отдушина — на северо—восток. Но что это за отдушина?
Край непроходимых лесов и болот, пробиваться через дикие места — значит увязнуть в трясинах, захлебнуться в болотах, застрять в лесной чащобе. Все равно гибель! Все равно смерть! Так, по крайней мере, думали фашисты. Поэтому они даже не позаботились выставить более или менее надежный заслон на этом направлении. По—иному смотрел на все это Катуков.
— Путь на северо—восток через леса и топи — наше спасение, фашисты как черт ладана боятся леса, тем более такого, как этот, — говорил он товарищам. — В лесном бою они чувствуют себя не очень уверенно, ориентируются неважно… А нам что? Мы у себя дома. Лес нам не страшен. Наши разведчики давно все его уголки прощупали, обходные тропинки нашли. Продеремся». [62]
Немцы в самом деле считали, что танки и тяжелые машины с грузом вряд ли пройдут через болота. Пробиваться же пришлось по узким тропам, казалось, по ним не только танк, телега не пройдет. Бойцы прорубали просеки, мостили гати, по ним медленно, ощупью, шаг за шагом двигалась техника. К утру лес кончился. Чтобы оторваться от противника, Катуков решил дать ему, как говорили бойцы, хорошую взбучку, контратаковать.
Удар по авангардным частям немцев осуществлен был двумя группами. Одну из них возглавил сам Катуков, другую — комбат Гусев. Гитлеровцы, обнаружив, что оконфузились, открыли яростную стрельбу из орудий и минометов, стали напирать с флангов. Потом вдруг от неожиданности пришли в замешательство, попятились, наконец совсем отказались от преследования.
1–я гвардейская танковая бригада вышла из окружения, она ослабла, бойцы устали, семь дней, проведенные в боях, много значили для каждого. Потеряно много техники. Чтобы поддержать боеспособность бригады, штаб армии направил Катукову 5 танков «Т–34» под командованием лейтенанта Коровянского. Обрадованный Дынер выехал в Истру принимать пополнение. Только вот незадача: всю танковую группу перехватил Доватор. С разрешения командарма Рокоссовского он использовал ее для отражения прорвавшихся гитлеровцев на участке Федюково — Деньково.
Михаил Ефимович через связного получил записку:
«Генерал—майору Катукову!
Командующий армией приказал мне в связи с угрожающим положением на участке Федюково— Деньково и возможностью прорыва противника в направлении шоссе подчинить себе пять танков, которые направлялись в ваше распоряжение.
Прочитав записку, комбриг передал ее Кульвинскому.
Начальник штаба улыбнулся:
— Шустрый у нас сосед. Чего доброго, начнет не только танки, мотострелков перехватывать. С чем же мы тогда останемся?
Доватору, однако, туго пришлось в эти дни. Немцы, получив отпор у Федюкова, начали развивать наступление на Язвище. Штаб корпуса оказался в полуокружении. Не поддержать конников Катуков не мог, направил дополнительно им тяжелый танк «KB» под командованием Петра Молчанова. И весьма вовремя.
Когда немецкие танки подошли к селу, Молчанов из засады с короткой дистанции подбил 4 вражеские машины, за что Доватором был представлен к ордену Красного Знамени.
21 ноября Катуков получил приказ отвести бригаду на новый рубеж обороны, в район населенных пунктов Назарово, Медведки, Фелюкино. Этот день стал для танкистов знаменательным: бригаде было вручено гвардейское знамя. Приехал член Военного совета 16–й армии А.А. Лобачев.
В церемонии вручения гвардейского знамени Катуков участвовать не мог: выводя бригаду из окружения, простудился, слег окончательно. Лобачев навестил комбрига, разместившегося в небольшом домике у приветливых хозяев, которые, узнав о болезни командира, хлопотали у жарко натопленной печки.
— Вот уж не вовремя прицепилась ко мне хвороба, — оправдывался Михаил Ефимович. — Такое событие в бригаде бывает один раз.
