Ленкой, несколько отстав, прогулочным шагом двигались к месту событий. Мы не страшные, как правило, в пиковой ситуации на нас обращают внимание в последнюю очередь.
Рома, притопывая на месте от нетерпения, несколько раз нажал кнопку звонка – бесцеремонно и нервно. Ну что ж, неплохо, двенадцать шагов – и парень в образе, подстроился под «босса».
– У нас закрыто, – с неожиданным акцентом ответила домофонная панель. – Приходи в три часа.
– Нюберга позови! – капризно крикнул Рома (а заодно и «Р» выкинул – вольно же немцам этак замысловато города обзывать!). – Бегом давай!
– У нас никого нет.
– Да хорош гнать! – возмутился Рома. – Я за ним бежал, чутка не успел – он только что вошел. Давай бегом, у нас проблемы!!!
– Сейчас, подожди…
Дверь приоткрылась. Кто там возник на пороге, я рассмотреть не успел – Рома резко дернул дверную ручку на себя, свирепо забодал возникшего, и, втаптывая его в пол, ворвался в здание.
– Можно! – скомандовала Ленка.
Федя с Борманом вывернулись из-за угла и семимильными скачками рванули к крыльцу. Через секунду они тоже были в здании. Ну вот, уже неплохо: ждать, когда выйдут сами, теперь не надо.
– А надо было сказать, чтобы поберегли клиентов, – запоздало спохватился я. – Нам с ними еще беседовать.
– Раньше надо было думать, – буркнула Ленка. – Пошли…
Заходя в здание, я осмотрелся. Похоже, на наши экзерциции никто не обратил внимания. «Фольксваген» с хитрыми стеклами мирно дремал – значит, все нормально, при наличии каких-то отклонений Андрей наверняка дал бы знать.
Ленка включила камеру и пошла на экскурсию. Я запер дверь на засов, и последовал за ней.
Наша ударная тройка, как обычно, управилась очень быстро. К тому моменту, когда мы с Ленкой добрались до «комнаты отдыха», шум баталии уже стих и слышны были только невнятные стенания и полузадушенная брань.
Всего в наше распоряжение поступило четыре экземпляра «хомо прямоходящего», все в той или иной степени были помяты, упакованы в пластиковые наручники и сидели рядком на полу, привалившись спиной к стене.
– Пацаны, это какая-то непонятка! – корчась от боли, выдавил Палаш. – Вы не туда зашли – наверное, адрес попутали.
Нюрнберг молчал, натужно подсасывая кровоточившим носом и часто слизывая кровь – Рома с перепугу перестарался, можно было бы обойтись с клиентом куда как ласковее.
Пока юнги складировали содержимое карманов наших подопытных на приземистый дубовый стол, мы пообщались с персоналом.
– Кто таков? – спросил Федя у черноусого кудрявого толстяка в застиранном синем халате.
– Человек, да. – Толстяк пожал плечами. – Работаю здесь.
– Очень хорошо, – обрадовался Федя. – Если ты покажешь нам аппаратуру, мы ее просто выключим и ничего не будем ломать.
– Какой такой аппаратура? – «включил дурака» толстяк. – Такой совсем не знаю!
– Ну-ка, организуйте нам парочку, – попросил Федя.
Юнги охотно отвлеклись от основной работы и деловито выписали толстяку под ребра. А поскольку товарищи реактивные, каждый выдал «парочку» и в результате получилось превышение нормы.
– Я покажу, покажу!!! – взвыл толстяк. – Не надо, почки больные!
– Ну и зачем до этого доводить? – возмутился Федя. – Неужели сразу нельзя было – по-человечески? Русским же языком попросили: покажи, где аппаратура, ломать ничего не будем, только выключим – и все.
– Я покажу…
– Да куда ты, на хрен, денешься? А теперь, если вдруг ненароком что-то «забудешь» – разнесем все к бениной маме и сломаем тебе ноги, чтобы память освежить.
– Не-не, я все покажу…
Федя рывком поднял толстяка с пола и поволок его в закрома.
Ленка перестала снимать и пошла следом: она у нас лучше всех разбирается в аппаратуре видеозаписи – по профилю положено.
– А ты кто такой? – обратился я ко второму «лишнему» – стройному парубку неопределенной национальности, с роскошной прической и тонкими чертами лица.
– Я работаю здесь. – Парубок был одет в хороший пиджак отнюдь не банного фасона, по-русски говорил как коренной москвич (и, вполне возможно, таковым и являлся), вел себя спокойно и даже дружелюбно.
– Не многовато ли работников для одной сауны? – удивился я.
– Это администратор, он же дежурный и рабочий, – пояснил парубок, кивнув в сторону коридора. – А я заведующий. Могу я вам чем-то помочь?
– Да, можешь. Веди себя смирно, и все будет нормально.
– Хорошо, как скажете.
На этом, наверное, мой интерес к заведующему и закончился бы: парень отвечал вполне убедительно, вел себя правильно и к тому же вызывал необоснованную симпатию. Знаете, бывают такие типы – обаяшки. Вроде бы он специально для этого ничего не делает, но большинство относится к нему хорошо, и такому человеку не хочется без необходимости причинять вред.
Однако получилось так, что юнги закончили обыск «объектов» и перешли к заведующему.
– Этого шмонать, нет?
Я взял паузу – засомневался, стоит ли обыскивать такого славного парня, к тому же не имеющего никакого отношения к происходящему. Разгоряченные юнги эту паузу истолковали в свою пользу – по принципу «молчание – знак согласия» и принялись резво выворачивать карманы заведующего.
Заведующий на это отреагировал несколько специфично. Он внезапно и резко побледнел – кровь отхлынула от его лица буквально за несколько секунд, и попробовал воспрепятствовать обыску: склонил голову набок и прижал подбородок к правой ключице. В свете только что полученных и наблюдаемых процедур это было больше похоже на жест отчаяния, нежели на хоть сколько-нибудь рациональное действие.
– А ну, морду убрал! – Бесцеремонно ухватив заведующего за прическу, Борман мгновенно пресек этот странный порыв, сунул руку ему за пазуху и, жестом фокусника выудив два одинаковых конверта, бросил их на стол.
– Ух ты, какая архаика, – одобрил я, подходя поближе и беря конверты в руки. – Переписываемся по старинке? Это хорошо. Еще бы марки наклеить, вообще было бы здорово.
В конвертах были деньги: девятьсот евро в одном, полторы тысячи в другом. А еще конверты были подписаны, едва заметно, тонким карандашом – «П» и «Н».
– Ого… А в связи с чем, позвольте спросить, такая диспропорция? – пробормотал я первое, что пришло в голову.
Думаю, понятно, что этот вопрос не являлся для меня самым актуальным в данный момент, но я был ошарашен неожиданным открытием, еще не понял толком, что это означает, и просто пытался собраться с мыслями.
– Этот «Н», он что, халтурит? Почему в его конверте денег почти в два раза меньше?
Нюрнберг и Палаш замерли, опустили головы и уставились в пол. Нюрнберг даже забыл подсасывать кровь, и она тотчас же принялась расшивать тонкой красной нитью его спортивный костюм.
– Это… Это не мое, – пробормотал заведующий. – Эт-то… господа собрались париться… И сдали на хранение. Я понятия не имею, что в этих конвертах.
– Ну что ж… – Я пожал плечами и достал револьвер. – Я вас понял.
К этому моменту у меня в голове почти все оформилось: осталось лишь добавить парочку фиксирующих штрихов, и картинка будет готова.
Приблизившись к Палашу, я поднял стволом его подбородок и предложил:
