в доме, так и на улице.
Скоро солнце начало прокалывать своими лучами мешковину, занавешивающую окно на чердаке. Правильнее было бы сказать не на чердаке, а в чуланчике, отгороженном от чердака дощатой переборкой, в нём-то и лежал сейчас Юри.
При солнечном свете Юри удалось разглядеть те предметы, которые трудно было различить вечером при синей лампе.
Возле стены валялись пустые бутылки с пёстрыми наклейками. В углу — две-три банки из-под консервов и вся в выщербинах эмалированная кружка. На ящике у самого окна лежала лопата с поломанным черенком.
Обзор всего этого скарба настолько утомил Юри, что он вновь заснул.
Около полудня явился Щелкун. Юри даже не слышал скрипа лестницы. Слух мальчика уловил шаги лишь тогда, когда Щелкун вплотную подошёл к его постели.
— Ого! Ты пылаешь, как после двадцать пятого фокстрота! — воскликнул Щелкун вместо приветствия. — Прими аспирин. Он, щелчок тебе в лоб, снижает температуру.
Юри проглотил таблетку и запил её молоком.
Щелкун вроде бы ещё говорил что-то. Кажется, обещал скоро вернуться и принести горячего молока. Но Юри не был уверен в том, что правильно понял его слова, — мальчик с трудом приподнимал отяжелевшие веки, а в ушах у него гудели какие-то машины.
Так прошло два дня. Затем жар начал спадать. Руки и ноги вновь обрели свой нормальный вес. Песок из глаз тоже куда-то исчез, большой камень в голове стал гораздо легче, не бултыхался больше и не причинял боли.
Очевидно, мальчик так легко отделался только благодаря своей хорошей закалке — весеннее купание могло вызвать и гораздо более серьёзные последствия. Во всяком случае, Билли, как выяснилось, тоже заболел и до сих пор лежал пластом. Он жаловался на колотьё в боку. Оно не давало парню ни повернуться, ни дышать нормально.
Обо всём этом Юри рассказал Щелкун, когда они вдвоём сидели на краю кушетки и за обе щёки уплетали хлеб с мясными консервами.
В течение двух последних дней Щелкун приходил навещать больного каждые три часа. То приносил в термосе горячую воду, то какие-то таблетки, то насильно заставлял Юри есть, то сидел просто так и болтал о всякой всячине.
Однажды вечером Щелкун принёс банку мёда, электрическую плитку, какой-то ковшик и воду в бутылке. Из всего этого должна была получиться, как он выразился, домашняя аптека. Мать, дескать, всегда лечила ему горло мёдом. Пусть только Юри сначала как следует наестся хлеба с мясом.
— В какой школе ты учишься? — спросил Юри, ложкой доставая из банки тушёнку.
— Ни в какой. Мне уже шестнадцать, — ответил Щелкун и добавил для ясности: — Шесть классов кончил — и баста!
— Значит, ты где-нибудь работаешь. Посоветуй и мне, к кому обратиться! — оживился Юри.
— Не хожу я на работу. Просто так шатаюсь по городу.
— Как это просто так?
— Ну, неужели ты не понимаешь? Ничего не делаю. Только старухе иногда дров наколю.
— Матери?
— Нет, бабушке. У меня больше никого нет.
— Если бы у меня была хоть бабушка! — вырвалось у Юри. Всё его горе, которое болезнь оттеснила было на второй план, в это мгновение вновь, словно тяжёлая глыба, навалилось на плечи.
— Такой бабушки, как моя старуха, я и врагу не пожелаю! — Щелкун махнул рукой. — Душу вымотает своими молитвами. И хоть бы только сама молилась. Так нет, и меня заставляет, да ещё кулаками! А если перед едой не помолишься, и есть не получишь.
Щелкун сделал паузу. Затем поднял руку к самой крыше, покрутил в воздухе пальцем и сердито сказал:
— Теперь атомы. Ракеты летают. Верно ведь, щелчок тебе в лоб. А она всё носится со своим Иеговой… Ах, знаешь, из-за этого мне и дом осточертел. Только спать туда хожу.
