Тонкая струйка дыма взвилась в небо, источая едва уловимый запах смолы. Процессия постояла еще минут пять и двинулась к выходу. У ворот кладбища Анна краем глаза заметила худощавого черноволосого парня, который словно крался за ними, то замедляя, то ускоряя шаг. Анне показалось, что она видела его на похоронах сестры. Она повернулась и в упор посмотрела на него. Парень вздрогнул, опустил глаза и остановился возле могилы с белоснежной двухметровой стелой, на которой был высечен образ святой Мариам.
– Это случайно не наш родственник? Мне кажется, что я видела его раньше, – спросила Анна у Гоар.
Гоар прищурилась и взглянула на парня. Тот сидел на корточках, поправляя лежащие у надгробья красные гвоздики.
– Нет, я его не знаю. Может, это друг Лусине?
– Может. Идите, я вас догоню, – Анна похлопала тетку по плечу и пошла к стеле.
– Простите, вы друг Лусине? – спросила она.
Он молча поднял глаза.
– Вы друг моей покойной сестры Лусине?
– Нет, я не знаю никакой Лусине. Вы ошиблись. Я пришел на могилу матери.
– Но это могила мужчины, – заметила Анна, прочтя на стеле мужское имя – Саркис.
Парень ничего не ответил. Он вскочил и побежал по гравиевой дорожке, ведущей в глубь кладбища.
– Подождите! – крикнула ему вслед Анна, но тот махнул рукой «оставьте меня в покое» и скрылся за поворотом.
«Еще одна тайна», – подумала Анна и поспешила к выходу.
Родственники стояли возле машины Артура и о чем-то спорили.
– Она не хочет ехать с нами в деревню, говорит, что поедет домой. – Гоар с надеждой посмотрела на Анну. – Поехали с нами.
– Мы поедем домой, – тихо, но твердо сказала старуха.
– Мама…
– Я сказала, что мы поедем домой, и точка.
Артур, который все это время стоял, облокотившись о дверцу, и равнодушно наблюдал за женой и тещей, бросил сигарету и махнул рукой:
– Гоар, поехали! Долго мы будем здесь стоять? По дороге разберемся. Не хочет – пусть едет домой.
– Хорошо. Но мы довезем их до дома.
Старуха молча кивнула и залезла в машину.
– Не переживай, я в порядке, – обратилась она к дочери, когда машина затормозила возле подъезда.
– Лучше бы ты с нами поехала, мне было бы спокойнее. На семь дней вернулись бы вместе.
Поддерживая друг друга, Анна с бабушкой поднялись на пятый этаж. Вардитер достала из кармана платья ключ, вставила его в замок и повернула три раза. Дверь открылась, и Анна снова почувствовала страх, который охватывал ее каждый раз, когда она переступала порог этого дома.
– Свари нам кофе. Еще не разучилась? – спросила Вардитер.
– Нет. Что-что, а кофе варить я умею. Ты ведь меня научила.
Вардитер кивнула и зашаркала в гостиную.
Заваривая кофе, Анна слышала доносящийся из комнаты скрип дивана и тяжелое дыхание бабушки. Она вошла с подносом, на котором стояли две чашки ароматного кофе, и вздрогнула – старая женщина сидела на диване с прикрытыми глазами, откинувшись на спинку и открыв рот. Сквозь узкие щелочки виднелись белки глаз – пожелтевшие, покрытые тонкой сеточкой красных сосудов. Анне стало жутко. Ей показалось, что старуха умерла.
Она поставила поднос на журнальный столик и села на краешек дивана. Старые пружины застонали глухо и протяжно, Вардитер открыла глаза и протянула руку к чашке.
– Хороший кофе, правильный, – зевнула она, сжимая скрюченными пальцами покрытую позолотой ручку чашечки.
– Может, поспишь?
– Посплю. Ты тоже приляг. – Старуха кивнула в сторону двери, ведущей в комнату Карине. – Твоя сестра жила там. Не боишься призраков?
– Нет.
– И это правильно. – Старуха взбила подушку в форме валика и легла на бок, подперев дряблую, морщинистую щеку сухой ладошкой. – Хорошо, что ты не боишься привидений. Я тоже не боюсь, хотя я их вижу. Ты тоже когда-нибудь научишься их видеть.
Анна накрыла ее лежащим у изголовья пледом и заботливо погладила по плечу:
– Спи.
Ей вдруг до боли стало жаль эту маленькую, высохшую женщину с острыми коленками, выпирающими из-под клетчатого пледа.
Старуха зевнула еще раз, закрыла глаза и спустя минуту захрапела. Стараясь не шуметь, Анна прошла в комнату, отодвинула книги и нашла за ними тетрадь в синей обложке. На цыпочках она прокралась на кухню, открыла окно, закурила сигарету и стала листать тетрадь. «12 декабря 1994 года»… «16 декабря»… Записей было немного, но все были написаны черной шариковой ручкой, за исключением последней, которая, судя по всему, была сделана недавно. Запись синей гелевой ручкой была датирована двадцатым июня две тысячи восьмого года и называлась «Прощальное письмо». Анна затушила сигарету и углубилась в чтение. Тишину нарушил звонок телефона. Анна увидела старенький зеленый аппарат, стоящий на деревянной полке возле холодильника.
– Алло?
– Здравствуйте, – послышался в трубке взволнованный мужской голос. – Господи! У вас даже голоса похожи.
– Простите, кто вы?
– Меня зовут Сергей. Вы видели меня на кладбище. Неловко получилось…
«Остерегайся Сергея», – вспомнила Анна слова сестры.
– Меня зовут Арев, вернее Анна, – ответила она дрогнувшим голосом, превозмогая невольный страх. – Я – сестра Лусине.
– Я знаю, кто вы, – сухо ответил мужчина. – Я… Я бы хотел с вами встретиться как-нибудь, если вы не против. Можете записать мой номер телефона?
– Да-да, конечно. Если хотите, мы можем встретиться сегодня. – Голос Анны снова дрогнул, на этот раз от нетерпения.
– Разве вам не надо отдохнуть?
– Мне не хочется. Где мы можем встретиться?
Собеседник на том конце провода явно обдумывал ответ.
– Хорошо, давайте сейчас. Это даже к лучшему. Вы знаете кофейню возле оперного театра?
– Я найду ее.
– Нет, не найдете, там их много. Встретимся возле Лебединого озера.
– Я выхожу.
На цыпочках Анна прокралась в коридор, обулась и осторожно заглянула в гостиную. Бабка Вардитер лежала на диване, оглашая комнату раскатистым старческим храпом. Анна закрыла дверь и побежала вниз по лестнице.
Она без труда добралась до оперного театра, нашла озеро, в котором обитали лебеди и из-за которых оно, собственно, и получило свое название, и стала бродить вокруг, рассматривая праздношатающихся людей.
Семейная пара – муж и жена сидели на каменной балюстраде и, придерживая мальчика лет двух, показывали руками в сторону плавающих лебедей:
– Смотри, это лебедь. Правда, он красивый?
Мальчик смеялся и топал ножками, пытаясь вырвать из крепкой родительской хватки свою ручонку.
