– Готовить надо срочно, чем гостей кормить будем? Кололак сделаю, – предложила Арусяк- старшая.
– Ну уж нет, Петр купит мяса, приготовим шашлык, не надо возню разводить. – Аннушка грозно посмотрела на свекровь.
– И то правда, – согласился Петр. – Сделаем шашлык.
Елизавета Анатольевна, услышав известие о том, что их пригласили на ужин к родителям Арусяк, забегала по квартире, то и дело выкрикивая:
– Боря, как ты думаешь, что лучше надеть – фиолетовое вечернее платье или коктейльное бирюзовое?
– Все равно, мне ни то, ни другое не нравится, – отмахнулся Борис Иванович, у которого появился новый объект для изучения: молокане, торговавшие на рынке квашеной капустой [16].
– Тима, где мое жемчужное ожерелье? – переключилась Елизавета Анатольевна на сына, понимая, что от мужа толку мало.
– Мама, я не знаю, оставь меня в покое, – возмутился Тимофей, не находивший себе места с того самого момента, как Арусяк позвонила ему.
В шесть вечера профессор Борис Иванович Столяров, его жена Елизавета Анатольевна и сын Тимофей наконец увидели своих будущих родственников.
– Прошу, проходите. – Петр Мурадян поклонился и проводил гостей в комнату.
В комнате был накрыт пышный стол, посреди которого возвышался поднос с шашлыком. Шашлык был еще горячим и испускал такой аромат, что у всех собравшихся, в частности у Бориса Ивановича, потекли слюнки. И только Елизавета Анатольевна, увидев гору мяса, поджала губы и с ужасом посмотрела на мужа. Гости расселись, выпили по бокальчику вина за знакомство и завели неспешную беседу. Великие шмотницы Аннушка и Елизавета Анатольевна сразу нашли общий язык, когда Елизавета Анатольевна вдруг заметила на шее Аннушки колье от Тиффани, которое любящий муж подарил ей на пятнадцатилетие совместной жизни.
– О, у меня есть похожее, – с восхищением сказала Елизавета Анатольевна. – А каких модельеров вы предпочитаете?
Аннушка призадумалась. Она сразу поняла, что перед ней настоящая аристократка (то, что Елизавета Анатольевна просто хочет казаться таковой, осталось для матери невесты тайной). Сама Аннушка в душе так и осталась девушкой из Ахтырки, хотя муж ее стал зарабатывать приличные деньги. Как говорится, можно сколько угодно холить и кормить обычную лошадь, но она все равно не станет прекрасным арабским скакуном.
– Пожалуй, в этом сезоне мне близок Лагерфельд, – выдала она через пару минут.
– О, я с вами абсолютно согласна, абсолютно, у него потрясающая коллекция. Впрочем, Гуччи тоже был весьма недурен.
– Разделяю ваше мнение, – кивнула Аннушка. Не желая ударить в грязь лицом перед такой утонченной дамой, она стала есть шашлык при помощи вилки и ножа, аккуратно отрезая маленькие кусочки.
– Я, кстати, уже три года вегетарианка. Очень рекомендую, очень. Такая легкость появляется, – заявила Елизавета Анатольевна, с ужасом наблюдая, как ее муж уплетает мясо.
– Кто-кто она? – толкнула внучку в бок бабушка, которой Елизавета Анатольевна сразу не понравилась.
– Вегетарианка, человек, который мяса не ест, – прошептала Арусяк.
– А чего не ест? Денег не хватает, что ли? Ты же говорила, что он профессор. – Старушка недобро покосилась на Бориса Ивановича, который увлеченно рассказывал Петру о том, о чем он мог говорить сутки напролет, – о езидах.
– Есть у них деньги. Она из принципа не ест, животных любит.
– Не понимаю я такого! Есть деньги – покупай мясо, нет денег – не покупай, а так ерунда какая-то получается, – недоумевала Арусяк-старшая.
Но младшей Арусяк было не до бабки. Она сжимала под столом руку Тимофея и обещала Господу, что больше никогда в жизни не совершит ни одного дурного поступка и станет самой примерной девушкой на свете, если два семейства все же найдут общий язык и примут решение породниться.
