был облачен в строгий черный костюм, белую рубашку и темно-синий галстук. На ногах сияли модные штиблеты. Вид этой парочки решительно не соответствовал аскетизму спортивной залы с ее никелированными тренажерами, шведскими стенками и новыми, резко пахнущими кожзаменителем гимнастическими матами.
Гуру Федор находился здесь же. И тоже контрастировал, но в ином роде. Был он бос, обрит налысо, с густой, тщательно расчесанной бородой и в стилизованном рубище из дорогого итальянского льна, подпоясанный веревкой с золотой нитью.
Игорь Игнатьевич несколько смутился этим зрелищем.
– Не робей, друг, – слегка подтолкнул его вперед Рыжий. – Смело иди и проси чего тебе надо.
– У кого? – осторожным шепотом осведомился Спелый, он почтительно глядел на гуру Федора, введенный в заблуждение внушительностью его образа.
– Вот его проси, – Рыжий указал на Артема – Артема Владиленовича. Учителя.
«Молодой, значит, банкует, – подумал прозой Спелый. – Бобе-ер, сразу видно. А этот лысый хрен при нем, значит, хренов жрец. А что за лярва рядом? Я всех фотомоделей в городе перетрахал. Этой не помню. Дорогая, стерва. Может, он ее из-за бугра выписал? Сам сидит с понтом иностранец. На костюмчике – ни складки. От кутюр, точно от кутюр. Веселенькая хренова компашка».
Артем не обращал на просителя ровным счетом никакого внимания. Ласково и рассеянно поглаживал нежную руку Светланы, изящно свисавшую с его плеча. Зато Светлана подняла на Спелого взгляд, прищурилась и укоризненно покачала головой.
– Игорь Игнатьевич, – ровным тоном произнесла она. – О костюмах можете думать, а о том, чего хотели бы сделать со мной, я вам думать запрещаю.
Воображение Спелого как раз рисовало картины, одна сладострастнее другой, и вдруг как обрезало. Вместо этого ему захотелось упасть в ноги молодой женщине и попросить прощения. Он даже шагнул вперед, но заговорил Артем:
– Можете не извиняться. Вы уже прощены. Идите. И когда решите обратиться к добру, возвращайтесь.
– Не понял, – пробормотал Спелый, – я ж еще ничего не сказал.
Подошел гуру Федор, обнял бизнесмена за плечи, развернул и повел.
– Ты времени Учителя не отымай, – прогудел он в ухо Спелому. – Он обо всех думать должон. А ты человек в этом мире последний, получил, чего хотел, и ступай восвояси.
Спелый ощущал себя совсем уже ничтожным существом, настолько ничтожным, что мимо продолжавших покраску санитаров прошел, вернее, прошмыгнул, как нашкодивший на кухне кот. В дверях же развернулся и отвесил им низкий поклон.
– Иди, иди, – добродушно, не отрываясь от работы, махнул рукой Бес.
Наваждение закончилось, только когда Спелый завел двигатель любимого «Лексуса». Тихое, но солидное гудение мотора напомнило ему, что человек он вовсе не последний в этом мире. «Надо к папику. Давить это гадючье гнездо. А телку себе возьму», – подумал он, рванув машину с места, так, что покрышки лишь жалобно вскрикнули.
Генерал Службы безопасности, генерал-майор Козьма Варфоломеевич Трубостроев решил «брать» «мертвяка». И «брать» его он положил прямо в институте у Перетятькин. Для этой цели он отрядил опытного оперативника, майора Чибисова. Поставил ему задачу изъять с рабочего места гражданина Стукалина Семена Семеновича и доставить его вот сюда, прямо в этот кабинет.
– Только учти, Трофим Денисович, Стукалин этот – паранормал.
– Видали и паранормалов, – не повел и бровью Чибисов.
– Нет, это не просто паранормал. Это серьезный объект.
– Так что в случае чего, действовать на поражение?
– Действовать прежде всего убеждением! – рявкнул Трубостроев. – Мне еще трупа в майорских погонах здесь не хватало.
– Понял, товарищ генерал-майор. Постараемся убедить.
Проводить Чибисова к рабочему месту нового сотрудника вызвался сам Перетятькин. Он был рад угодить оперативникуа, чтобы уж больше никогда не видеть Стукалина и не вспоминать о нем по сотне раз на день.
В обширном зале, уставленном столами с персональными компьютерами, сидел Семен Семенович, лузгал семечки и играл в «крестики-нолики». Перетятькин окинул рассеянным взглядом зал и поинтересовался у молодого сотрудника, сидевшего ближе к дверям, где тут Стукалин.
– Там, у окна, – показал тот. – Третью неделю в «крестики» играет. Еще ни разу не выиграл, Нестор Анатольевич.
– Чудненько, пойдемте, товарищи, – обернулся он к застывшей в дверях опергруппе.
Чибисов покачал головой и сказал:
– Здесь нельзя. Вызовите в коридор.
– Голубчик, не могли бы вы позвать Стукалина? – с отеческой даже ноткой в голосе попросил Нестор Анатольевич молодого сотрудника.
Реакция была неожиданной:
– Ради бога, Нестор Анатольевич, хоть на галеры, не пойду.
Перетятькин растерялся.
– А… разве это так сложно?
– А вы попробуйте.
– Да? Ну, я попробую.
С величайшим страхом директор приблизился к «мертвяку».
– Товарищ?.. Товарищ Стукалин, у вас не найдется свободной минуты?
– Свободной нет, – сухо ответил тот.
Перетятькин растерянно посмотрел в окно.
– Вас очень ждут.
«Мертвяк» тоже посмотрел в окно.
– Там ждут?
– В коридоре…
– Тем, кто в коридоре, я не нужен. Скажи Чибисову, что я уже у Трубостроева.
И в тот же момент товарищ Стукалин исчез.
Перетятькин воровато огляделся, словно он совершил что-то стыдное, и поспешил уйти.
– Исчез, – коротко сообщил он Чибисову. Сказал, чтобы я вам передал, что он уже у Трубостроева. Сказал и исчез.
Чибисов достал мобильный и набрал кабинет Трубостроева.
– Товарищ генерал-майор, – начал было он, – это Чибисов.
Но услышал в ответ:
– Уже беседуем.
Чибисов захлопнул мобильник и посмотрел на Перетятькина таким взглядом, что тот нервно передернул плечами и спросил:
– Все в порядке?
– Как в образцово-показательном дурдоме, – ответил Чибисов и кивнул своим сотрудникам, мол, пошли отсюда.
Когда за спиной у Трубостроева, курившего у окна, а точнее, в его генеральском кресле, материализовался гражданин Стукалин и произнес: «Звали?» – генерал почти не удивился. Лишь вздрогнул и попенял себе за старческую впечатлительность. Повернулся к гостю:
– Вы Стукалин Семен Семенович?
– Трубостроев, не темните, – наглым тоном ответил «мертвяк».
– В каком смысле? – опешил генерал.
– Отвечай, – перешел на «ты» «мертвяк».
Трубостроев взял себя в руки и отогнал от себя неприятное и в чем-то даже непристойное наваждение: кто сидит в генеральском кресле – тот и имеет право спрашивать. Он уже открыл было рот, чтобы крепким
