тому же с западными союзниками легче договориться, если речь пойдет о перемирии, чем с Советским Союзом, а основную тяжесть борьбы перенести на восток и остановить продвижение русских.
Этой точки зрения придерживался и Гудериан. Восточный фронт был для него всегда главной головной болью. Тут не существовало никаких правил войны, кроме одного: «Бить так бить!» Еще древние говорили, что «война зло; ее ведут с помощью больших несправедливостей и насилия, но для честных людей и на войне существуют некоторые законы. Нельзя гнаться за победой, если выгоды, какие дает она, будут приобретены путем низости и преступления. Великий полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны других».
Гудериан гнал на восток дивизию за дивизией, надеясь укрепить потрепанные в боях группы армий. Он стремился до начала зимнего наступления Красной Армии создать несколько полос обороны, чтобы на них можно было опереться в предстоящих боях. Но тут, как всегда, вмешался Гитлер, считавший себя не только великим полководцем, но и инженером по строительству фортификационных сооружений. Он приказал строить главную линию сопротивления в 2–4 километрах от переднего края обороны, вместо 20, как этого требовала фронтовая практика.
Гудериану было известно, что на Висле советское командование сосредоточило огромные силы, которым противостоять было нечем. Русские обладали 15–кратным превосходством на суше и 20–кратным — в воздухе. И все же надеялся на опыт и мужество германского солдата, который до последнего патрона будет защищать свою территорию. Слишком много поставлено на карту!
Удивительно и другое. Видя неминуемый крах гитлеровской авантюры, Гудериан еще стремился переломить ход истории в пользу Германии, складывать оружие не собирался, а требование союзников о безоговорочной капитуляции считал «жестокостью», «преступлением против человечности». Для солдат же это «позор, которого они не хотели, да и не могли взять на себя, пока еще не исчезла последняя перспектива на другую возможность достижения мира».
Мира, считал он, можно достигнуть только в том случае, если удастся остановить советские войска. Поэтому и направился в ставку, чтобы «выиграть бой с Гитлером», получить его разрешение на массированную переброску войск на Восточный фронт. Фюрер выделил только четыре дивизии, которые были брошены в Венгрию, где войска 6–й армии Балька вели с начала января 1945 года ожесточенные бои.
Гитлер и Гудериан возлагали на Балька большие надежды, но успехов он так и не добился: не хватало свежих резервов. Гудериан едет в Будапешт, чтобы самолично убедиться в причинах неудач начатого наступления. Приходит к выводу: «Первоначальный успех вечернего сражения 1 января не был использован ночью для совершения решительного прорыва. У нас не было больше офицеров и солдат 1940 года, иначе мы, возможно, достигли бы успеха, позволяющего сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на дунайском фронте».
Однако не только на Дунае, но и на Висле дела не пошли, несмотря на все усилия. Командующие группами войск Гарпе и Рейнгардт стремились сократить линию фронта, тем самым высвободить несколько дивизий в качестве резерва. Позволит ли сделать это Гитлер?
Когда Гудериан направился в ставку с соответствующими выкладками и схемами, подготовленными генералом Геленом, Гитлер пришел в ярость. Сокращение линии фронта в его понимании звучало как оставление позиций и переход на запасные, своего рода бегство. Составителя «идиотских» схем потребовал отправить в сумасшедший дом.
Красная Армия с тяжелыми боями продвигалась в Верхнесилезский промышленный район и ее удержать было уже невозможно. При очередной неудаче своих войск Гитлер обращался к излюбленному средству — замене командующих, как панацее от новых бед. Генерал—полковника Гарпе заменил на Шёрнера, которому вскоре присвоил звание фельдмаршала, командующего 9–й армией генерала Лютвица — на генерала Буссе. От таких перестановок на фронте ничего не менялось. Как отмечал Гудериан, по всему Восточному фронту немцы вели тяжелые «отступательные бои».
В начале марта 1945 года советские войска вышли к Балтийскому морю. Вскоре вся Померания для немцев была потеряна. Бои уже шли за Данциг (Гданьск) и Гдыню. На Западном фронте американцы, форсировав Рейн, вели бои за Дармштадт и Франкфурт—на—Майне.
Войну Германия проиграла окончательно, хотя еще фашистские главари хватались за любую возможность, чтобы продлить свое существование. Гитлер менял командующих, как незадачливый игрок фигуры на шахматной доске в надежде выиграть партию. Чехарда с командующими выбивала из колеи и начальника генерального штаба. Его титанические усилия спасти фронт уже ничего не могли изменить.
Гудериан потерял интерес к тому, что происходило в окружении Гитлера, в ставке, в штабе верховного командования сухопутных войск, в его собственном штабе. Гитлер это заметил и 28 марта 1945 года отправил его в отпуск, точнее — в отставку. На этот раз навсегда.
Передав дела генералу Кребсу, он покинул Цоссен, пригород Берлина, и отправился в санаторий под Мюнхеном, чтобы подлечить свое больное сердце. Окончания войны дожидался в Тироле, в штабе генерал—инспектора бронетанковых войск. 10 мая 1945 года генерал—полковник Гудериан сдался с этим штабом в плен американцам.
«За событиями, которые происходили после 28 марта, я следил по радио. О них я не намерен говорить».
Так закончил свое повествование один из неистовых генералов бесноватого фюрера, танкист по профессии, фашист по политическим убеждениям.
Гудериан избежал скамьи подсудимых на Нюрнбергском процессе. Но история все равно вынесла ему справедливый приговор.
НА БЕРЛИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
Март 1945 года. Последняя военная весна. Весна тревог и больших надежд.
Катуков снова привел свою армию на Одер. Совершив 400–километровый марш (автотранспорт шел своим ходом, танки и самоходно—артиллерийские установки — железной дорогой), она сосредоточилась в лесах южнее Ландсберга, где в январе—феврале шли кровопролитные бои.
Началась подготовка к решающей наступательной операции — берлинской. В войсках армии — небывалый политический и боевой подъем. Война тяжелая, изнурительная близилась к концу, но каждый понимал, что путь на Родину лежит через Берлин.
К этому времени советские войска одержали ряд крупных военных побед. Они стояли на линии Одер, Нейсе от Балтики до чехословацкой границы, находясь недалеко от Берлина. Уже завершилось освобождение Венгрии, значительной части Чехословакии, советские танки подходили к Вене — столице Австрии. На западе войска союзников были у Эльбы.
Ставка разработала план взятия Берлина. Основной удар с Кюстринского плацдарма наносили войска 1–го Белорусского фронта — пять общевойсковых и две танковые армии — 1–я и 2–я гвардейские. Общевойсковые армии прорывали тактическую зону обороны противника, создавали благоприятные условия для ввода в действие танковых армий. Танки обходили Берлин с севера и юга и совместно с войсками 1–го Украинского фронта замыкали кольцо окружения.
В конце марта и начале апреля в 1–ю гвардейскую танковую армию начала поступать новая техника — танки. Вот они — двести красавиц «тридцатьчетверок» с 85–миллиметровой пушкой! Давно ждал их Катуков. Проходя вдоль строя боевых машин, весело подмигнул Дынеру:
— Это тебе не фунт изюма — техника. Живем теперь, Павел Григорьевич. Надеюсь, не придется моторы чинить на каждом шагу, как было в Померании.
Дынеру в марте было присвоено звание генерал—майора. Еще не привыкший к новому своему положению, он продолжал носить старую полковничью шинель, либо облачался в темный комбинезон. На реплику командарма ответил с улыбкой:
— Слава богу, до Берлина километров семьдесят. Доскачем, думаю, что больше не будем доливать масла в моторы.
