надо добиться в Астрахани и Саратове, иначе через эти клапаны спекуляции утечет весь хлеб. Пусть ЦИК и Совнарком в свою очередь требуют от этих Советов отказа от спекуляции. Железнодорожный транспорт совершенно разрушен стараниями множества коллегий и ревкомов. Я принужден поставить специальных комиссаров, которые уже вводят порядок, несмотря на протесты коллегий. Комиссары открывают кучу паровозов в местах, о существовании которых коллегии не подозревают… Сейчас занят накоплением поездов в Царицыне. Через неделю объявим 'Хлебную неделю' и пустим сразу около миллиона пудов со специальными сопровождающими из железнодорожников…»
Это может показаться невероятным, но всего за неделю пребывания в Царицыне Сталин сумел наладить отправку продовольствия. Затем он собрался с той же целью поехать на Северный Кавказ, но тут ему снова пришлось сменить специализацию, и, как оказалось, надолго. Ибо, чтобы отправлять продовольствие, надо было сначала удержать Царицын, к которому вплотную подступали восставшие казаки Краснова и Добровольческая армия Деникина. С обороной же города дело обстояло примерно так же, как и с отправкой продовольствия до прибытия уполномоченного Центра — то есть никак…
Несмотря на то что еще в феврале вроде бы была организована Красная Армия, армией она являлась только по названию да на бумаге. А в реальности ее «армии» и «дивизии» были сборищем разрозненных отрядов, самых разнообразных по численности, составу, вооружению, с выборными командирами и отсутствием даже подобия дисциплины. Весьма выразительные воспоминания о том, что творилось на фронте, оставил будущий маршал Тухачевский. «Когда 27 июня я прибыл на ст. Инза для вступления в командование 1-й армией, штаб армии состоял только из пяти человек… Никаких аппаратов управления еще не существовало; боевой состав армии никому не был известен; снабжались части только благодаря необычной энергии и изобретательности начальника снабжения Штейнгауза, который перехватывал все грузы, шедшие через район армии, как-то сортировал их и всегда вовремя доставлял в части.
Сами части, почти без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую 'эшелонную войну'. Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом. Операцию или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае отхода эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной 'кишкой' удирали иногда по нескольку сотен верст… Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника».
Воспоминания Тухачевского относятся к Восточному фронту, но так было везде, и под Царицыном в том числе.
Эту «армию» не разбили в пух и прах только по одной причине — белые тоже находились в процессе формирования и у них царило примерно то же самое. Вообще Гражданская война не была войной в обычном понимании этого слова, с фронтами, окопами, тылами и пр. Весной 1918 года Красная Армия насчитывала около 120 тысяч человек. А численность знаменитой Белой гвардии, отборных офицерских батальонов, была всего-то 4 тысячи человек. Почти до самого конца Гражданская война была войной не фронтов, а отрядов, которые перемещались по просторам России куда и как хотели, неожиданно налетали на противника, занимали населенные пункты и снова исчезали в неизвестном направлении. Красные, белые, зеленые всех оттенков, отряды самообороны, просто бандиты — все воевали со всеми, и никто не мог сказать, куда завтра повернет штык сегодняшний союзник. То, что немцы, англичане, японцы, румыны, поляки и пр. так и не смогли захватить Россию, объяснялось отнюдь не силой Красной Армии, а тем, что любая оккупационная власть сталкивалась с той же проблемой, что и власть неоккупационная, — с проблемой замирения страны. А уж иностранные-то войска, хорошо обутые и вооруженные, были желанной добычей для всех воюющих сторон, и доставалось им по полной программе.
Миф в своем развитии[59]
На примере этих трех отрывков исследователь Игорь Пыхалов в своей статье «Легенды и мифы российской интеллигенции» показал, как растет и развивается исторический миф. У Феликса Кривина есть крохотная притча о курочке, которая потеряла перышко, и о том, как эта новость, обойдя все курятники города, превратилась в трагическую историю о том, как десять кур от несчастной любви к петуху выщипали себе все перья и умерли от холода, так что виновница всей этой кутерьмы, когда до нее эта история дошла, долго качала головой в сочувствии несчастным влюбленным. Где же ей было узнать себя?
Как же все было на самом деле с этой баржой и вообще с Царицыном?
…Если Сталин собирался и дальше выполнять задание центра, ему поневоле приходилось заняться организацией обороны Царицына — крупного железнодорожного узла и торгового центра Поволжья. Так он напрямую вмешался в дела ведомства Троцкого. Вплотную занявшись обороной, он обнаружил в ее организации все ту же неразбериху и уже привычно начал наводить порядок. (Вообще возникает ощущение, что основная деятельность Сталина в то время — это наведение порядка во всех областях, с которыми он соприкасался.) Воинских частей в Царицыне почти не было, а какие были, находились в состоянии полного раздрая. Трудно сказать, как бы обернулось дело, но, по счастью, в начале июля к Царицыну с боями прорвалась из Донбасса 5-я армия во главе со старым знакомым Сталина — Ворошиловым, с которым они быстро нашли общий язык и начали организовывать оборону уже вдвоем.
А проблемы возникали самые разнообразные. В Кривой Музге пришлось уговаривать красноармейцев покинуть эшелоны, где оставались их семьи, которых бойцы взяли с собой. На станции Ремонтная — объяснять бойцам, почему в Красной Армии не надо создавать солдатские комитеты. И все время, постоянно вести глухую борьбу с наркомвоеном и его кадрами.
В начале июля Сталин пишет Ленину: «Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты… то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Северном Кавказе и этот край окончательно потеряем… Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получится скандал для Советской власти…» Можно лишь представлять, отголоском какой борьбы послужила эта телеграмма, но это «вдолбите ему в голову» о многом говорит. На следующий день он телеграфирует: «Штаб Северо-Кавказского военного округа оказался совершенно неприспособленным к условиям борьбы с контрреволюцией. Дело не только в том, что наши 'специалисты' психологически неспособны к решительной войне с контрреволюцией, но также в том, что они, как 'штабные' работники, умеющие лишь 'чертить чертежи' и давать планы переформировки,
