сейчас.
– Да это без вопросов! – восклицает Леха, махнув пренебрежительно рукой. – Это и так понятно… Ты теперь, я так полагаю, захочешь меня ежедневно ленчем кормить. В нашем кафе. Для тебя это будет небольшой убыток, я думаю. Ты как – готов к этому?
– Конечно-конечно, – торопливо бормочет Альберт, изнанкой рационального рассудка ужасаясь: жрать Леха горазд, он за один присест может умять хороший обед на троих нормальных сотрудников. В последующем, разумеется, необходимо будет скорректировать этот пункт. Но в настоящий момент Леха может требовать все что угодно. И он требует – понимает, подлец, что сейчас в пропахшей острым мужским секретом кладовке является полновластным хозяином вот этого очкастого баловня судьбы.
– И это… Единовременно ты мне жертвуешь… ну, допустим… три штуки баксов. Единовременно! Потом никогда не буду приставать – слово даю.
– У меня нет такой суммы, – кривится в плаксивой гримасе Альберт – это что же теперь, три месяца жить на офисную зарплату?!
– Хорошо – сколько есть, – напористо наседает Леха, не желая упускать стратегическую инициативу. – Сколько?
– Пятьсот есть, – опрометчиво сообщает Альберт – это как раз та сумма, которую он постоянно имеет при себе на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. – Больше нету…
– Ладно – пятьсот так пятьсот, – слегка огорчившись, соглашается Леха. – Можешь рассчитывать на мое молчание. На, – он протягивает Альберту лист бумаги. – Думаешь, я за тобой следил специально? Очень надо! Тебе срочный факс из Белогорска – вот и искал…
Протерев стену и стойку стеллажа салфеткой, Альберт облегченно вздыхает. Фу ты, черт, – кажется, пронесло! Леха, конечно, гад, но если дал слово – сдержит обязательно. Проверено неоднократно.
– Ты извини, что в такой момент я – вот так, – замечает Леха, ожидая, когда Альберт ознакомится с факсом. – Но сам понимаешь – ситуацию упустишь, потом уже не наверстаешь…
Да, кстати – факс! Факс, из-за которого, собственно, все и случилось. Альберт недовольно морщится и читает сообщение, поданное одним предложением без знаков пунктуации: такое впечатление, что его собственноручно набирал сильно спешащий большой человек, не привыкший обращаться с оргтехникой:
«…бросай все на хер немедленно прилетай мать в тяжелом состоянии Войтов…»
Глава 3
Профи. Такая вот обычная работа…
– …это, простите на добром слове, дерьмо в шоколаде. Сверху красиво и гладко, а как укусишь – сразу ясно, что почем. Оно стоит того, чтобы с ним поступить примерно вот так, – наставление «Курс стрельб» два раза вошло с глухим стуком в контакт с обтянутой «Лесом»[12] задницей Умника и порхнуло в угол тира, жалобно шелестнув на лету страничками. – Почему мы с ним так поступили, мосье Татариков?
– Написано неправильно! – четко выпалил здоровенный парниша с чрезвычайно веснушчатым и вообще разбойным ликом – правофланговый в двухшереножном строю, состоящем из двадцати одного курсанта. – После перестройки печатали, опечаток кучу напечатали!
– Гы-гы-гы… – оживленно отреагировал строй. Любят они это дело – ха-ха поймать на ровном месте. Молодые, здоровые, позади у подавляющего большинства – суровая армейская служба, впереди – вся жизнь, каждый курсант по окончании этого престижного учебного заведения получит высокооплачиваемую и внешне вроде бы нетрудную работу. А еще они Умника любят. По общему мнению курсантов, Умник – лучший препод «Абордажа». Сегодня он самостоятельно проводит практические стрельбы, без начальника кафедры, тот куда-то отлучился по «служебной необходимости». Самостоятельное занятие у Умника – это всегда событие. Будут разнообразные подвохи, подвывихи и неожиданные «вводные» на грани фола.
– По порядку номеров – рассчитайсь! По пятеркам – становись! Первая, на огневой рубеж – шагом марш!
