Стена была густо увита корнями разной толщины, но это не помешало разглядеть, что везде кладка коричневая, а здесь чуть светлее (!) Кирпичи были уложены неровно, между ними было меньше извести, чем на других участках кладки. Было очевидно, что здесь что — то замуровывали, торопясь, не заботясь о надежности кладки?
Мишка тоже включил свой фонарик и под более ярким светом, этот контраст в цвете кирпичей стал заметен отчетливее.
— Да! — уверенно сказал Мишка — будь не я, если тут не замурован какой то отдельный ход?
Я взял у Сани граненый ломик и, отодвинув сползающие по стене корни деревьев, тупым концом обстукал стену. Там где кладка меняла цвет, звук ударов ломика был более глухим.
— Действительно, там похоже, пустота.
— Ломаем, чего там рассуждать — засуетился Саня.
— Подожди — ответил я, — сломать стену всегда успеем. Сначала надо обследовать все, что поддается обследованию без архитектурных подвижек.
По знакомой галере двинулись дальше. Через пятнадцать метров, обнаружили, обвальное место: правая и левая стены прохода треснули и из — за огромного бокового давления наваливались верхушками друг на друга, оставляя лишь узкую треугольную щель, в которую можно было протиснутся, согнувшись в три погибели и боком. На полу образовалась гора песку и кирпичей. Стало страшновато. Казалось, что сейчас стены вот — вот сойдутся и намертво зажмут тебя в земном чреве.
Мишка первым протиснулся через препятствие и посветил в темь.
— Нормально, — сказал он, — далее путь свободен.
Соблюдая осторожность и царапая о выступающие камни плечи, мы миновали это препятствие, прошли еще метров двадцать и оказались на каком то подземном перекрестке. Он стал конечным пунктом нашего путешествия по найденной галерее. Все три хода, ответвляющиеся от него были обрушены и завалены землей и камнями.
Под ярким светом трех фонарей, разрушенный перекресток производил впечатление неправдоподобной сценической декорации по произведениям Шекспира. И мы бы не удивились, если среди потемневших каменных стен и угрюмых коричневых сводов всплыла тень отца Гамлета, а трубный загробный голос произнес 'Какого черта вы пришли сюда и нарушили покой мертвых, дети мои?'
— О, блин! — воскликнул Саня, светя на кирпичную стену и внимательно разглядывая ее. — Да здесь наскальные рисунки!
— Возможно, мы на месте стоянки человека эпохи неолита? — осторожно предположил Мишка, подходя к моему брату. — Я уже чувствую дыхание земли и топот мамонтов.
Старая кирпичная стена была испещрена всевозможными надписями. Чаще встречались незамысловатая, но важная информация, нацарапанная острыми предметами: типа 'Здесь был Петя', 'Вася', 'Федька — дурак'.
Ближе к обвалу высокими и глубокими буквами, высеченными скорее всего лопатой, был обозначен венец всей информативной политики в мире. Он представлял собой сильно бранное слово, которое с незапамятных времен по употребляемости лидирует на Руси абсолютно во всех областях деятельности человека и состоит всего из трех букв.
Далее хода нигде не было. Земля и камни завалили все проходы до потолка. Скорее всего, галерея, по которой мы шли, была более поздней постройки, чем встретившаяся и идущая перпендикулярно. Наша галерея была выложена кирпичом. А стены и сводчатый потолок перпендикулярного хода построены из булыжных камней. Кое — где землю на стенах подпирали черные от времени бревна, а на трех углах перекрестка в потолок упирались толстые деревянные столбы. Мишка ткнул один столб ножом — крепкое! Наверное, это дуб. В подземелье было сухо, и царь деревьев дуб прекрасно сохранился.
Правый угол подземного перекрестка был наполовину обрушен. Из нагромождения камней, гнилых досок и осколков кирпича зияющей пастью открывался черный проем. Михаил осторожно полез к нему.
— Здесь колодец! — заключил он со стены, посветив вниз.