— Как тебя зовут?
— Эрви. Эрвин Яанович Коппель. Хе-хе-хее!
— А откуда ты еду берёшь?
— Ну ты и мастер допрашивать! Словно милиционер. Откуда я беру?! И там и сям. Ты же видел, как я четыре бумажки выплакал. Иной раз и почище коленце выкидываю.
С минуту оба молчали.
На худенькое лицо Эрви словно бы опустилась серая тень. Парень уставился в засыпанный песком пол. Обычно такие живые, глаза мальчика потускнели, — казалось, он вдруг увидел себя со стороны. Пальцы нервно потирали донышко только что опорожненной консервной банки…
Вдруг банка полетела в угол, к окошку. Эрви поднялся и вздохнул. Устремлённые на Юри глаза его словно бы спрашивали совета, спрашивали, долго ли всё это будет продолжаться, есть ли выход из создавшегося положения…
Юри опустил глаза. Взгляд Эрви был до того печален, что мальчик не в состоянии был его вынести.
Что мог он посоветовать? Как мог утешить Эрви?
— Поступи на работу, — высказал он первую пришедшую в его голову мысль. Ту самую мысль, которую он втайне лелеял.
Вопреки ожиданиям Юри, Эрви расхохотался.
— На работу! Ты что, за дурака меня принимаешь?! — сказал он презрительно. — Среднюю зарплату я и так, щелчок тебе в лоб, сварганю!
Было совершенно ясно, что Эрви стыдился своей недавней слабости: раскис перед чужим мальчишкой, не выдержал свой обычный нахальный тон. И теперь, отвечая на предложение Юри, Щелкун пытался исправить свой промах, пытался казаться этаким удальцом, которому больше всего по нраву его теперешняя жизнь.
Юри поинтересовался, кто такие Билли и Вялый и чем они занимаются. Вначале Эрви лишь махнул рукой: дескать, не твоего ума дело… Он помнил наказ Билли держать язык за зубами. Но через несколько минут заговорил о них сам.
В нём боролись странные, противоречивые чувства. Новичок нравился ему. В Юрке было что-то такое… напоминавшее Эрвину те времена, когда мать и отец Эрвина учили его плавать.
Эти воспоминания словно бы развязали Эрви язык, и он забыл о запрете атамана.
Так Юри узнал, что настоящее имя Билли — Биллем Уусвяли, а Вялого — Велло Эрман. Билли ходит куда-то на стройку, работает. Отец и бабушка лелеют и берегут парня пуще глаза. Всё началось два-три года назад, когда Билли был тяжело болен. Теперь парень здоров как бык, а они всё ещё продолжают его баловать. То ему нужны деньги, то модная одежда и… родные ублажают его как только могут. Ну да ведь на такого, как он, не напасёшься! Ему только подавай!
Вялый тоже «сам себе голова», как и Эрви. Его отец водится с подозрительными людьми, пьёт, да столько, что с трудом отличает светлый день от тёмной ночи. Когда приходит домой, то бьёт всех, кто под руку попадётся. Он уже не раз сидел в тюрьме за воровство и драки. Велло, боясь встречи с отцом, начал по вечерам убегать из дому. Ну, вот ему и понравилась вольная жизнь без узды.
— Вообще-то Билли парень ничего, не то что Вялый. Только больно уж командовать любит. А Вялый — просто змея подколодная. Жестокий и злопамятный.
Словно испугавшись, не выболтал ли он чего лишнего, Эрви заторопился уходить. Но сначала объяснил Юри, каким образом в дневное время, не привлекая к себе внимания, лучше всего выбраться из «дворца».
— Пойдёшь через двор в сад. Оттуда на покос, а дальше сделаешь круг и завернёшь к рынку.
Вскоре после ухода Эрви Юри натянул на себя пальто и решил пойти проветриться.
Дойдя до рынка, мальчик почувствовал, что ноги отказываются ему служить, — ослабли после болезни, а может быть, он и сейчас ещё не поправился. Разве узнаешь? Градусника — и того нету.
