удивление, не надруганным. Чувствуя безвыходность положения, он подорвал себя гранатой. Пленные 'духи' потом говорили, что сам Масуд ставил им мужественного шурави в пример, как символ настоящей воинской доблести и самопожертвования.
Такие военные пейзажи и у наших солдат не вызывали добрых чувств к невинным мирным афганцам. Поскольку, бывало, что днем он мирный пастух, а ночью его ловят с автоматом или кинжалом около наших палаток.
Наши разведчики перехватили опиумный караван с 15–ю мешками наркотиков. Ишаков прогнали, а погонщики куда — то пропали (хотя, я лично догадывался, куда? Выстрелы в горах слышны далеко). С тех пор мешки, охраняемые часовым из отделения сержанта Мурзагалиева, лежали в отдельной палатке и ждали приказа на сожжение. Святое дело. На эти наркотики 'духи' покупали оружие за границей и этими же наркотиками травили наших солдат. Уже сколько их дембельнулось из Афгана законченными наркоманами, и родной Союз получал полноценных преступников. Потому что наркоману наркотик нужен как воздух, а в Союзе наркотиков на одну только зарплату не купишь…..
С отобранным дурманом в Афгане поступали просто: после письменного приказа, обливали бензином, сжигали и составляли акт об уничтожение. Сейчас все ждали возвращения из Ташкента командира бригады полковника Боряева, без подписи которого ни одно сожжение не будет действительным. За последние месяцы бригада раз десять побывала во всяких переделках, о которых в газетах пишут, как 'об огневых контактах' с 'духами' и сильно поредела. Чаще всего выбывали из строя молодые необстрелянные и плохо подготовленные бойцы. Боряев несколько раз созванивался с учебным центром спецназовцев неподалеку от Ташкента, ругался и, в конце концов, поехал за пополнением сам.
Мы пятый день жили в палатках под беспощадным палящим солнцем у безымянного кишлака. Выполняя приказ сверху 'в кишлак не заходить', Солдатики изнывали от жары, безделья, делали набеги на виноградные поля тамошних баев или добывали в дуканах местную водку — Сарап в пол литровых полиэтиленовых пакетах. Опыта спиртопроизводства у афганцев не было т. к. мусульманам вообще пить запрещено. И как изготавливали этот спиртной напиток местные менделеевцы не известно? Но мерзость отчаянная.
Ранним утром меня разбудил дежурный по роте,
— Товарищ старший лейтенант! — возбужденно кричал он мне в полумрак палатки, — там, в кишлаке пальба. Не иначе, наших бьют!? И Вас какой — то полковник срочно вызывает.
Я быстро оделся, вышел. Действительно, со стороны кишлака доносилась беспорядочная стрельба. Я насторожился. У палатки увидел стоящий новенький УАЗ, рядом с ним дежурного по бригаде старшего лейтенанта Сафронова и моложавого полковника со строгим лицом, украшенным тонкими щегольскими усиками.
— Из особого одела армии — успел мне шепнуть Сафронов.
— Вы почему не выполняете приказ, старший лейтенант! — сразу же тонко заорал полковник? Почему стрельба в кишлаке?!
— Вероятно, там стреляют?! — осторожно предположил я, понимая, что острить сейчас не время и можно влезть в глупую историю, — я своих солдат не посылал — продолжил я. — А, Вы кто!? Предъявите, пожалуйста, удостоверенье?
— Что Вы себе позволяете, старший лейтенант?! Разве вам не достаточно того, что, как официальное лицо я прибыл вместе с дежурным по подразделению?
Я хмуро смотрел на полковника, — раздумывая, может заставить все — таки этого выскочку предъявить документы?
— Отстань, — шепнул Сафронов, толкнув меня плечом.
— Стройте роту! — приказал полковник.
Я распорядился..
— После построения, за исключением часовых и больных в лазарете обнаружилось отсутствие в полном составе отделения сержанта Мурзагалиева. Взводный — прапорщик Котов только моргал глазами и старался не дышать. Впрочем, и без дыхания от него разило как из винного погреба. На мой вопрос — куда делось отделение? — Котов скосил глаза в сторону кишлака и нечленораздельно пробубнил, что, наверное, ушли за виноградом?.
— Душу выну — уверенно пообещал я прапору сквозь зубы.
— В общем так, старший лейтенант, — разглядывая повинную рожу прапорщика и медно чеканя слова, сказал полковник. — Я смотрю, — вы здесь хорошо устроились. Сплошь бедлам: командир роты спит, люди в самоволке, ваш взводный пьян, конфискованные наркотики оставлены без присмотра? Вы понимаете чем это пахнет? Или хотите роту наркоманов создать, если уже не создали? Как это объяснить? Где ваши люди!?
— Пока не знаю, сейчас разберусь.
— Разберитесь! Когда самовольщики вернутся — доложите дежурному по бригаде, а Вы доложите мне — приказал он уже Сафронову, — а мешки в машину. Быстро — ткнул он моего прапора в бок.
Котов, обрадовавшись, что дело может как — то спуститься на тормозах, бросился выполнять приказание.
— Отставить, прапорщик! — твердо и громко приказал я Котову.
— Котов по инерции пробежал метра два и остановился, в нерешительности глядя то на меня, то на полковника.
— В чем дело? — грозно сощурился особист.
— Извините, товарищ полковник, но конфискованные наркотики я могу передать кому — либо только по личному распоряжению командира бригады. Такого приказа я не получал.
— Ну, хорошо, — смягчился полковник. Будет распоряжение. Я еще не знаю, чем это дело кончится? — снизив голос до вкрадчивости, продолжал он, кивнув в сторону непрекращающейся стрельбы. — Если стрельбу устроили ваши люди, то боюсь, что серьезного разбирательства не миновать.
После этого он сел в машину и, не попрощавшись, приказал своему водителю трогать.
— Вот так влип! — сказал я Сафронову. — Как мог Мурзагалиев так поступить? Серьезный парень — и на тебе….
— Тиханцов! — крикнул я сержанту — замкому первого взвода. — Заводи БТР, бери ребят и вперед! Поедем спасать
— А как же приказ насчет кишлаков? В Кишлаки не входить! — в сомнении сказал Сафронов. — Смотри Иван, особист — преподлейший человек. Мне про него Климов рассказывал….
— Да пошли они все! — заорал я раздраженно Сафронову, вслушиваясь в выстрелы… — Что мне теперь, ждать пока их всех перебьют?! — Плевать мне на твоего на полковника, на тебя и всех кто там в штабе…
— А я то тут причем, Иван? — обиделся Сафронов.
— Ладно извини, старик. Насчет тебя я погорячился. Быстро, Тиханцов! Быстро!.
Через десять минут мы уже были в селение. Пальба за площадью у мечети то нарастала, то спадала. Мы остановились, пытаясь разобрать обстановку. Рация молчала, никто не взывал о помощи. Значит, самовольщики даже рацию с собой не прихватили, разгильдяи. Мы въехали на площадь, выскочили из машины на песок.
— Командир, смотрите — прошептал мне сержант Тиханцов, показав рукой в сторону культового дома.
Я посмотрел. Метрах в двухстах по краю плоской крыши здания, стоящего впритык к мечети, полз старик с белой бородой. Я взял бинокль. Сказал сержанту — А ну — ка сними его!
Тиханцов достал из БТРа карабин с оптикой, но спросил, — А стоит ли, командир? мирный старик….?
— Старик мирный, но мне его гранатомет не нравится. Да быстрее, он в нас уже целится!
Через секунду 'мирный' гранатометчик мешком свалился с крыши, за ним кувыркался заряженный РПГ.
