– Эти… да, они уже вполне созрели для еды, да и вы тоже угощайтесь. зубы желто-коричневые
– Их трудно чистить. прочищу я тебя, кожица зеленая, красноватая сладкая мякоть
– Боюсь, вы упадете.
– Не упаду, я вам кину по одной, ловите… Вот так… очень хорошо… лопнула? куры шарахаются, кудахчут, машут крыльями, бьются о проволочную сетку и обдирают крылья, лисы уходят через любую щель в стене
– Подождите, я съем одну… Расскажите, как вы подружились с Хуаном Карлосом. простой метис, туземец, тот был белый, руки не такие мощные, спина не такая широкая
– Как-то, мы были еще пацанами, я предложил ему подраться. у лисиц нора никогда не знаешь где, лисья нора
– А в полиции-то вы давно?
– Пока учился в школе в Ла-Плате, пока приехал сюда, – уже года полтора.
– А девушкам, наверно, нравится форма, да? Гузя возвращается из Буэнос-Айреса, метис как прыгнет через стену и снова изнасилует ее?
– Да нет, это брехня. А кто вам сказал? белые – это да, а местные девки все чумазые и волосатые
– Я знаю, некоторые девушки питают слабость к форме. Когда я училась в Буэнос-Айресе, мои подруги всегда влюблялись в курсантов. курсант, не какой-нибудь задрипанный унтер-офицер
– А вы нет? да, да, да, да
– да, я тоже. Нет, я вела себя хорошо, как праведница. Да вы не беспокойтесь, у меня есть жених, и всерьез. славный парень, пигмей по сравнению с этим чумазым детиной
– Какой? тот, что приезжал летом из столицы? я недоростка уложу одной левой
– Он, какой же еще…
– Мужичонка метр с кепкой… лиса хитрющая, где твой тайничок?
– Он должен быть по вкусу мне, не вам.
– Нарвать вам еще фиг?
– Ну ладно, вот тех, что повыше. не уходи еще…
– а ее мать? где она? Но я не достаю. Мне бы лучше спуститься к вам во двор и влезть на дерево, хотите?
– Нет, если мама увидит, она меня заругает, но если как-нибудь в другой раз на дежурстве в участке вам нечем будет заняться, можете спуститься и залезть на дерево, но когда мама может увидеть, лучше не надо. мама не скажет ничего, ничего, ничего, а Гузя приедет через несколько дней
– А ваша мама всегда дома или нет? лису поймаю я за хвост
– Да, мама всегда дома, она почти не выходит.
– Так… когда я смогу спуститься? ночью, ночью…
– ночью, ночью… Не знаю, мама всегда дома.
– Она не спит в сиесту?
– Нет, не спит в сиесту.
– Но ночью она должна спать… перепрыгну через стену бесшумно, куры не проснутся
– Да, но ночью плохо видно, чтоб лезть на дерево. крепкий парень в два счета залезет на смоковницу
– Ничего, увижу…
– Но вы не разберете, какая фига спелая, а какая – зеленая. приди, приди
– Разберу, я их пощупаю, спелые ведь мягче и истекают медовой капелькой, я, пожалуй, сам их все съем, если приду этой ночью. Во сколько засыпает ваша мама? поймал ее, уже не выпущу
– Часам к двенадцати наверняка уже заснет… он Гузю силой взял? неужели у него такая силища? Гузя приедет и застукает меня с метисом с окраины
– Значит, я в этот час сегодня ночью обязательно приду. невеста коротышки
– А антенну вы уже поставили? до смерти хочется поцеловать настоящего мужчину, как твой друг
– Это никуда не денется, сначала я съем фигу. иду по улице у всех на виду со школьной учительницей
Эпизод одиннадцатый
Она ушла безмолвно, без упреков,
Душа ее истерзана тоской…
Альфредо Ле Пера
Июнь 1939 года
Белые платки, все трусы и майки, белые рубашки – сюда. Эту белую рубашку нет, она шелковая, но все остальные сюда, разок намылить, и в таз, струйку отбеливателя. Белых простыней нет ни одной, белая комбинация, осторожно – она шелковая: расползется на куски, если я положу ее в отбеливатель. Голубая рубашка, цветные платки, салфетки в клеточку – в этот большой таз, сначала трусы и майки, они не цветные, белые платки и этот лифчик, как я переживу сегодня, не видя моего малыша? но это для его же блага, вот пакость, до чего холодная вода. Разок намылить, и в корыто, тетя стирает на улице водой из насоса и коченеет от