общались с людьми. А уничтожены были все, без разбора. И когда паладины и жрецы приходили в их поселения с огнем и мечом, они не могли понять, чем вызвана эта вражда. И людей с тех пор они считают дикими зверьми, охочими до разрушения и насилия.
Сказала Рола:
– Страшна история, которую ты рассказал. Неужели и до сих пор продолжают преследовать их, до полного уничтожения?
Сказал Мъяонель:
– Конечно же, нет. Хватило и истребления Целого их расы. Уже миновало много тысяч лет, как прекращена эта война. Оставшиеся либо сгинули сами, либо влились в другие народы – как, например, это произошло с каджами. Но некоторые еще живы. И теперь, когда стало известно о том, что время богов и время Сущего разделено, я предпринял кое-какие шаги для того, чтобы оживить Целое их народа. К сожалению, эта попытка провалилась. А прежде и заниматься этим было бы бесполезно. Ибо, поступив так, я погубил бы и себя самого, и вновь возбудил бы гнев неба на эту расу.
Сказала Рола:
– Ты говоришь так, будто считаешь себя в ответе перед ними. Почему?
Сказал Мъяонель:
– Меня восхищает их мастерство и волшебное искусство. Я люблю их – а любви не нужна причина. Культура, созданная ими, так же близка мне, как и культура ванов, моего собственного народа.
Сказала Рола:
– Из твоего рассказа видно, что эти дроу – не так уж добры. Что ты говорил о черных чарах, в которых они искусны?
Сказал Мъяонель:
– Разве я сказал, что темные альвы – добры? Я сказал, что люблю их, только и всего.
– Хорошо, – сказала Рола, – мне надо будет подумать над этой историей. Пока у меня нет вопросов. Однако мне хотелось бы продолжить беседу. Ты не против?
Сказал Мъяонель:
– Нет. Спрашивай – я, как смогу, постараюсь удовлетворить твое любопытство.
Сказала Рола:
– Ты сказал: мир существовал прежде, чем произошло то, что называется «сотворением». Как такое может быть?
Сказал Мъяонель:
– Мне сложно объяснить это.
Сказала Рола с насмешкой:
– Неужели философское учение, которому ты следуешь, настолько сложно и противоречиво, что ты не осмеливаешься даже и изложить его?
Сказал Мъяонель:
– То, что я знаю – не философское учение, а память. Однако мне сложно рассказать тебе о том, что я помню, потому что в известном тебе мире вещей я нахожу очень мало из того, с чем можно было бы сравнить состояние мира до его сотворения.
Сказала Рола:
– И все же мне хотелось бы услышать об этом.
Сказал Мъяонель:
– Смею ли я в чем-либо отказать хозяйке дома, где был принят со всей любезностью? Что ж, слушай.
В начале не было мира Сущего. Были тени и дым, и отблески пламени, и пустота, в которой были дыры – а дыры эти были еще меньшим «чем-то», чем сама пустота. Бездна была распахнута, и не имеющие имен смотрели во вне. И Сущее, которого не было, было подобно Пределам, было подобно Хаосу, было подобно глубинам Преисподней. Обитали там, помимо не имеющих имен, еще Древние, Незримые, Грызущие и Тени.
– Что это за существа и какой вид они имели? – Спросила Рола.
– Тени были подобны теням – оттого я и называю их так. Ныне они – обитатели Дна. Древние были подобны жгутам бурого дыма. Незримые не имели ни вида, ни формы, ни каких-либо свойств. Грызущие были подобны болотным огонькам, и еще были подобны светящимся камням, и еще были подобны солнцам, заточенным внутри себя самих. Неверен был их свет, ибо не свет это был, а лишь кажущееся свечение.
– Кто же сотворил Сущее? – Спросила Рола.
– Приближение Элов породило мир сущий.
– Кто такие Элы и откуда они взялись, если не было еще ничего?
– Я не знаю, откуда пришли Элы, – отвечал Мъяонель, – и я не знаю, как правильно называть их: одним существом или многими. Ибо они могли действовать и поодиночке, и как единое целое.
– Я поняла, – сказала Рола, – это было единое, но со множеством разнообразных проявлений.
– Ты не права, – отвечал ей Мъяонель, – ведь нельзя называть реки различными проявлениями моря. Но хотя различны между собой реки, где ты проведешь границу между рекой и морем? Вода в них – едина. Так же были и Элы.
Предчувствуя их появление, стало Сущее наполняться жизнью и бытием, ибо Элы – жизнь и бытие. И обитатели мглы и теней перестали уничтожать и поглощать друг друга, ибо вокруг нашлось много другой доброй пищи, и исчезали порождения пустоты, ибо, поедая, они принимали в себя бытие, и от того изменялась их сущность. Но были и отказавшиеся. О некоторых из них известно даже и в людских преданиях. Называют их страшными чудовищами, поглощающими все живое и неживое. Но это неверно. Не поглощают они ни жизнь, ни Силу, ни материю, однако все это, соприкасаясь с ними, распадается. Вблизи них подтаивает само бытие, возникшее от силы Элов, ибо они – отказавшиеся. Впрочем, сколь мне известно, все они ныне истреблены.
Прекрасен был рождающийся мир. Долог первый рассвет. Я помню его. Солнце еще не взошло, ибо не было еще Солнца, но мой народ – народ ванов – был уже тогда.
Мы были частью нового мира, душой его стихий. А мир менялся, оживал, становился больше, ибо приближались к нему прекрасные Элы.
Я не знаю, Благо или Зло несли они этому мирозданию. Могло быть и так, что их Благо стало бы для нас великим Злом. Оттого мы страшились их прихода. Ведь Элы были совершенны и хотели сотворить совершенный мир, а мы боялись, что сотворение из несовершенного мира совершенного обернется для нас гибелью, как обернулось гибелью для обитателей мглы и теней сотворение несовершенного мира из пустоты.
Сказала Рола:
– Но ведь благодаря животворящей силе Элов вы пробудились к существованию. Не были ли они для вас добрыми пастырями?
Сказал Мъяонель:
– Но ведь и пастырь заботится об овце из своего стада и оберегает ее для того, чтобы рано или поздно съесть ее самому.
Сказала Рола:
– Что же внушило вам столь мрачные мысли об Элах?
Ответил Мъяонель:
– Мы видели судьбу наших предшественников и не хотели исчезнуть бесследно, пусть даже и во имя Совершенства.
Сказала Рола:
– Что же позволило вам выстоять?
– Мы и не помышляли о войне с Элами, – молвил Мъяонель. – Да мы и не видели их, но только лишь догадывались об их приближении. Относительно же того, что отвратило Элов от мира и заставило их оставить мир несовершенным, у меня нет правды – только лишь несколько легенд.
– Расскажи мне об этих легендах, – сказала Рола.
– Хорошо, – ответил Мъяонель, – я изложу тебе самую красивую из них. Однако, слушая мой рассказ, ты должна помнить, что половина рассказа – ложь, и я не знаю, какая именно половина, ибо я не Эл, а только
