– Может быть, вам тоже, граф? – спросила Лаура.
– Э-э… – начал Волконский. – Собственно, я предпочел бы водки…
Фома побарабанил пальцами по спинке стула.
Джианна выпустила длинный хвост дыма.
– Вам бы следовало побывать в хороших домах на Мальте, – сказал лысый маркиз. – У меня есть загородная вилла в Бурмарраде. Как раз там, где жил апостол Павел…
Он сделал паузу, выжидательно глядя на Волконского.
'Нет, опий вроде бы не курят, – думал Волконский. – А что тогда курят? И чем, кстати говоря, занималась Лаура ночью на морском берегу? Опий, вероятно, в ордене запрещен. Может быть, запрещен на всем острове? Ну, это не сильное преступление. Много из него не вытащишь'.
– Кажется, так зовут наследника русского престола? – продолжал лысый маркиз.
– Наследника? – Волконский посмотрел на Лауру. 'Красивые были бы наследники', – подумал он. – Наследник еще не объявлен. По закону о престолонаследии русский трон переходит согласно завещанию почившего монарха, – осторожно продолжил он.
– Вот как? – удивился маркиз. – Ну, это вы нам, если не возражаете, расскажете как-нибудь после.
Волконский оценил пробный шар и умелое снятие подвоха мнимым безразличием. 'С чего бы это их интересовал наследник?' – подумал он.
– У нас две недели праздников, – продолжал лысый, проводя рукой по рукаву старинного камзола. – На исходе второй недели – фиеста. Финикийский обычай. У меня на вилле соберутся гости. Приезжайте. Он вас проводит. – маркиз ткнул в молчаливого телохранителя Тони.
Эта парочка – маркиз с бароном – навевали странное ощущение. А именно: барон думает, а маркиз за него произносит. Однако какая согласованность!
Волконский покосился на Лауру.
Девушка все так же сосредоточенно, выпятив вперед серьезные губы, как слушают в детстве сказку, глядела теперь на дядюшку. 'Укушу!' – отчаянно подумал граф.
Заметив взгляд Волконского, Лаура повела черной разлапистой бровью.
– Спасибо за приглашение, – сказал посол. – Непременно буду. Петр, объясните Тони, как до нас…
– Он найдет, – перебил маркиз. – Скажите, граф, а есть у вас какие-нибудь особые пожелания?
'Есть!' – чуть не выкрикнул Волконский.
(- А не молод на Восток-то ехать? – спросила Екатерина, когда Безбородько впервые предложил для Мальты кандидатуру Волконского.
– Старую лису, кого ни пошли, рыцари все одно перехитрят, – сказал Безбородько. – Да и себе же дело испортят. А дерзкого они не ждут. Так что, матушка, тут пан или пропал. Но Волконского хоть деньгами не возьмешь. Сама знаешь, боярскую кровь посулами не разбавишь.
– Ну а…
– А от этого никто гарантии не даст. – Безбородько отвел глаза.
– Это точно, – потупившись, вздохнула Екатерина.
– Однако чтобы с девками шалить – не замечен, – продолжал Безбородько. – Да и Шешковский ему верных людей дает. Прямо с плахи снял. Два апостола – Петр да Фома. Смертники – как ты любишь. Им терять нечего: службу справят – гуляй; не справят – дорожка им одна…
– Не знаю, не знаю, – сказала Екатерина. – А что про него Шешковский? Нет, надо подумать.)
– Я спрашиваю чисто по-дружески и два раза никогда не предлагаю, – сказал маркиз. – Особые пожелания – дело деликатное.
Волконский все старался пересчитать полоски на лысом черепе маркиза Кассара. Снова сбившись, перевел взгляд на барона Тестаферрату. Под прикрытыми веками невозможно было прочитать никакой подсказки, кроме одной: барон не любит Ордена рыцарей-госпитальеров.
Не только мальтийские Тестаферраты традиционно не жаловали пришельцев. Семьи Кеткути-Ганадо, Чеклюн и Торреджиани тоже не испытывали к ордену нежных чувств. Да и не было, по совести, на острове потомков древней мальтийской знати, которые смирились бы с незаконной передачей Мальты Ордену Святого Иоанна.
