к носу.
Затарахтел мотор. Николай занял свое место и переключил дыхание на шноркель.
Теперь, после перекладки бочки, нос моторки не так высоко задирался. Над водой торчала только макушка Николая да дыхательная трубка. Дышать стало труднее: бурун, идущий перед форштевнем, и встречные волны все чаще заливали трубку. Он не успевал вовремя продувать ее и опять наглотался воды. Несколько раз Николай переключался на баллоны, чтобы хоть немного передохнуть.
С каждой минутой ему становилось холоднее: организм не успевал восполнять потерю тепла, уносимого быстрым встречным потоком.
В плексигласовом окошке маски плескалась прозрачная кромка воды. Иногда, подтянувшись на руках, он поднимал голову из воды. Море потемнело. И небо потемнело. Слева висело над морем предзакатное багровое солнце.
Вдруг перед глазами мелькнуло что-то черное. И сразу — болезненный удар в левое плечо.
Это был топляк. Бревно тяжелой породы дерева, долго пробыв в море, пропитывается водой, тяжелеет и плывет, скрываясь под поверхностью. Наскочить на него на быстром ходу опасно — можно получить пробоину.
Удар пришелся боком, и бревно, ободрав плечо Николая, слегка стукнуло моторку по левой скуле.
«Хорошо отделался!» — подумал Николай.
Он не видел крови, сочившейся из раненого плеча. Он не знал, что хуже: судороги, непрерывно сводившие ноги, или тошнота, вызванная потерей крови, холодом, жаждой и тем, что он сильно наглотался морской воды.
Высвободив одну руку, Николай расстегнул головной ремень и вынул загубник. Но рвоты не было; были только судороги в горле и в желудке. Вставляя загубник обратно, он больно прищемил десну и снова глотнул воды.
Конечно, был очень простой выход из положения: сдаться в плен. Но, когда инстинкт самосохранения подсказал эту мысль, Николай со злостью вспомнил чей-то афоризм о том, что мозг не имеет стыда.
Держись, Колька, мало осталось…
И он держался за веревку онемевшими руками.
Тошнота, и судороги, и рвущая боль в плече. И холодная вода, с бешеной скоростью несущаяся вдоль измученного тела…
Сознание затуманилось.
«Ты хотела, чтобы я придумал что-нибудь… Ну вот, я придумал. Я все для тебя придумаю… Хорошо было сидеть с тобой у костра. Коснуться рук твоих не смею… Коснуться рук не смею…»
Не разжимай пальцев!
Скороговорка мотора откуда-то со стороны врывается в гаснущее сознание.
Страшным усилием воли он заставил себя поднять голову.
Огни! В сумерках мигают красные и белые огни фарватерных буев. Сейчас моторка пересечет фарватер. Город уже зажег огни… Ну, пора!
Он переключил дыхание на баллоны, выбрался из-под веревки. Упершись ластами в дно моторки, сильно оттолкнулся…
Какая черная вода! Вдох — выдох… Вдох — выдох…
Он вынырнул. Вытащил изо рта загубник. Моторки уже не видно — далеко ушла.
Влево. Плыть влево, к яхт-клубу. Не больше мили.
Проклятая тошнота! Опять судорога. Он перевернулся на спину, чтобы отдохнуть немного, и при первом же вдохе глотнул горько-соленой воды. Приступ кашля раздирал грудь…
Боцман Мехти в этот вечер, как обычно, сел в ялик и отправился проверять, хорошо ли закреплены яхты на рейдовых буйках.
Настроение у старого Мехти было паршивое. Яхта «Меконг» ушла на неделю. Уже почти две недели прошло — «Меконг» не вернулся. Потапкин хороший яхтсмен, парус знает. Но почему не сообщил о задержке? Он, Мехти, вчера звонил в Ленкорань, тамошняя охрана рейда сообщила, что в устье Куры яхта «Меконг» не заходила. Обещали выслать катер в архипелаг. Посмотрим, что завтра сообщат.
