странность. С одной стороны, она была гордой и принципиальной, с другой – такой ранимой и трогательной, такой беспомощной и откровенной. Знаете, я ведь тоже любил ее. Кстати, а зачем вам это все знать?
– Да так. Это уже не важно.
– Нет уж, откровенность за откровенность. Вы сказали, что хотели раскрыть какую-то тайну. Что за тайна?
– Я ищу отца. Своего родного отца. Вам что-нибудь известно о нем?
– Ох! – Киракосян задумчиво посмотрел на свои руки, достал из кармана замусоленный носовой платок и стал тщательно вытирать испачканные мелом подушечки пальцев.
– Если вам известно хоть что-то – скажите. Для меня сейчас важна любая информация.
– Был громкий скандал. Очень громкий. Вы в курсе, что ваш приемный отец тоже искал его?
– Нет, он мне никогда об этом не говорил.
– Понятно. Он приходил ко мне. Сказал, что заплатит большие деньги, если я помогу найти этого негодяя. Он почему-то решил, что у нас с Карине были доверительные отношения. Но что я мог? Я был всего лишь школьным учителем, которому нравилась его ученица. Я не знаю, поможет вам это или нет, но как-то раз я видел ее с одним парнем. Я ехал на маршрутке и увидел их возле университета. Они о чем-то спорили. Он схватил ее за руку, а Карине влепила ему пощечину.
– Вы можете его описать?
– Нет, вряд ли. Столько лет прошло. К тому же я был в маршрутке. Помню еще одну деталь, но не знаю, имеет ли это отношение к делу. Уже будучи студенткой, она пришла ко мне и спросила, не могу ли я позаниматься с парнем, который хочет поступить в институт народного хозяйства.
– Она назвала его имя?
– Нет. Я еще сострил, уж не тот ли это человек, который похитил ее сердце? Но она отмахнулась и сказала, что это просто хороший друг. Я согласился и назначил цену. А потом она вместе с курсом уехала на Севан, а когда вернулась, сказала, что парень передумал. После этого она перестала ходить ко мне. Спустя семь месяцев я встретил ее на рынке. Она была на седьмом или восьмом месяце беременности.
– Погодите. Вы можете вспомнить, когда она отдыхала на Севане?
– В конце сентября или начале октября. Точно не помню, но это было осенью.
– Мы с сестрой родились в начале лета. Она резко изменила свое отношение к однокурснику Пароняну после поездки на Севан. Значит, она забеременела там. На Севане. Но кто был моим отцом, кто?
– Я не знаю. Ух, если бы я знал, я бы удушил его собственными руками. Такую красавицу погубил, такую… – Арташес Киракосян не выдержал и вытер слезы.
– Не плачьте, не плачьте, – Анна погладила его по спине.
– Ах, оставьте меня!
– Как скажете. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за то, что уделили мне время.
Возле двери он окликнул ее:
– Арев, я хожу на ее могилу.
– Теперь там две могилы. Несколько дней назад умерла моя сестра.
– Соболезную. Я буду ходить к ним. Можете не сомневаться.
– Спасибо.
Она вышла из школы и махнула рукой Сергею, сидевшему на бордюре возле дороги.
– Ну как?
– Он не мой отец. Остался только один кандидат, – Анна закусила губу, почувствовав, как что-то мучительно тяжелое сжало ей сердце, мешая дышать.
Ей вдруг стало безумно жалко себя, сестру, мать, бабушку Вардитер, своих приемных родителей, которые сейчас наверняка сидят в Москве и переживают за нее. Ей стало жалко Сергея, вынужденного помогать ей в глупых, никому не нужных поисках. Она вдруг вспомнила лицо своего мужа, когда она застала его в объятиях его «недоразумения». Беспомощно-испуганный взгляд и робкое: «Я могу все объяснить, Анна!»
Вспомнила, как плакала свекровь, умоляя ее остаться. Почему-то припомнились трехлетний Гор, который упал и расшиб коленку, Гоар, которая купила два петушка на палочке – для нее и Лусо. Воспоминания разных лет всецело овладели ее сознанием, подобно демонам, и вырывались наружу десятками голосов, лиц и событий. Она вцепилась руками в плечи Сергея и разрыдалась.
– Анна, тебе плохо?
– Мне больно. Мне очень больно!
– Ну же, ну, успокойся, Анна.
– Я не могу, не могу.
– Тогда поплачь. Просто поплачь.
Он гладил ее по волосам, приговаривая: «Все будет хорошо, все наладится», а она рыдала навзрыд, пока не выплакала все, что накопилось за долгие годы.
– Спасибо тебе, – всхлипнула она, доставая из сумки носовой платок.
– Да не за что. Успокоилась? Хочешь, посиди на лавочке, а я сбегаю за такси.
– Нет, я дойду до остановки, там и поймаем.
– Тогда пошли. Не спеши. Иди медленно, вот так, – он бережно взял ее под локоть.
На остановке он усадил ее на скамейку и стал ловить такси. Через минуту остановилась красная девятка. Сергей открыл дверцу перед Анной и сел с ней рядом.
– Домой? – спросил он и назвал адрес водителю.
– Пожалуй, сегодня мне надо отдохнуть, – вздохнула Анна и усмехнулась: – Слушай, он такой трогательный – этот учитель. Расчувствовался под конец разговора, заплакал. Ты знаешь, я думаю, что моя мать забеременела во время поездки на Севан.
– Возможно. Кстати, а где живет третий кандидат?
– В деревне. Раньше он был соседом матери, а потом уехал в деревню.
– Как она называется?
– Лукашен, кажется, а что?
– Может быть, Лчашен?
– Да, точно, Лчашен.
– Мне кажется, там мы найдем все ответы на наши вопросы. Анна, эта деревня расположена недалеко от Севана.
– И что?
– Не знаю, но мне кажется, что нам стоит навестить его.
– Наверно, стоит, хотя я сомневаюсь. Слишком больно ворошить прошлое.
– Это точно, – Сергей расстегнул две верхние пуговицы рубашки. – Ну и жарища!
– Да уж, – Анна посмотрела на него и внезапно вздрогнула.
– Ты что?
– Откуда это у тебя? – спросила она, проведя пальцем по белому шраму, идущему от ключицы вниз.
– А, мелочь. В детстве баловались с другом. Играли в фидаинов. А что?
– Ничего, забудь.
Он довел ее до квартиры и передал с рук на руки бабке Вардитер, которая, увидев внучку в таком состоянии, стала причитать.
– Все нормально, бабуля, просто мне надо немного отдохнуть.
– А я тебе что говорила? Нечего тебе бегать туда-сюда. Сергей-джан, хоть ты ее вразуми.
– Не переживайте, бабушка, ничего страшного, – улыбнулся он.
– Марш в свою комнату и чтоб из дома ни ногой! – тоном, не терпящим возражений, сказала Вардитер.
– Я позвоню тебе завтра, спасибо, что довез и вообще… – Анна устало улыбнулась Сергею.
– Не за что. Поправляйся.
После его ухода Анна легла на диван, укрылась пледом и задремала. Она открыла глаза только под вечер. Вардитер сидела в кресле напротив и, как всегда, перебирала фотографии.
– Проснулась, балам-джан? Родители твои звонили. Я не стала их расстраивать. Сказала, что ты ушла гулять и будешь позже. Что с тобой случилось?
