сообщила:
— В отпуске нотариус. Нона Михална в Крым поехали… Отдыхать от вас от всех будут… Нечего двери напрасно дергать!
Потому что упомянутую Нону Михалну Прошкин не просто знал, но еще и основательно недолюбливал. Для этого имелись совершенно объективные причины. Очень упитанная и очень властная тетка — Нона Михална — считала своим первейшим долгом «устроить» личное счастье Прошкина. Ответственному человеку, такому как Николай Павлович, необходимо как можно скорее связать свою еще молодую, но уже руководящую жизнь с интеллигентной девушкой из достойной семьи. Нона Михална как раз, подходящую девушку имела среди родни — в качестве племянницы. Вообще, Прошкину сильно повезло. Потому что племянница Ноны Михалны, помимо всех описанных достоинств еще и очень домовитая, редкая красавица и прекрасно поет…
Де — факто племянница была медлительной, тощенькой и конопатой девицей с многочисленными дефектами речи. Она работала тут же — секретарем у самой Ноны Михалны. Сердобольный Прошкин испытывал к бедолаге даже некоторое сочувствие и готов был прощать ей скверно заваренный чай, поломанные карандаши и орфографические ошибки — но что бы женится — это уж было бы слишком!
Лирическое отступление.
Решать такой серьезный вопрос как женитьба, не посоветовавшись с руководством, Прошкин был просто не в праве — он, как сотрудник органов, себе действительно не принадлежит! Поэтому его брак, как любил повторять товарищ Корнев, вопрос стратегический. Дело в том, что и самого упомянутого товарища, а с ним вместе и Прошкина — за разнообразные, безусловно полезные, но порой уж слишком новаторские начинания время от времени «отжимали» по партийной линии. Прикрыть это слабый фланг многоопытный аппаратчик Корнев надеялся, устроив семейное счастье Прошкина.
Именно ради такой благой цели сам Корнев в канун международного женского дня сказался больным, и отрядил надлежащим образом проинструктированного Прошкина с огромным букетом и тортом поздравлять от Управления сотрудниц Обкома. Под «сотрудницами» надо было понимать исключительно Ольгу Матвеевну — вдовую, но стройную, моложавую, и очень влиятельную даму с красиво уложенной в парикмахерской прической из густых черных волос, высокими выщипанными бровями, всегда затянутую в строгие, но изящные платья из черного панбархата. Ольга Матвеевна до недавних пор курировала легкую промышленность, а теперь — после повышения, стала занималась исключительно идеологией… Такому вниманию со стороны Управления, она очень обрадовалась, усадила Прошкина рядом с собой сперва в президиуме, потом в зале, хватала за руку во время особенно впечатляющих номеров художественной самодеятельности, угостила пирожным в буфете, и даже пригласила заглядывать запросто — а не только по службе. В общем, адюльтер можно было признать удачно состоявшимся!
Прошкин, конечно, заглянул — для начала в отдел кадров. И был сильно удивлен — Ольга Матвеевна была, разумеется, женщиной не старой, но все-таки на много старше чем выглядела. Вдобавок, вдовой она была даже дважды — ее первый супруг — пламенный комиссар — погиб в гражданскую, а второй муж — полярный летчик Вяхин — героически погиб среди арктических снегов, чуть больше года назад. Узнав о сиятельной даме такие биографические подробности, мнительный Прошкин сразу же представил, как Ольга Матвеевна, еще больше помолодевшая и похорошевшая, вешает на стену рядом с двумя парадными портретами безвременно скончавшихся супругов еще один — самого невинно убиенного при исполнении служебных обязанностей Прошкина, и аккуратно перевязывает рамку черной бархатной ленточкой, хищно улыбаясь при этом губами, покрытыми кроваво-красной помадой …
В любом сборнике трудов, посвященных оккультным обрядам и особенно ведовству, можно прочесть истории про то, как дамы с подобной внешностью забирают сперва молодость, а потом и жизнь у своих доверчивых супругов! Но поведать хотя бы одну такую мрачновато — мистическую историю скептику — Корневу Прошкин не рискнул бы. Хотя сам тихо ужаснулся, и быстренько съел совершенно случайно завалявшуюся в столе просвирку — лучшее профилактическое средство от происков колдовства со стороны сотрудниц руководящего аппарата. И, через несколько дней, деликатно поинтересовался у Корнева — прибавит ли престижа Управлению, ситуация, когда про одного из его районных руководителей будут говорить — вот, мол, муж вдовы летчика-героя Вяхина?