В отличие от дочери Петр Мурадян родниться не спешил. Он внимательно изучал профессора и его жену, пытаясь понять, что они за люди и стоит ли отдавать им самое ценное, что у него есть. И только к концу третьего часа, когда Аннушка и Елизавета Анатольевна успели обсудить всех модельеров, последние светские хроники и даже кое-что совсем интимное, а Арусяк-старшая прожужжала Тимофею все уши, рассказывая о том, что ее внучка – редчайший алмаз, которому нужна соответствующая золотая оправа, Петр Мурадян кашлянул, посмотрел на дочь, встал и поднял бокал, после чего произнес такую речь, от которой некоторые собравшиеся чуть не прослезились, а другие – едва не упали в обморок.
– Дочь моя, Арусяк! – сказал Петр, взглянув на светящееся от счастья лицо дочери. – В тот светлый день, когда ты родилась, над головой моей засияло еще одно солнце. И пускай Господь не дал мне сына, но я всегда надеялся, что твой избранник станет мне сыном. Когда я привез тебя в Ереван, я всем сердцем надеялся, что ты выйдешь замуж за хорошего армянского парня и осчастливишь меня здоровыми армянскими внуками. Но как говорит твоя мать, от судьбы не убежишь. Может быть, знай я наперед, что все сложится именно так, то никогда не привез бы тебя в Ереван, но что случилось – то случилось. Если это твоя судьба – будь счастлива, дочь моя. Но если избранник твой не оправдает твоих надежд, – Петр грозно посмотрел на Тимофея, – помни, дочь моя, что у тебя есть отец, который зарежет любого, кто тебя обидит.
Закончив речь, Петр опрокинул бокал и залпом выпил его содержимое. Елизавета Анатольевна посмотрела на сына, потом на кровожадного Петра и прошептала:
– Господи, ну нельзя же так, мы ведь цивилизованные люди. Что значит – «зарежет»?
– Зарежет, только так! – закивала головой Аннушка, подумав, что будущим родственникам неплохо было бы знать, что с их дочерью надлежит обращаться очень бережно, чтобы не заснуть вечным сном с кинжалом в груди.
– Тима, ты уверен, что хочешь на ней жениться? – осторожно поинтересовалась Елизавета Анатольевна, когда они возвращались домой в два часа ночи, уставшие и подвыпившие.
– Абсолютно. Ты зря боишься Петра, он хороший мужик. – Тимофей потрогал нос, который все еще болел после удара «хорошего мужика» Петра Мурадяна.
– Мне они тоже нравятся, славные такие. Особенно бабушка, душевная старушенция, – засмеялся Борис Иванович. – Сказала, что их соседка продает какое-то народное средство, от ревматизма помогает. Обещала отправить с внучкой. Может, поможет, а?
– Не знаю, не знаю. Странно мне все это, тревожно, – вздохнула Елизавета Анатольевна и задумчиво посмотрела в окно такси.
Глава 13
Армянская свадьба
Свадьбу было решено сыграть через две недели.
Петр Мурадян, поняв, что продажа ресторана и переезд в Ереван не имеют смысла, поскольку дочь его все равно не будет здесь жить, поспешил в Харьков открывать свое заведение после мнимого ремонта.
Тимофей, который и так задержался почти на полтора месяца, тоже торопился в Москву, поскольку за время его отсутствия клиент, который промышлял воровством запчастей на авиационном заводе и был освобожден только благодаря ораторскому искусству Тимофея, успел освоить компьютерную грамоту и, проникнув в бухгалтерию фирмы, попытался украсть со счетов компании ни много ни мало – почти миллион долларов. Правда, операция по перекачиванию денег была завершена, не успев начаться, но срок за такое деяние клиенту грозил немалый.
Подготовка к свадьбе происходила в страшной суете и спешке. За две недели родители молодых успели двадцать раз поругаться друг с другом, обсуждая детали церемонии. Петр Мурадян настаивал на том, что его дочь должна венчаться в армянской церкви, и не где-нибудь, а в самом Эчмиадзине[17]. Елизавета Анатольевна сопротивлялась и говорила, что Бог-то, конечно, един, но поскольку дочь его выходит замуж за русского, то пусть венчается в православном храме.
