– Он что, думает, я совсем баран? – Рашид чуть оживился – обратил свой взор в мою сторону.
– Если не баран, слушай его, – предложил я. – Он только на вид вредный, а на самом деле очень умный и чуткий. Это его работа. Он спас не один десяток таких семей, как твоя. От позора, от смерти и так далее. Думаешь, ты один такой на всю Чечню?
– И о чем мы там журчим? – недовольно прищурился Костя.
– Я сказал, что ты самый отъявленный мерзавец, каких только видела чеченская земля, – перевел я. – И не колеблясь покажешь эту запись его родным, если он тебя не будет слушать.
– Правильно сказал, – Костя с довольным видом кивнул. – Так вот, мы, нохчи, плевать хотели на вашу цивилизацию. Девчонку эту несчастную мы забросаем камнями, в сторону семьи будем пальцем тыкать сто лет, а мерзавцы пусть себе гуляют и гнусно ухмыляются. У нас, нохчей, такой славный обычай. Нас ебут, а мы крепчаем…
– Сволочь, – отчетливо процедил сквозь зубы Рашид. – Совсем сволочь, шакал…
– Я, конечно, сволочь, – согласился Костя. – А вы все – жопошники и не мужчины. Трахнули, сделали запись, одели пояс, заставили взорваться. Куда ей деваться после такого? Кто защитит, спасет от позора? Мужиков нет, одни жопошники кругом… Это не оскорбление, а просто констатация факта. Это уже не первый случай, и всегда все происходит по одному и тому же сценарию. Других вариантов не было. Ну и скажи мне, кто вы после этого?
Рашид промолчал – только скрипнул зубами и покачал головой. Обидно выслушивать такие вещи из уст представителя «слабой и больной» нации. Убить его нельзя, а возразить нечего.
– Молчание – знак согласия, – продолжал развиваться Костя. – Что должен сделать мужчина в таком случае? Мне, простому горцу, плюющему на цивилизованные законы, это представляется так. Просто так видится в закономерно создавшейся ситуации… Я, горец, нахожу свою сестру, изымаю ее из обстановки и прячу где-нибудь на чабанской «точке», где ее никто не найдет. Либо, вообще, вывожу в Россию, там точно не найдут. Это – первым делом. После этого что я делаю? Принимаюсь за планомерное уничтожение всех, кто хоть краем причастен к данной мерзости. Потихоньку отлавливаю и режу.
– Я их всех не знаю, – пробормотал Рашид, все так же глядя в пол. – Как всех достать? А которые главные – к ним вообще на пушечный выстрел не подпустят…
Костя обвел нас торжествующим взглядом. Есть контакт! Товарищ вписался в процесс. Перестал хлюпать носом, начал соображать по теме. Это уже полпобеды. Потому что имелось веское опасение, что товарищ будет пребывать в полном трансе, вытащить из которого его не представится возможным.
– Да, как достать? – подхватил Костя. – Безусловно, я не знаю их всех, но есть ведь такое понятие, как ниточка и клубок… Если я знаю хоть одного из этой банды, я его поймаю… и сразу не убью. И что я с ним сделаю?
– Их пытать – бесполезно, – покачал головой Рашид. – Это не такие люди. Они ничего не скажут.
– Не надо пытать, – небрежно махнул рукой Иванов. – Есть гораздо более эффективные способы…
Полковник, видимо, хотел упомянуть про «сыворотку правды», которая развязывает языки всем подряд независимо от убеждений и вероисповедания, но Костя остановил его жестом – сейчас он рулит, ему можно и полковника поправить – и предложил другой вариант.
– Пытать я его не буду. Еще время тратить… Я приглашу двух своих знакомых грузин – у нас служат такие генацвале, до чужих жоп бо-ольшие охотники! Они этого товарища отжарят по полной программе, и без вазелина вовсе. А я сниму это дело на камеру…
Рашид перестал смотреть в пол и поднял на психолога удивленный взгляд. Не ожидал абрек такого оборота. Видимо, ему показалось, что он ослышался.
– Он сделает, – сказал я по-чеченски. – Он, конечно, чуткий и добрый, но к людям, которые такие вещи делают, относится беспощадно. И плевать ему на закон – уж я-то знаю…
– Чего журчим? – недовольно скривился Костя.