— Я, старясь не задеть свисающие камни и колья и не вызвать новый обвал, забрался наверх к Мишке и опустил голову в проем.
Колодец был метра четыре в диаметре и напоминал перевернутую воронку, его глубина составляла около пяти метров. Стены были выложены из булыжников, по которым вниз уходила узкая, своеобразная лестница. Выяснилось также, что в этот колодец мы проникли сбоку, так как кладка его ствола уходила и вверх. Я посветил вверх, и увидел, что потолок колодца, выложен бревнами, а сбоку под потолком чернел еще один проем, вероятно, служивший входом в колодец. Ступенями лестницы служили, выступающие почти на метр из стен толстые бревна, распиленные пополам вдоль. У этой лестницы не было видно даже признаков перил. Наверное, древние обитатели монастыря спускались по ней, прижимаясь плечом к стене.
Было хорошо видно основание колодца, которое на дне значительно расширялось. Пол был усыпан битым кирпичом и осколками камней. Мы решили не испытывать крепость древней лестницы и сбросили вниз капроновую веревку, на которой предварительно навязали узлов. Веревку примотали к одному из угловых столбов. Михаил первым спустился вниз. На дне колодца оказалась достаточно широкая площадка. У одной ее стены лежали какие — то конические бревна. Михаил по привычке ткнул одно из них ножом, — нож уперся в твердое.
— Ого! — крикнул нам снизу Михаил — знаете, что я обнаружил?
— Ну, говори? — нетерпеливо прокричал вниз Саня.
— Это, ребята, самые настоящие доисторические пушки! Пять штук.
Я тоже спустился к Мишке в яму.
Это были ушастые, толстые стволы, сложенные в стопку с налетом толстого слоя пыли. Сразу за ними у стены пирамидальной горкой были сложены серые от пыли, круглые ядра. Я дотянулся и поднял одно из них. Тяжелое. Не мене двух килограммов, а диаметр не менее десяти сантиметров.
— Интересно — произнес Михаил — раз основная задача монастыря дать приют и успокоение людям, которые решили всего себя отдать вере в Бога, то зачем пушки?
— За тем, что бы постояльцы чувствовали себя уютно, спокойно и защищено — сообщил сверху Саня — Между прочим, в этих местах Стенька Разин со своими разбойничками, когда — то баловал…. А пушечки то ничего. Можно или в музей продать, или еще кому.
— Ну, ты и спекулянт — произнес Михаил — разглядывая найденный арсенал — посадят тебя когда — нибудь за растрату народной собственности?
— Здравствуйте! — сказал Саня, спускаясь по веревке вниз. Вы глубоко ошибаетесь. Не такой уж я материалист и хапуга, как вам показалось сгоряча. И не больший циник, чем вы сами, господа. Во — первых, какая же это народная собственность? Может быть, это и есть те самые сдерживающие средства, которым манипулировал доисторический царский режим, не давая нашим предкам выбрать дорогу к светлому будущему еще три века назад. Поэтому мы, — как потомки угнетенного народа, имеем полное право реквизировать царскую и, тем более, монастырскую собственность. А во — вторых, я так долго не могу позволить себе новые джинсы, что грех не воспользоваться случаем и не подзаработать на том, что теперь по праву принадлежит нам.
Но Мишка уже не слушал Санины разглагольствования. В стене колодца обнаружился овальный проем. В нем виднелась почерневшая от времени дверь. Я навел на нее луч фонаря. Дверь была сделана из толстых досок, которые крест — накрест были стянуты железными полосами. Мишка поковырял полосы ножом, они заблестели.
— Медь — сказал он.
На двери висел заржавевший старинный замок, который закрывал толстую железную накладку между самой дверью и мощным косяком.
Мишка попробовал вытащить дужку замка. Заперто! Или заржавела?! Попытка открыть его монтировкой к успеху не привела.
— Ну — с, выход один — в размышлении проронил Михаил — надо пилить.
— Чем пилить? Ножовка сломана?