– Я большой поклонник архитектуры, – медленно сказал Волконский. – Я столько слышал о Валетте, особенно об этих садах на бастионах…
– Завтра получите пропуск, – сказал маркиз, поморщившись при упоминании Валетты. – В том числе на бастионы. Скажите, а Мдина вас разве не привлекает? Вы не поклонник арабской архитектуры?
– Вы знаете, арабской как-то нет, – сказал Волконский.
– А зря, – многозначительно сказал маркиз. – Может быть, вам сразу прислать карту города? Валетты, я имею в виду? Как туристу – это вам сильно облегчит вашу… хм… культурную задачу.
Они пристально поглядели друг на друга.
– Вот если бы меня мог кто-нибудь сопроводить, – уклончиво сказал Волконский, поглядев на Доминика. – Ознакомить, что называется, с достопримечательностями…
Доминик вызывал больше доверия, чем Тони. Уже одним тем, что сидел во все время разговора как статуя, набравшая в рот еще для верности и воды.
– А это у нас Лаура специалист, – сказал маркиз Кассар, и у Волконского екнуло сердце. – Она вам завтра пропуск привезет, сразу и трогайте. Как вы завтра располагаете?
В глазах маркиза не было и тени иронии – ни на тему экскурсии, ни на предмет экскурсовода. 'Неужели провокация? – подумал Волконский. – Но зачем им?…'
– А ее в Валетте никто не знает, – словно прочитал его мысли маркиз. – Так что гуляйте себе на здоровье. И потом – вы здоровый холостой мужчина. Вы холостой?
– Маркиз, какое отношение…
– Не станет же русский резидент ходить в бордель, – хрипло промолвил вдруг барон Тестаферрата.
– Так что, если Лаура вам понравится, вы, пожалуйста, не стесняйтесь, – подхватил маркиз Кассар. – Об оплате вы с Джианной, я думаю, легко сговоритесь.
Волконский опешил. 'Просто какая-то Африка, – лихорадочно подумал он. – Или, наоборот, Аляска'.
Он где- то слыхал, что это у эскимосов гостей угощают женами. Но там Север, там понятно… Волконский приклеился глазами к барону и все не мог отодрать их и перевести на Лауру.
В голове завертелись, перепутавшись, алеуты, эвенки и гвинейское племя бисау. И все они прыгали через выложенную из горящего саксаула надпись: 'Провокация'. Он не был уверен, растет ли на Аляске или даже в Гвинее саксаул, но запах его сухих горящих веток ощущал обеими ноздрями.
– Откровенно говоря, я не знаю, что вам ответить, – сказал Волконский.
Он понимал, что самое лучшее в сумасшедших обстоятельствах – правда.
– Вы покраснели, граф, – сказал барон и вдруг, не вставая, протянул ему руку.
Волконский послушно пожал ее в знак… он сам не понял чего.
– Это краска гордости за оказанное мне вашим сиятельством доверие, – сказал наконец Волконский, отнимая руку.
Фома снова пошевелил пальцами на спинке стула.
'Бароны – они, однако ж, 'сиятельства' или 'светлости'? – думал Волконский. – Впрочем, лучше переборщить, чем недосолить', – вспомнилось наставление Шешковского, и он поднял наконец глаза на Лауру.
Она по- прежнему серьезно смотрела на русского графа. Если бы Лаура потупилась или смутилась… Но Лаура еще подалась вперед, отчего ее и без того наполненные серьезными мыслями губы приобрели совершенно академический заряд.
Волконский почувствовал, что рядовая интрижка заходит в те области, в которые он совершенно не предполагал ее заводить.
Излишне говорить, что лицо Лауры стояло перед графом всю дорогу обратно, до самой Флорианы. И весь вечер, и всю ночь.
В пять утра, наскоро самостоятельно умывшись, Волконский засел за рабочий столик – не в кабинете, а в спальне у окна, выходившего, как мы помним, на грязную флорианскую мостовую.
