вперед, до следующей площади с колодцем, подгоняя по пути отставших горожан.
– …Милорд Бейсингем совершенно правильно поступил, оставив здесь обоз. Внизу он не принес бы пользы, лишь перегородил бы улицу…
Комендант города Гровер, купеческий старшина максимус Эрдли и герцог Монтазьен стояли на площадке дозорной башни и смотрели вниз, туда, где лежал окутанный дымным облаком нижний город. Кроме них, на площадке ухитрились поместиться адъютанты коменданта, два помощника максимуса и начальник второго пожарного обоза, который и давал теперь пояснения генералу. Гровер внимательнее вгляделся вдаль, туда, где облако дыма было озарено изнутри колеблющимся красным светом.
– Можно надеяться, что по мере удаления от стены огонь пойдет медленнее? – спросил Гровер.
– Увы, нет! До аббатства Святой Сальвии легче точно не будет. Там сплошь мещанские дома, они горят ничуть не хуже деревенских. Не хуже и не медленнее…
Аббатство Святой Сальвии находилось на полпути между наружной и внутренней стенами. Улицы на пути стремительно распространяющегося пожара были застроены мещанскими домами: нижний этаж каменный, верхние, один или два – деревянные. Выстроены они были, по большей части, из старых бревен, купленных при разборке деревянных домов. Огонь по такой улице летел с той же скоростью, что и на деревянной окраине.
– Значит, то, что сейчас творится у ворот – это лишь начало… – нахмурился комендант.
– У ворот пока еще ничего не творится, – пожал плечами максимус. – Задавленных-то и нет совсем, только помятые. Надо бы солдат побольше.
– Нет у меня солдат! – Гровер еле сдерживался. – Стражники давно внизу, а от кавалеристов все равно никакого толку. Через час-другой подойдет пехотный полк, вот все, что могу предложить. Я не Господь Бог, людей из глины не делаю…
Он снова и снова вглядывался в застланный пеленой дыма город.
– У вас там есть кто-нибудь близкий? – тихо спросил склонившийся к нему максимус.
Семья Гровера жила в верхнем городе, но внизу сейчас были стражники, там же был и сумасшедший лорд Бейсингем, от которого совсем не требовалось кидаться в огонь. Он куда больше пригодился бы здесь, но разве Тони удержишь? Гровер снова вспомнил, как увидел его впервые: убогий крестьянский домишко, стол, печка, в глазах туман от усталости, и вытянувшийся перед ним чумазый мальчик: «Не беспокойтесь, господин генерал, я знаю, что должен делать!» В том-то и беда: он всегда знает, что должен делать, но не всегда его знание целесообразно. А попробуй ему хоть что-то доказать…
…До аббатства оставалось чуть меньше двух кварталов. Они вышли с очередной крохотной площади с колодцем, по-прежнему на полквартала опережая подступавший пожар. Здесь большинство обывателей, проснувшихся не оттого, что их дом охватило пламя, а от набатного колокола, были одеты, но, занятые сборами, все равно выскакивали из домов, когда те уже загорались. Почти все тащили мешки и узлы, а ручные тележки стражники отбирали и тут же ломали.
– Ну куда его несет! – выдохнул шедший рядом с Энтони стражник и заорал: – Стой! Стой, дурак!
Энтони проследил направление его взгляда и увидел человека с мешком, который выскочил из соседнего дома. Тот дико огляделся по сторонам и… кинулся не в ту сторону. Энтони замер, невольно прислушиваясь: сейчас раздастся вопль… Но прошло несколько бесконечно долгих секунд, а он слышал лишь треск огня.
Солдат двинулся дальше, а Энтони продолжал стоять, вслушиваясь и вглядываясь. Это было дико и неуместно – но он вдруг увидел происходящее глазами поэта, пожар притягивал и завораживал своей свирепой красотой. Это надо запомнить! Энтони стоял и глазами, ушами, кожей, всей душой впитывал поэзию огненной ночи. И лишь насытившись, огляделся по сторонам и заметил, что остался один.
