Сказал Эмерхад:
– Чем же люди, по твоему мнению, отличаются от зверей?
Сказал мальчик:
– У людей есть разум и душа.
Рассмеялся, услышав это, Эмерхад.
– Не будем говорить о душе, – сказал он, – ибо ты ничего не знаешь о ней. Ведь если я скажу тебе, что все – ветер, огонь, деревья, звери и птицы – все это имеет душу, ты не поймешь меня и не поверишь мне. Поэтому будем говорить только о разуме. Знай, Келлаиш, что разум – всего лишь орган, развитый у человека больше, чем у животных. Также и у животных есть органы, более развитые, чем органы человека – сможешь ли ты ощущать запахи так, как ощущает их собака, или плавать так же быстро, как рыба? У всего, что существует, есть нечто, отличающее его от остального. Разум – то, что отличает человека. На каком же основании ты превозносишь человека, а не крота, роющего удивительные и весьма длинные норы в земле? А ведь человек полагает своим правом убивать животных и использовать деревья для постройки домов своих.
Сказал мальчик, подумав:
– Человек – совершеннее и выше всех животных.
Спросил Эмерхад:
– Значит, существо, которое совершеннее и выше человека так же, как человек совершеннее и выше животного, будет обладать полным правом использовать человека по своему усмотрению и отнимать у него жизнь по желанию своему? Теперь давай рассмотрим, в чем же заключается совершенство человека по отношению к животным и в чем состоит его право. В одном лишь состоит его право – в праве сильного. Ибо нельзя представить себе, что человек станет учитывать желания животных – есть их ему или не есть, или начнет обсуждать – имеет ли вообще он, человек, право есть их? И совершенство его заключается в том, что он сильнее всех остальных животных, и куда лучше приспособлен убивать, чем они. Ведь хотя мышцы многих животных сильнее мышц человека, и зубы их острее, однако разум – куда лучшее оружие, чем мышцы и зубы. Итак, если мы установили, что право и совершенство человека – это право и совершенство силы человека над другими живыми существами, то не будет ли тот, кто сильнее человека, уже вследствие своей силы иметь право на жизнь его?
Сказал Келлаиш:
– Мне трудно представить такое существо.
Сказал Эмерхад:
– Взгляни на меня.
Сказал Келлаиш:
– Ты полагаешь себя совершеннее и выше человека? Чем же ты выше и совершеннее?
Сказал Эмерхад:
– Я обладаю способностями, которые отличают меня от человека так же, как человека способности его разума отличают от животных. И как человек не способен объяснить суть разума животному, так же и я – пока еще – не способен объяснить тебе суть этих способностей. Я могу лишь продемонстрировать тебе внешнее действие их, показать какое-нибудь чудо, сотворить что-нибудь необычное или ужасающее. Но главное – не само чудо, а то, что способно произвести его. Не кажется ли тебе, что и для животных многие действия человека – например, стрельба из лука – чудесны и необъяснимы? Но ведь дело не в руках, сжимающих лук и стрелы, а в разуме, придумавшем их. Потому вновь говорю тебе – суть не в чуде, но в том, что таится за ним.
Сказал Келлаиш:
– Ты не кажешься мне кем-то, сильно отличающимся от человека. Ты и разговариваешь, и ведешь себя как человек.
Сказал Эмерхад:
– Я, как и мои собратья, ваны, с одинаковой легкостью способен говорить также с огнем, ветром и деревом. Где же я-подлинный – я, говорящий с тобой, я, говорящий с огнем, я, говорящий с ветром или я, говорящий с деревом? И не думаешь ли ты, что и с тобой, и с огнем, и с ветром, и с деревом я говорю одинаково?
Сказал Келлаиш:
– Если я для тебя то же, что для человека – животное, зачем ты пришел?
Сказал Эмерхад:
– Я желаю взять тебя с собой и помочь стать больше, чем ты есть. Я желаю, чтобы ты мог понимать этот мир полнее, чем понимаешь сейчас, и научился необходимым способам для этого понимания.
Сказал Келлаиш:
– В чем же состоит твое понимание? Если в том, что ты только что рассказал мне, то я не пойду с тобой, ибо мне не по нраву мир, где господствует один лишь закон: закон силы, и сильнейший пожирает слабого, а более нет ничего.
Сказал Эмерхад:
– Я показал тебе этот мир лишь чуточку иначе, чем ты привык видеть, а ты уже торопишься возвести услышанное в единственный закон Сущего. Но чтобы уничтожить твой страх, покажу я тебе Сущее с иной, противоположной стороны.
Знай, Келлаиш, что человек не ценнее животного, и ангел не ценнее муравья. Не в том различие их. Однако лишь глупец станет утверждать, что нет никакой иерархии среди населяющих Сущее. Одно из различий – сила, но это – не единственное различие. Есть и другое: я называю его
Что это за способность и как определить ее? Это – способность признать за существами и другого, и собственного вида самостоятельную ценность, безотносительную к выгоде или вреду, которые эти существа могут доставить тебе. Это – умение ощутить себя на время кем-то иным, нежели ты есть. Это – способность к сопереживанию. Некоторые называют эту способностью «любовью», но «понимание» мне представляется куда лучшим словом. Насекомые и низшие животные ее лишены почти совершенно. У более развитых животных эта способность есть, хотя и в зачатке. Она бывает сильна, но она очень узка и почти всегда утилитарна. Разум и иные духовные органы человека уже достаточно развиты, чтобы он мог принимать в этот круг не только одних ближних своих, но и тех живых существ, которых видит впервые. Какие иные духовные органы, спросишь ты? Я отвечу: способность видеть в чем-либо красоту – один из них. Любишь ли ты себя и признаешь ли свою жизнь и свою душу великими ценностями? Без сомнения – да, и это – нечто, общее для всех живущих. Но, кроме себя, собака распространяет это чувство еще и на хозяина. Человек же способен полюбить не только другого человека и не только свое животное, но и дикого зверя, сказать «это – красиво» о скале, дереве, облаке. Однако понимание человека ограничено, ибо сопереживание его вызывается разумом и собственными эмоциями. Это не есть совершенное сопереживание. Но те, кто превосходят человека, умеют сопереживать совершенно. Ибо они способны полностью отождествить себя с тем, что видят. Для этого они принимают иную телесную форму, или же не меняют формы, но проникают своим естеством в то, что видят, и становятся этим, и воспринимают мир так, как воспринимает то, на чем они сосредотачивают свои усилия. Собака видит ценность лишь в хозяине, человек видит ценность в том, что близко ему, что выгодно ему и что кажется ему красивым, ангел или ван способны увидеть величайшую ценность даже и в муравье, которого ты ненароком раздавил.
Выслушав все это, оглянулся Келлаиш кругом и еще раз посмотрел на тела мертвых монахов. Сказал он:
– Красивые слова. Если ты способен разглядеть ценность даже в муравье – почему же в этих людях ты не нашел ее?
Сказал Эмерхад:
– Глупец! Я говорю о способностях, а не об образе действий. Люди воюют между собой, хотя каждый из них, в общем-то, способен признать, что все люди – братья. Я хочу научить тебя волшебству и пониманию, но что ты будешь делать с этим пониманием – разрушать или созидать – выбирай сам. Я научу тебя, как проникать, как отождествлять свою суть с сутью чужой – но тому, что делать с этим знанием, я не стану учить тебя, ибо мой выбор – это мой выбор, и мне ценна твоя собственная воля, а не отражение моей. Любить людей и бескорыстно отдавать себя им, или делать из них слуг и рабов – для себя самого решать
