– Расскажи мне, что ты знаешь об этом человеке.
– Ничего не знаю, – голосом готового взойти на крест мученика ответил Палаш, старательно отводя взгляд от револьвера. – Я его первый раз вижу.
Заметьте, какого именно человека – я не уточнил. Между тем вопрос с равным успехом мог относиться и к Нюрнбергу, и к заведующему.
Я переместился к Нюрнбергу, крючком из двух пальцев подцепил его за подбородок и, вставив ствол револьвера в заплывающий правый глаз, повторил предложение:
– Расскажи мне об этом человеке.
– Не знаю! – фальцетом выдал Нюрнберг – голос его дрожал от страха. – Б… буду, не знаю!
Я даже паузу брать не стал – судя по целому ряду признаков, колоть надо именно этот орех.
– В последний раз – по-людски: что ты знаешь об этом человеке?
– Не знаю!!! Ну в натуре, нич-че не знаю!
Я приставил ствол револьвера к обтянутой спортивной штаниной ляжке, быстро произвел нехитрые расчеты на предмет не повредить бедренную артерию и нажал на спусковой крючок.
– Тух! – радостно тявкнул револьвер.
– А-а-а!!! – дурным голосом взвыл Нюрнберг. – Не надо!!! А-а-а-а!!!
– У тебя три конечности! – рявкнул я, пересиливая вопль раненого. – Я сделаю еще три выстрела: нога и две руки. А потом прострелю тебе башку!
– Не надо! Я скажу!
– Кто этот человек? Имя? Что здесь делает? Какое отношение имеет к вам?
– Это Яныч! Координатор! У нас совещание! Отчет, выплаты, инструктаж…
– Как?! Имя, еще раз!
– Яныч! Он нам… О, господи… Пожалуйста… Пожалуйста! Помогите мне, я истекаю кровью…
Если бы кто-то догадался в этот момент крупно снять общий план «комнаты отдыха», картинку наверняка можно было бы вывешивать в галерее эмоций на кафедре мозгоправства под названием «Всеобщее Недоумение».
Я застыл столбом, оторопело глядя на заведующего. Юнги с недоумением смотрели на меня. Прибежавшие Федя и Ленка пялились на меня с тем же выражением в глазах – похоже, близкие мои решили, что у меня случился сбой психики.
– Дим, ты чего? – тихо спросил Федя.
– Спокойно, дети мои, – заторможенно пробормотал я, пряча оружие в кобуру и торжественно тыкая пальцем в заведующего: – Кстати, Федя, это Яныч.
– Да мне как-то без разницы… – Федя на автопилоте пожал плечами и озабоченно кивнул в сторону раненого. – Ну и чего теперь с ним делать?
– Давай перевяжем, – предложил Рома.
– Или добьем, – в тон добавил Борман.
– Ребята… – тихо прохрипел зажимавший рану Нюрнберг. – Пожалуйста, я прошу вас… Я же все сказал…
– Тут должна быть аптечка, перевяжите его кто-нибудь, – попросил я и набрал Андрея. – Как обстановка?
– Нормально, – ответил Андрей.
– Слышно ничего не было?
– Нет. Какие-то проблемы? Что должно быть слышно?
– Да ничего. Все по плану. Если что – звони. Давай, до связи.
Аптечка, оказывается, висела тут же, в коридоре, но кроме валокордина и вазелина, там ничего не было.
– Давай хотя бы так перевяжем. – Федя стащил с Нюрнберга штаны, располосовал два чистых полотенца и быстро перетянул рану. – Держи вот этот узел, не отпускай.
– Больно! – простонал Нюрнберг. – Мне надо в больницу!
– Потерпи немного. Если сейчас все сложится, поедешь в больницу, – обнадежил я. – А если не сложится, поедете туда все вместе, но только на разных машинах и сразу в подвал.
– Зачем терпеть? Зачем человек мучаешь? – подал голос из коридора забытый всеми толстяк. – Холодильник водка есть, пусть пьет, лучше будет.
– Нормальная идея, – одобрила Ленка, доставая из холодильника бутылку водки и наливая стакан на две трети. – Пей, хуже точно не будет.
– Кстати, а чего не изолировали? – Я кивнул в сторону коридора. – Аппарат отключили?
– Да, две камеры здесь, две снаружи и общий пульт. – Ленка влила в Нюрнберга водку и дала запить кока-колой. – Одна, кстати, за стенкой, снимает эту комнату. Снимала, точнее.
– Замечательно, – одобрил я и сверился с часами. – Теперь давай запрем нашего самаритянина и поработаем. Мы тут торчим уже одиннадцать минут, так что надо поспешать.
– Там кладовка в конце коридора. – Федя кивнул юнгам. – Обыщите его, осмотрите кладовку, заприте.
– И гляньте там, нет ли гвоздей с молотком. Если есть, несите сюда.
Юнги подхватили толстяка под руки и потащили по коридору.
– Федя, ты, наверно, не расслышал. – Я прикрыл дверь и повторил, указав на заведующего. – Это Яныч.
– Да, я понял… – Федя кивнул, потом наморщил лоб и недоверчиво уставился на заведующего. – Не понял… В смысле – Яныч? Ты гонишь, что ли?
– Нюрнберг, подтверди?
– Да, это Яныч, – слабым голосом подтвердил начинающий соловеть Нюрнберг.
– Что за бред… – ошарашенно пробормотал Федя. – Ты что, не помнишь, как выглядит Яныч? Он на него не похож.
– Ребята, вы что-то путаете. – Заведующего, похоже, Федины сомнения слегка воодушевили. – Это какая-то ошибка.
Я отдал Феде конверты:
– Держи. Яныч сегодня добрый – решил выплатить нам гонорар за предстоящую работу.
Остальное, что было на столе, я небрежно смахнул на пол.
– Ребята, это какая-то ошибка… – продолжал гнуть свою линию заведующий. – И деньги не мои, я же сказал…
– Да ничего, сейчас разберемся. – Я раскрыл свою сумку и стал неторопливо выкладывать на стол составляющие «пыточного набора». – Через пятнадцать минут мы будем точно знать, кто тут гонит и что это – бред, ошибка или что-то другое.
– С кого начнем? – деловито уточнил Федя.
– С нашего симпатичного друга. – Я кивнул в сторону заведующего. – Думаю, он тут не только самый странный, но и самый осведомленный.
– Куда его?
– Давай пока вот на эту лавку.
Федя подхватил заведующего под мышки и усадил на широкую лавку, лицом к столу.
– Что вы… кхм… что вы собираетесь делать? – У заведующего отчего-то внезапно сел голос. – Это какая-то…
– Это какая-то ошибка, – подхватил я. – Ты уже говорил. Но мы в этом сомневаемся. Так что…
Тут подоспели юнги с изъятыми у толстяка вещами и целым плотницким набором в деревянном ящике с ручкой.
– Пойдет?
– О, да! Как раз то, что надо.
В ящике было полно всяких гвоздей: я отобрал четыре «двухсотки», молоток и положил все это на стол, рядом со своим незавершенным набором, начинающим приобретать зловещую функциональность.
Юнги присели на вторую лавку и принялись бесцеремонно ощупывать взглядами все подряд: стол (точнее, мой набор); меня – а я, оказывается, вот такими вещами занимаюсь, а они даже и не