Тут же, в какое-то неуловимое мгновение, мир перестал быть явью, время сделалось густым и вязким, как во сне. Дома внезапно надвинулись, показалось, что ревущая огненная стена совсем рядом – да вот же она, в двух шагах, за дымной завесой! Платок на лице не давал вздохнуть, Энтони рванул его долой, и в легкие ворвался горький едкий воздух. Он в панике пытался дышать, дым раздирал грудь, пламя надвигалось ближе, и внезапно его охватил дикий, неуправляемый ужас. Он не знает, куда идти, случилось то, о чем предупреждал Флори – он потерял направление! Отчаянным усилием Энтони подавил приступ страха, понимая, что эта победа над собой – последняя, еще мгновение, и он кинется неизвестно куда, не разбирая дороги…
Голос возник внезапно, знакомый, звучный и спокойный – самое конечно же время!
– Ну вот мы и встретились, мой рыцарь. Немного преждевременно, но ты сам сюда пришел…
И тут из дымной мглы появился давешний стражник. Солдат пристально взглянул на него, взял за плечи, встряхнул… Кажется, он что-то кричал, но Энтони не понимал слов. Тогда солдат отвел ножны и резко ударил его – раз, еще раз, и погнал перед собой, как они только что гнали бегущих в панике людей. Бейсингем тупо шел под градом ударов, даже не пытаясь возмутиться или заслониться, пока не упал, споткнувшись. Тогда его подхватили с двух сторон и потащили, чья-то рука прижимала к лицу платок, он, задыхаясь, пытался оттолкнуть эту руку и никак не мог…
Они вывалились на площадь, стражники толкнули Бейсингема на камень возле колодца, где уже распоряжался пожарный, тот что-то крикнул, и на Энтони обрушился водопад, потом еще и еще… мир вздрогнул и стал на место. Пожарный подошел, присел на корточки, взял его за подбородок и заглянул в глаза.
– Оклемался? – спросил он.
– Все в порядке, – выдохнул Энтони, все еще не в силах отдышаться, и принялся расправлять свой платок. – Спасибо, Флори. Принимайте командование. Какой из меня тут, к черту, командир, самому нянька нужна…
– Глупости! – пожал тот плечами. – Это огненный морок. Со всяким может случиться, и со мной было. Два раза такие вещи не повторяются, так что не опасайтесь.
Бейсингем поднялся. Морок схлынул, как волна, и он чувствовал себя на удивление спокойно, голова работала великолепно. Он огляделся: стражники занимались своим делом, на него никто даже не смотрел, и он не понимал – то ли это деликатность, то ли солдатам попросту не до оскандалившегося генерала. Пожарный тоже стоял рядом и помалкивал. Энтони прислушался: он уже научился ориентироваться по слуху.
– Надо идти, Флори, здесь народу уже почти нет…
– Огонь подходит к аббатству, – каким непостижимым образом пожарный на дозорной площадке ориентировался в затянутом дымным маревом городе внизу, Гровер не понимал. – Плохо. Там наверняка уйма людей…
– Чего ж тут плохого? – удивился максимус. – Церковь выстроена на совесть, стены толстые, гореть особо нечему. Там, пожалуй, не одна тысяча человек спасется…
– Если бы все было так просто, мейстер… – покачал головой пожарный. – Молитесь за тех, кто сейчас там. Это все, что мы можем. Даже предупредить их, и то не успеем…
По мере того как он говорил, Гровер, оттягивая душивший его воротник, все больше поворачивался к максимусу. Потом оба, не сговариваясь, подняли глаза на поднимающийся над дымом купол, так, словно ждали, что тот в любую минуту рухнет…
– …Надо идти, здесь народу уже почти нет, – сказал Энтони.
– Погодите-ка, ваша светлость, – ответил Флори. – Успеем. Ветер сносит дым, так что я хочу кое-что посмотреть…
Они находились на одной из относительно богатых площадей, где было немало домов из трогарского мрамора. Пожарный остановился посередине площади, перед одним из таких домов – небольшим особнячком, зажатым между двумя мещанскими постройками. Энтони тоже стал наблюдать. Домик некоторое время стоял, потом белые стены начали покрываться трещинами, рассыпаться, крыша рухнула, и над грудой обломков взмыло веселое пламя.
– Так оно и есть… – сказал пожарный. – Я об этом слышал, а теперь и вижу – эти белые камни не
