стать настоящим хартогом, знал с того момента, когда ты едва не проткнула жадного Эторга… Но сегодня! Я поставил на тебя и не ошибся!»
Мысли вождя прервал ровный и властный голос:
– Одану понравилась эта девушка. Одан хочет видеть ее.
Тормун мигом узнал этот голос. Урден, советник и исполнитель воли одана. Не считая оданитов- наследников, второе лицо в Ринерессе.
– Как будет угодно одану! – повернувшись к советнику, медленно и весомо произнес Тормун. – Я прикажу позвать ее.
– Не здесь. И не сейчас, – проговорил Урден.
Тормун посмотрел на советника, но по его вытянутому лицу с надменно поджатыми тонкими губами нельзя было прочитать ничего. «Зачем девчонка одану? – думал Тормун. – Позабавиться?» Одан присутствовал на нескольких боях Далмиры, но хартог не заметил его особого интереса к красноволосой. Ему нравились схватки и редкие звери, которых не увидишь в Арнире.
– Воля одана – закон для меня. Но девушка – моя собственность, она приносит мне деньги, – дипломатично напомнил Тормун.
– Твои убытки будут возмещены, – Урден кивнул, и под ноги Тормуну упал туго набитый мешочек. Вождь хартогов не нагнулся за деньгами, но склонил голову:
– Как желает великий одан! Я приведу ее во дворец.
– Не нужно. Вечером я пришлю за ней. И… одень ее, как подобает красивой женщине.
Прошедший бой измотал настолько, что хотелось немедленно лечь и уснуть. Но сон не шел. Далмира лежала на ложе в одной рубашке, слушая, как за занавесью, закрывавшей вход в комнату, раздаются шаги и голоса хартогов. Крошечное окно давало немного света, и девушка не стала зажигать светильник. Сейчас ей нравился полумрак.
После боя Немой проводил ее в комнату и перевязал царапины, оставленные лапой зверя, потом сразу ушел, оставив ее в одиночестве. Он чувствовал, что ей нужно отдохнуть от всего и всех. «Хороший парень, – подумала Далмира, – сильный и добрый…» Неожиданно вспомнился Шенн, и девушка мысленно сравнила двух мужчин: ловкого, прямодушного дикаря и могучего немого хартога. Они были разными, но оба нравились ей… Она улыбнулась, вспоминая, что и Шенн был практически немым, и она общалась с ним жестами.
Полог откинулся, и в комнату вошел Тормун. Далмира присела на ложе, прислонив одну руку к груди. Вождь остановился перед ней:
– Ты хорошо сражалась, хартог, – произнес он.
В его голосе девушка уловила нечто странное, словно Тормун жалел о чем-то… Чушь, о чем может жалеть Тормун?!
– Да, и теперь хочу отдохнуть! – сказала она.
Тормун посмотрел на оправленный в золото мизинец с длинным ярко-красным ногтем:
– Одан хочет видеть тебя.
Далмира замерла.
– Одан… хочет… видеть меня? – запинаясь, переспросила девушка.
– Скоро он пришлет за тобой. Так что вставай! Тебе нужно одеться. Эй, там! – крикнул он, и в комнату вошел хартог-охотник. В руках он держал какой-то сверток. По знаку вождя хартог расправил его, и глазам Далмиры предстало красивое платье из скользящей в руках полупрозрачной зеленоватой материи.
– Ты должна надеть это.
Словно во сне, Далмира держала в руках платье. И вспомнила слова торговца: жизнь изменчива! Быть может, боги, наконец, сжалились над ней, и она выберется из проклятого Круга!?
– Зачем? – прошептала она.
– Одан не говорит, зачем. Одан повелевает, а мы исполняем его волю, – Тормун шумно засопел, морща крупный мясистый нос. – Надень!
Далмира посмотрела на платье. Как давно она не носила платья – с тех пор, как покинула остров. Надевалось оно несколько по-иному, не так, как у нее дома. Девушка не стала раздеваться перед Тормуном и натянула платье прямо на рубашку. Узорчатый, усыпанный волшебными блестками лиф удобно охватывал грудь, а широкий матерчатый пояс подчеркивал талию, и Далмира завязала его, как это делают женщины Ринересса.