На яхт-клубе работать нельзя: все время звонки. Особенно одна женщина беспокоится. Плачет в трубку. Ее дочь на «Меконге». Зачем плакать? Потапкин хороший яхтсмен. Только зачем женщин взял? Где женщины, там слезы. Э, давно известно…
Мехти подогнал ялик к буйку номер двенадцать. Яхта «Ураган» была хорошо закреплена. Но Мехти сразу заметил, что на ее палубе с правого борта лежит человек — на спине баллоны, на ногах ласты.
— Эй, ты! — сердито крикнул Мехти. — Тебе здесь дом отдыха?
Человек не отозвался. Старый боцман взобрался на яхту.
Человек лежал ничком, зажав в откинутой руке маску. Мехти перевернул его на спину.
— Потапкин?! — изумленно пробормотал он…Минут через двадцать Николай пришел в себя. Он беспокойно дернулся. Свет резал глаза. Он хотел сбросить с груди одеяло, но рука не повиновалась. Откуда одеяло?…
Вдруг он понял, что лежит в шкиперской яхт-клуба. Он увидел склонившееся над ним лицо боцмана Мехти.
Услышал знакомый ворчливый голос. С трудом ворочая языком, Николай прохрипел:
— Остров Ипатия… Пошлите катер… Остров Ипатия… И снова потерял сознание.
С набережной просигналила машина «скорой помощи», вызванная боцманом. Николая увезли.
Мехти связался по телефону с портом, чтобы получить разрешение на выход моторки в море.
Он не мог понять, как Потапкин оказался в бухте. С острова Ипатия проплыть с аквалангом? Э, чепуха!.. В старину, верно, бывали чудеса» на морях, но теперь… Ясно одно: с «Меконгом» что-то случилось. На всякий случай Мехти отнес в моторку аптечку. Он возился в моторке, готовил ее к походу, как вдруг увидел зарево.
В южной части вечернего неба дрожали розовые отсветы далекого пожара.
Мехти вылез из моторки на палубу бона, постоял в раздумье, шевеля узловатыми пальцами. Надо узнать, где горит. Он направился в дежурку, но не успел снять телефонную трубку, как раздался звонок.
— Мехти-баба? — спросила трубка. — Говорит дежурный по порту Селезнев. Вы говорили, с вашей яхтой что-то случилось у Ипатия? Так вот: в тот район отправляется торпедный катер. Выяснить причину пожара. Можете пойти с ними, если хотите.
— Пойду, — сказал Мехти.
Через полчаса торпедный катер подошел на малом ходу к бону яхт-клуба.
— Давай скорее, товарищ Мехти! — крикнул из рубки катера высокий капитан-лейтенант в шлеме.
Мехти прыгнул на палубу катера.
— Здравствуй, Костя, — сказал он, пожимая руку капитан-лейтенанту. — Давно не видались.
— С прошлогодней регаты. Как живешь, старина? Взревели моторы. Волоча за собой длинные «усы», катер побежал к выходу из бухты.
Мехти присел на низкое ограждение рубки. Рядом стояли двое штатских, а внизу, в крошечной каюте, сидело еще несколько человек. Мехти знал, что это нефтяники и пожарные специалисты.
Вышли в море. Капитан-лейтенант кивнул старшине, стоящему рядом. Тот отжал рукоятки акселераторов. От мощного рева моторов заложило уши. Катер птицей рванулся вперед. У его носа встал стеклянный бурун — неподвижный и розовый от зарева.
Вибрировала под ногами палуба, тугой встречный ветер врывался в легкие. На боевой скорости катер несся туда, где вполнеба стояло зарево. В реве моторов не слышно было слов. Капитан-лейтенант, обернувшись, улыбнулся Мехти и поднял два пальца. Мехти понимающе кивнул: две тысячи оборотов. Правильно, давай быстрей.
Мехти спустился по крутому трапу в каюту, сел на свободную разножку. Здесь было немного тише, чем наверху. Нефтяники перебрасывались короткими фразами. Припоминали извержения на Черепашьем, на Песчаном, на Лосе. Это было много лет назад, тогда тоже здорово горело. Вспоминали более редкие и