— Ничего, комбриг, у тебя толковые помощники, все организуют. Полежишь до вечера, отогреешься. Глядишь, дело на поправку пойдет. Да и негоже раскисать в присутствии такого медика. — Лобачев посмотрел на молодую женщину в белом халате, стоявшую у окна. — Ну, бывай здоров, генерал!
— Спасибо, Алексей Андреевич!
Целый день от кровати Катукова не отходили врачи Дмитрий Михайлович Черновалов и Наталья Георгиевна Пухтаевич, делавшие все, что можно было сделать во фронтовых условиях, чтобы поставить комбрига на ноги. Особую заботу проявляла медсестра санитарного взвода Екатерина Сергеевна Красавцева.
О Екатерине Сергеевне следует сказать особо. Впоследствии она станет женой Михаила Ефимовича, пройдет с ним фронтовыми дорогами от Москвы до Берлина, будет находиться рядом до последних дней его жизни.
В мае 1941 года жена Катукова Ксения Емельяновна умерла от рака. А тут война. Обзаводиться новой семьей было некогда. И вот в бригаду приехала группа корреспондентов Всесоюзного радио, в составе которой находилась и Е.С. Красавцева.
Екатерина Сергеевна вспоминала:
«Я работала во Всесоюзном радиокомитете при СНК СССР, в редакции «Последних известий». Стенографистка. Военная специальность — фельдшер. Обязана была призываться через военкомат, но редакцию перевели на военное положение и подчинили политуправлению Западного фронта. Я была зачислена в штат этой редакции как военнообязанная.
Редакции было поручено сделать репортаж о части М.Е. Катукова, о ее людях и командире. Бригада Катукова находилась в октябре 1941 года в районе станции Чисмена в резерве фронта. Ответственным корреспондентом за этот репортаж был назначен Юрий Арди, и я поехала с ним в командировку для сбора и оформления материала.
Так я встретила Михаила Ефимовича. Было решено, что я останусь с ним. Я ему нужна, он был нужен мне. У нас было красивое чувство, хотя рядом шла жестокая война».[64]
У войны не женское лицо, но женщины вносили посильный вклад в дело разгрома гитлеровских войск. Екатерина Красавцева выполняла любую работу, первое время при штабе была машинисткой. Был издан даже такой приказ: «Гражданку Красавцеву Е.С. зачислить на штатную должность вольнонаемной машинисткой оперативного отдела с 20.09.42. г. Никитин.
И все же предпочтение было отдано медицине. Екатерина Сергеевна перешла в медико—санитарный взвод и попала в заботливые руки Н.Г. Пухтаевич, у которой за время войны многому научилась.
…Обстановка под Москвой накалялась с каждым днем. Столице угрожала смертельная опасность. Немцы прорвали фронт в полосе 30–й армии, одновременно нанесли удар в районе Теряевой Слободы и начали обходить с севера Истринское водохранилище. 23 ноября после тяжелых боев наши войска оставили Клин и Солнечногорск. 16–я армия заняла восточный берег реки Истры и Истринского водохранилища.
26 ноября части 1–й гвардейской танковой бригады отошли во второй эшелон армии и стали готовиться к обороне в районе Лисавина, Небогаткова, Адуева, Алексина. Предстояло срочно отремонтировать поврежденную технику. Дынер просил на это 2–3 дня, докладывал, что на СПАМе скопилось до 35 танков и много транспортных машин. Ремонтники работали круглосуточно, отдыхали по три—четыре часа. И все равно не управлялись.
— Дорогой Павел Григорьевич, — Катуков умоляюще посмотрел на своего заместителя по технической части, — танки мне нужны позарез сегодня, сейчас. А времени нет. Сутки растянуть на тридцать—сорок часов не могу: не резина. Если Военный совет армии ничем не поможет, туго придется.
На запрос комбрига подбросить хотя бы с десяток танков пришел ответ:
«Обстановка сейчас такая, что не приходится думать о передышках, формированиях и т. д.
Сейчас ценность представляет каждый отдельный боец, если он вооружен.
Деритесь до последнего танка и красноармейца. Этого сейчас требует обстановка.