– Хорошо, – одобрил Тормун. – Теперь снимай – и мыться! Иди к хозяину таверны, там приготовлена горячая вода.
Горячая вода! Это и впрямь сон!
Через час вымытая до скрипа Далмира стояла голышом перед женой хозяина, говорливой и ласковой толстушкой, а та натирала ей тело благоухающей мазью.
– Какая ты красавица! – говорила женщина, помогая надевать платье. – А волосы какие! Ни у кого в Ринерессе нет таких волос!
Вымытые и высушеные волосы огненными прядями ниспадали на открытые плечи. Царапины на боку саднили, но Далмира не обращала на них внимания, потрясенная происшедшими переменами. Хозяйка принесла зеркало, хартог взглянула на себя и увидела незнакомую девушку, лишь отдаленно напоминавшую Далмиру из Оргнеда…
Сразу за воротами поместья ее ждал паланкин, укрепленный на спинах двух крогов. Это были огромные, норовистые животные, совершенно не похожие на спокойных, медлительных крогов Тормуна. Мотая тяжелыми рогатыми головами, они устрашающе мычали и фыркали, и девушка замерла, едва не встав в боевую стойку.
– Не бойся их, садись, – сказал возвышавшийся над головами животных возница, и Далмира очнулась. Она ведь не в Круге! Крошечная лесенка вела в закрытый от посторонних глаз паланкин, и девушка ловко забралась по ней внутрь. Там было так прекрасно! Мягкие вышитые подушки устилали пол, и Далмира уселась на них, а затем и улеглась, чувствуя, как животные тронулись с места. Паланкин приятно покачивался на ходу, и уставшую девушку едва не сморил сон.
Наступала ночь, а ночью улицы были непривычно пустынны и тихи. Заправленные маслом светильники на стенах делили город на светлые и темные участки, и через отдернутую шторку Далмира видела, как редкие прохожие появляются из тьмы и так же быстро в ней исчезают.
Они миновали площадь и повернули направо. Устав разглядывать город, Далмира вновь откинулась на подушки, ощупывая мягкую, почти невесомую материю платья. «Наверно, дорого стоит», – подумала она. Что же случилось, зачем она понадобилась самому одану? Тормун ничего ей не сказал, но девушка почувствовала, что вождь недоволен. А если он недоволен… Может быть, одан приказал Тормуну отпустить ее на свободу? Разве она не заслужила этого? Она слышала, что одан мудр, справедлив и всесилен, так почему он не сможет сделать этого?
Так, может, это и есть ее побег? Побег без погони и крови? Она радостно улыбнулась.
Кроги остановились. Через приоткрытую шторку Далмира увидела воинов в полном боевом облачении: устрашающие алебарды в руках и длинные, ниже колен, кольчуги, а поверх них – мантия с вышитым на груди громиром, символом Ринересса. Стража молча расступилась, и паланкин въехал во двор.
Прямо во дворе был разбит сад, и аромат зрелых плодов наполнял воздух. Сад делила надвое аллея, ведущая к высокой лестнице из белого, с темными прожилками, камня.
Едва девушка спустилась на землю, перед ней, словно из ниоткуда, возник человек в плаще с накинутым на голову капюшоном. В разрезе плаща она заметила рукояти изогнутых кинжалов.
– Иди за мной, – коротко проговорил человек и двинулся вперед.
Далмира пошла следом, стараясь не наступить на его длинный, волочащийся по дорожке плащ.
Они поднялись по ступеням и вошли во дворец. Стоявшая в дверях стража не произнесла ни звука, внимательными взглядами провожая красноволосую незнакомку. Они проходили полутемные коридоры с замершими, точно статуи, стражами, освещенные факелами залы поражали убранством, мягкими коврами и сверкающей драгоценными каменьями утварью.
Наконец, они вошли в большую, поражающую убранством комнату. Оправленные в цветное стекло светильники отбрасывали на стены разноцветные блики, игравшие на их тонких золотых ножках. Легкий ветерок шевелил занавески на окнах, такие прозрачные, что сквозь них виднелись звезды. На стенах висели