– Язык учить надо, – буркнул я. – Ты не обращай внимания, это не в контры тебе, а в качестве дополнения. Развивайся, развивайся…
– За кадром я сообщу, что таким вот образом развлекается веселый затейник, как бишь его… ну, допустим, Арби такой-то. А для того, чтобы грузины хорошенько возбудились, мы его, разумеется, перед этим делом нарядим в короткую юбочку, женские чулочки и кружевное бельишко…
Рашид вдруг хмыкнул. Видимо, представил себе, как это безобразие будет выглядеть. Крепкий мужик. Быстро вывалился из прострации. Помнится, пять минут назад кто-то тут хотел немедленно взорваться…
– А потом я его… отпущу.
– Зачем отпускать? – возмутился Рашид. – Ты думай, что говоришь, да!
– Затем отпущу, что к самым большим, как ты верно заметил, меня на пушечный выстрел не подпустят. А этот трахнутый моджахед будет моим информатором. И за неделю сдаст мне всех остальных. Укажет маршруты, места проживания и так далее, в общем, сдаст их всех. Они ведь не сидят безвылазно в горах, перемещаются, какие-то вопросы решают. Вкалывать он будет как папа Карло, и сачковать ни в коем случае не станет. Потому что я определю ему конкретный срок, по истечении которого, коль скоро я не получу результат, эта мерзкая пленка будет опубликована самым широким тиражом. Нет, я понимаю: он в любой момент готов умереть с оружием в руках во благо Великого джихада… Но умереть солдатом – это одно. А умереть педерастом в кружевном бельишке, это, извини…
– Зачем вам это? – угрюмо поинтересовался Рашид.
– Не понял?
– Почему вы мне помогаете? Я вам – кто такой?
– Мы тебе…
– Какое вам дело до меня и моей семьи?! Когда собака волку помогала?
– Ты нам – никто, – согласился Костя. – И помогать тебе мы не собираемся. Это ты нам поможешь. Потому что это в первую очередь в твоих же интересах.
– А какой ваш интерес?
– Наш интерес очень простой. Если нам удастся найти твою сестру до того, как она взорвется, мы тем самым спасем от гибели пару десятков наших баб и ребятишек, которые к этой войне – вообще никаким боком. У вас, нохчей, есть такая славная традиция… Короче, если ты в курсе статистики, ваши «черные вдовы» отчего-то не рвут наших больших людей с телохранителями, всяких там «новых русских», или чиновников, которые с вами сотрудничают и строят дачи за десять миллионов баксов… Рвут они обычно голытьбу, которая за неимением личных машин в метро ездит или в другом общественном транспорте. Вот. Это первый интерес. Второй и, пожалуй, главный: через твою сестру мы имеем шанс выйти на ее куратора и дальше до самой верхушки. И потихоньку их всех уничтожить. Это лучше, чем поодиночке отлавливать смертниц, которых эти мерзавцы будут штамповать из ваших женщин до скончания века. Теперь тебе понятен наш интерес?
– Мне понятен… – Рашид покачал головой. – Мне непонятно, как вы это сделаете… Думаешь, это реально?
– Если не понятно, объясняю. В безобразии с твоей сестрой участвовали человек пять. Думаю, не надо доказывать, что тиражировать такие записи они не собираются. Не совсем ведь дураки, жить еще хотят. Эта запись сделана с единственной целью: чтобы держать будущих смертниц под контролем. Согласен?
– И что?
– И то! Одного из них мы завалили, значит, имеем в активе минус один…
Тут Костя, разумеется, слегка в «волюнтаризм» ударился. Черт его знает, сколько их там смотрело эти записи, и был ли тот, кого мы рассчитали, из этой самой компании. Но в данном случае это было неважно. Как говорится – все для дела…
– Как видишь, осталось не так уж и много. Признаю, сработали мы немного топорно. Если бы этого кучерявого удалось взять живым, мы бы к тебе просто не обращались. Он бы сейчас уже чертил сто двадцать первую схему проезда к остальным гадам… и при этом страшно морщился от жуткой боли в заднице.
– Это долго заживает, – неожиданно прорезался Петрушин. – Когда мы это делали в последний раз, он с месяц нормально ходить не мог. А в сортир, вообще – только с санитаром…
Спешу сообщить: ничего такого мы ранее не делали, и нашу убойную силу никто не подписывал на такие
