угла. Ну, думаю, шалишь, не все еще потеряно. Руками я еще шевелю. И давай: раз-раз пальцами, а желоб-то наклонный, к бочке! Шевелю я это пальцами – жжет невыносимо, режет железо, а все же чувствую, что к бочке то меня сносит!
– Глиссанул,[21] значит…
– Вот-вот! Совершил мягкую посадку…
– В бочку?
– В бочку.
– А руки?
– А что руки? Видел когда-нибудь разутого «туполева»? Занесет его, беднягу, на концевую[22] – от резины одни клочья. Вот так и у меня с руками. Ничего! Зажило, даже шрамов не осталось.
– Вот за это – молодец! – сказал Селезнев. – За бочку…
– Командир, в дверь стучат, – сказал Витковский.
– В дверь? Неужто пассажиры? Этого нам только не хватало! Где там Кирьяниха? – Он двинул переключатель абонентского щитка на связь с проводником, дождался «Да!» и крикнул: – Мать! Кто к нам ломится?
Телефонную трубку взяла Таня.
– Это Людмила Николаевна к вам пошла – воду понесла.
– А – а… – сказал командир. – А как там в салонах, тихо?
– Как тихо? – не поняла Таня.
– Ну, не шумят?
– А затем им шуметь? – удивилась Таня, – Спят, отдыхают.
– Так… – Селезнев понял, что Татьяна об аварии не догадывается. – Ну и не буди, пусть спят. И крикнул:
– Откройте Кирьянихе!
Пока штурман возился с задвижками, командир переключился на радиста и сказал:
– Невьяныч, ты что – третьего номера в дела не посвятил?
– А зачем? Нужно будет – скажет Людмила.
– Что ж, может, и верно.
Людмила в самом деле принесла им бутылку воды и стопку пластмассовых стаканчиков.
– Ох, ну и люди же вы! – сказала она, захлопывая за собой дверь. – Сидите как сурки, хоть бы слово сказали!
– О чем, мать! – откликнулся Селезнев, не оборачиваясь. – Мы тебя и без слов любим.
– Ты же обещал объяснить, что случилось!
– А чего объяснять? Летим и летим… Все нормально.
– Какой, мать, пожар? Приснился, что ли? Движки зафлюгировали – так это наше дело: хотим – летим на четырех, хотим – не двух.
– Знаешь, Селезнев! – разозлилась Людмила.
– Давай, иди, иди, не мешай. Как там читинский «заяц»? Не шумит?
– Притащился на кухню.
– Ты за ним присматривай, мать, это такой тип… Где он сидит?
– Сидел на первом «в», а теперь перешел во второй салон.
– На какое место?
– На шестом «д», кажется.
– У иллюминатора… Вот что, мать: ты его из кухни не отпускай. Там из этого иллюминатора винт третьего как на ладони. Увидит, что не крутится, может хай поднять. Держи этого «зайца», мать, на кухне.
– Как я его удержу?
– Да как хочешь. Хоть в любви ему, сукиному сыну, объяснись…
Едва Козырев успел взять метеосведения по трассе и портам, как тут же получил новый приказ:
– Найдите в Москве самолет Ил –18 на предстартовой подготовке. Задержите вылет и подключите командира корабля ко мне.
Приказ был странный. Но приказы руководителя полетов, а тем более особой срочности, обсуждению не подлежат. Их надо выполнять безоговорочно и в предельно короткий срок.