного ягненка. А выглядел так, будто запросто сожрал бы верблюда. Тебе нужна горячая вода? Тут ее много.
— Она вся в твоем распоряжении.
— Ну, тогда я постараюсь вымыть все, до чего дотянусь, — сказал он, стягивая сапоги и джинсы. Джек заметил, что ни трусов, ни носков на Эннисе не было. Он хлюпал зеленой махровой мочалкой до тех пор, пока огонь не зашипел, поглощая брызги.
Ребята устроили шикарный ужин у костра: банка фасоли каждому, жареная картошка и кварта виски, которую они пили из одной бутылки по очереди. Сидели, опершись спинами о бревно, ощущая жар от подошв сапог и от медных заклепок джинсов, нагревшихся у костра, и передавали друг другу бутылку до тех пор, пока бледно-лиловое небо не стало бесцветным и на них не опустилась прохлада. Оба пили, курили сигареты, время от времени вставали по нужде. Когда они подбрасывали в костер новые ветки, чтобы еще посидеть и поддержать разговор, искры взмывали вверх, оставляя за собой дугообразный след. Они