холода, но здесь, в прачечной у барышни Мабель, закроешь дверь, и ветер не дует, если завтра, когда приду, он будет спать, разбужу моего родненького Панчито!.. завтра к вечеру все сделаю, а потом поездом всю ночь из Буэнос-Айреса до Вальехоса? как далеко был Буэнос-Айрес от моего сыночка! завтра все сделаю и пройду пешком пятнадцать кварталов, дам ему поиграть с мячом, а как вернусь, вымою посуду после ужина сеньоре, сеньору и барышне Мабель: Панчито – вылитый отец, за стеной Франсиско Каталино Паэс в форме, чем он занят? сурово наказывает заключенного, и все в страхе затихают, пока он не закончит работать, наденет шинель, а за углом его ждет сюрприз. Эту прищепку за край комбинации, тут повешу за второй конец, другой прищепкой белую шелковую рубашку, только бы не касалась платков в клеточку, завтра они уже высохнут, не замерзну на углу в новом платье? но развешанное в прачечной белье не почернеет от пыли. Как тебя зовут? – спросят Панчито, – «меня зовут Франсиско Рамирес, я буду учиться на унтер-офицера», когда отец состарится, он передаст работу унтер-офицера сыну. А однажды на улице иду я с Панчито, он уже сам будет ходить, неужели так и не перестанет косолапить? веду за руку, все клопики косолапят, а потом подрастают и ноги выпрямляются, его отца я встречу случайно и, если он будет идти по противоположной стороне, перейду и покажу малыша, конечно, он ему понравится! вылитый отец, и тогда мы поженимся в любой день, без праздника, зачем тратиться? так Панчо увидит, что я уже вернулась из Буэнос-Айреса, а утром после шестичасовой мессы в церкви никого нет, через маленькую дверь в глубине входят Панчо, я, посаженые мать и отец, сеньора и сеньору я попрошу быть посажеными родителями, барышня Мабель с утра работает в школе, «…и гаучо с тоской сказал: не плачь, мой конь, хозяюшку теперь нам не вернуть…», это грустное танго, когда девушка умирает, гаучо остается один со своим конем и никак не привыкнет к этому, «… за чистоту безгрешную Господь забрал ее…», только не говорится, что у него остался сын, у Панчо останется Панчито, если я умру, у кого в хижине? у него или у моей тети? мы в комнате одни, а на эту прищепку я повешу голубую рубашку за один рукав, цветные платки уже развешаны, так что осталась только другая белая шелковая рубашка, и если я умру, он останется один с Панчито, но так грустить он не будет, все же я оставила ему такого здорового и красивого сына, «…вошел он молча в хижину и две свечи зажег, Пречистой Деве горькие мольбы свои изрек: скажи, чтоб не забыла и помнила меня, еще скажи, заступница, по ней страдаю я, за чистоту безгрешную Господь забрал ее…», и я вижу, как он плачет и молится за меня, – я все ему прощаю! ведь правда, Дева Пречистая, я должна его простить? а белье из отбеливателя я выну, когда вернусь с улицы, последний раз прополощу, и готово: правда, если я умру, он может жениться на другой, но он хотя бы сначала выполнит свой долг и женится на мне, и если я умру, это не его вина, это воля Божья, так грустит гаучо, только конь у него и остался, «…и две свечи зажег, Пречистой Деве горькие мольбы свои изрек…», как-нибудь помолюсь за Нене, чтобы была счастлива и родила много детей, пришла-таки проводить меня к поезду с отрезом ткани, красивенький шелк на лето, на углу, с квадратным вырезом, как барышня Мабель, будет Панчито плакать, что я не пришла сегодня его проведать? это для твоего блага, маменькин любимчик, посмотри на маму в зеркале, нравится, как на ней сидит новое платье? «…в цеху работала я рук не покладая, о танцах никогда не помышляя…», эти, в Буэнос-Айресе в цеху, зарабатывают больше, все равно, пусть смеются надо мной, им же хуже, «…но вот однажды юноша влюбленный на танго пригласил меня смущенно…», он, верно, был брюнет, когда Панчо так меня прижимает, то больше не выпустит никогда… почему парень бросил эту девушку из цеха? гребень в