В этом павильоне тира пять направлений: пять позиций на огневом рубеже, отделенных друг от друга бетонными перемычками. Курсанты получили оружие и боеприпасы перед началом занятий, упрятали пистолеты в оперативные кобуры и всю пару огневой подготовки перемещаются с важным видом, ощущая под мышкой приятную тяжесть смертоносного металла. Это первое и далеко не единственное расхождение с курсом стрельб. В соответствии с наставлением, оружие должно находиться под охраной на учебных местах, поскольку ни за кем из курсантов оно не закреплено, а боеприпасы должны выдаваться под роспись непосредственно перед началом учебных стрельб, в пункте боепитания, оборудованном на месте тренировки. То есть имеется вполне определенный риск, что кто-то из нерадивых обучающихся может побаловать с оружием и что-нибудь себе прострелить или, паче чаяния, ранить кого-нибудь из однокашников. Но руководство «Абордажа» на этот риск идет сознательно. Люди должны привыкать к присутствию оружия – большинству из курсантов вскоре придется в буквальном смысле жить с ним, оно станет как бы новой частью тела секьюрити. Кроме того, в «Абордаже» – железная дисциплина, и кого попало сюда не берут. Здесь лучшие из лучших, оставшиеся в курсантских рядах в результате жесткого отбора…
– Вы, мосье Татариков, не совсем правы. – Умник не торопится давать команду на выполнение упражнения – он неспешно разгуливает в промежутке между застывшей в ячейках пятеркой и ожидающими своей очереди курсачами и, как всегда, простенько философствует вместо того, чтобы читать инструктаж по МБ.
Директор, намеревавшийся войти в павильон под предлогом обычного обхода учебных мест, замер у приоткрытой двери и, обернувшись к следовавшему за ним замначальнику кафедры огневой подготовки, приложил палец к губам.
– …«Курс» написан без ошибок – поверьте мне на слово, я его вдоль и поперек прочел, – продолжает Умник. – Его составляли академики, очень неглупые люди. Но!
Указательный палец вверх, пауза. Пятерка в отсеках начинает нервно пощупывать кобуры и коситься в «поле» – Умник известен как любитель сюрпризов.
– Расслабьтесь, господа, – Умник машет рукой – не стоит беспокоиться, ребята, вы слушайте пока, слушайте. – Курс составляли нормальные товарищи в нормальные времена. Если мне память не изменяет, в те нормальные времена деловых людей повзводно не отстреливали. Как у меня с памятью, мосье Шевчук?
– Нормально, Василь Николаич, – покладисто поддакивает из середины строя курсовой «авторитет» – бывший отличник ППС[13], уволившийся из органов по собственному желанию ввиду мизерной зарплаты и скотского отношения начальства. – Тогда любой «огнестрел» по «бытовухе» был событием, а про «заказы» вообще никто не слыхал. Вы к сути, Василь Николаич, к сути – мы про времена в курсе!
– К сути, – соглашается Умник. – К сути… Изложите нам, мосье Шевчук, порядок изготовки к стрельбе, принятие положения «для стрельбы стоя» и производство выстрела. В соответствии с «Курсом стрельб» и НСД.[14]
– Ой, Василь Николаич, – это ж долго! – морщится понятливый Шевчук. – И так все ясно! Может, не надо?
– Надо, Петя, надо! – скорбно вздыхает Умник. – Это нам с тобой ясно. А господам необходимо объяснить в картинках. Мы слушаем!
– «По команде „Заряжай“ стреляющий должен… – как по писаному тараторит Шевчук, от скуки прикрыв глаза, – …вынуть пистолет из кобуры, извлечь магазин из основания рукоятки, уложить пистолет в кобуру. Снарядить магазин патронами, для чего, удерживая магазин в левой руке…»
– Ну, пусть будет «в боевой обстановке», – решает чуть-чуть сократить изложение Умник. – И сразу – к принятию положения и производству выстрела.
– «…в боевой обстановке пистолет должен быть заряжен заблаговременно…» – несколько вдохновляется Шевчук и подмигивает однокашникам. – Пункт для дебилов. Вдруг забудут зарядить, а обстановка – боевая?!
– Дальше!
– «…Повернуться вполоборота налево и, не приставляя правой ноги, выставить ее вперед по