Корнев, поразмыслил и согласился, что Управлению, в лице Прошкина, жена — идеолог на сегодняшний день ни к чему! Вообще умная жена — сущее наказание для ответственного работника, и Прошкин, принимая во внимание чужой опыт, должен выбрать супругу милую, но поглупее — ему с ней логарифмы не решать! Тем более, Корнев уверен, что Прошкин возьмется, в самое ближайшее время, за ум, поступит в университет, на исторический факультет. А потом и сам сможет через год — другой пойти на повышение по партийной линии, на ту же идеологию — если, конечно, будет следовать разумным советам старших товарищей.
Для подтверждения последнего тезиса Владимир Митрофанович при случае взял Прошкина с собой в гости — на дачу к давнишнему своему приятелю — товарищу Грищенко. Этот солидный хозяйственник возглавлял строительство нового индустриального комплекса в окрестностях Н… Но для такого человека как товарищ Грищенко нынешняя — объективно весьма высокая — должность была не более чем опалой, потому что до этого он служил одним из заместителей председателя Совнархоза! Тем не менее, успехи товарища Грищенко даже на скромном новом поприще были настолько впечатляющими, а внутриполитические веяния настолько изменчивыми, что начали уверенно поговаривать о его возвращении в столицу, после пуска объекта, причем на должность никак не меньшую чем кандидат в Президиум…
Товарищ Грищенко был не только талантливым организатором, но и счастливым отцом девятнадцатилетней Риты — веселой, коротко остриженной спортивной девушки в беленьких носочках. Рита гоняла вокруг дачи на дамском велосипеде, играла в мяч с ребятишками гостей, и все время звонко и весело смеялась, пока ответственные работники перекидывались в картишки в тенистой беседке.
— Помилосердствуйте, Мария Савишна! Или хоть дайте нам отыграться, — полушутя упрашивал товарищ Грищенко. Действительно, банк снова был у Марии Савишны — супруги Корнева. Она аккуратно собирала в столбики мелкие монетки, раскладывала в порядке возрастания стопочками потрепанные рубли, тешки, пятерки и ритмично стряхивала пепел с сигареты. Хотя играли на сущую мелочь, Прошкин уже лишился половины месячного оклада, а потери «старших товарищей» — самого Грищенко и Корнева — были значительно более существенными.
— Отыграемся мы, как же… — пробурчал Корнев, — скорее по миру пойдем…
— Нет денег — не садись, первое правило преферанса, — парировала Мария Савишна, умело, как настоящий крупье, сдавая карты, — второе — проиграл, не отыгывайся…
Товарищ Грищенко засмеялся:
— И где вы так только научились?
— Математические вероятности везде равноценны — что в Жмеринке, что в Москве, что в Париже, — улыбнулась Мария Савишна, — я, когда была студенткой, подрабатывала в казино — банкометом. А как математику мне очень занятно было наблюдать за рулеткой и обобщать данные…
— Надо же, как интересно! В казино работать… — подала голос супруга товарища Грищенко — Мира Соломоновна — тучная дама в блузе из очень дорогих кружев с большущей брошкой из ценных камней — только что принесла в беседку кувшин с морсом, и как раз успела, что бы с сожалением проводить взглядом очередную пятерку, перекочевавшую из бумажника супруга в аккуратную стопочку Марии Савишны, тут же с ноткой превосходства, добавила, — А ваш, сыночек, младшенький, подрался с внуком нашего соседа — профессора Семкина, нос ему в кровь разбил! Такой скандал! Мог быть… если бы не уговорила не жаловаться…
— Не дети — а просто коршуны! Стервятники! — вздохнул Корнев, и успокоил Миру Соломоновну, — Я ему дома уши надеру — не сомневайтесь! Надолго запомнит как себя нужно вести в гостях!
— Что за дичь — физически наказывать ребенка! — пожала плечами Марина Савишна, — Прекрати, Владимир, ты же не на службе! Пусть мальчик свободно развивается, растет в естественной среде!
Надо сказать, все четыре отпрыска Корнева, росли в рамках «естественной среды», то есть совершенно безнадзорно, были отъявленными хулиганами и наводили суеверный ужас и на сверстников, и на педагогов и даже на сотрудников милиции… И, в конечном итоге, доставляли своему ответственному папаше массу дополнительных хлопот, в которых Корнев, отчасти справедливо, винил воспитательную доктрину и вечную профессиональную занятость своей супруги — доцента кафедры математики местного
