– Не буду я его трогать, – пообещал Рашид. – Что я, совсем баран, что ли…
– И теперь мы не в курсе – может, тот, что во дворе, был главным, а этот ничего не знает…
– Этот главный, – уверенно заявил Рашид. – Он все скажет.
– Откуда знаешь? – недоверчиво прищурился Иванов.
– Главный не идет во двор смотреть, кто приехал, – Рашид пожал плечами. – Главный сидит дома, посылает во двор «шестерку».
– Логично, – согласился Иванов. – Действительно, особенности менталитета… Ну, заходи.
– Что это? – Рашид, не глядя в сторону лежавшего на полу пленника, протиснулся к столу.
Да, вернемся к ноутбуку. Это была прямая трансляция с железнодорожного переезда, располагавшегося в северной оконечности города. Кто-то стоял с телефоном метрах в пятидесяти и снимал… У переезда сиротливо торчала женская фигурка, облаченная в медицинский белый халат.
– Земфира, – хрипло пробормотал Рашид, впившись взглядом в некачественную картинку.
– Лица не видно, – неуверенно заметил Иванов. – Качество картинки вообще аховое. Откуда…
– Что я, сестру свою не узнаю! – голос Рашида был переполнен тревогой. – Э, шакал, зачем вы ее там поставили?!
Рашид рванулся было к лежавшему на полу пленнику – мы с Петрушиным схватили его под руки и силком усадили на стул.
– Он в отключке, говорить не может, – пояснил Иванов. – Придет в себя – побеседуем…
В панораму вплыл двигающийся к переезду автобус. Женщина в белом начала махать рукой – автобус послушно сбавил скорость и начал притормаживать…
– Ой, бля-ааа… – тихо простонал Вася Крюков.
Остальные молчали, уставившись на экран, как завороженные…
В стремительно надвигающейся трагедии, предотвратить которую ты не в состоянии, всегда есть что-то такое, что заставляет смотреть, не отрываясь, как будто ты под гипнозом… Что мы сейчас можем сделать? Ровным счетом ничего. Отсюда до того переезда полчаса езды. Бежать, мчаться, лететь – бесполезно. Звонить или вопить в рацию – бессмысленно! Кому звонить?!
Автобус остановился. Женщина в белом халате неторопливо поднялась по ступенькам и скрылась в салоне. Камера вдруг качнулась вправо, показывая нам стену. Спустя секунду в панораме опять возник удаляющийся автобус – видимо, тот, кто снимал, спрятался за угол, а руку с камерой вытащил наружу…
– Нет… – прохрипел Рашид по-чеченски, отчаянно мотая головой. – Нет!!!
Автобус вдруг вспух, как надутый шарик, подпрыгнул на месте и сыпанул во все стороны стеклом и железным крошевом.
– Держите, – буркнул Иванов, кивнув на Рашида.
Мы с Петрушиным надавили абреку на плечи… Но, кажется, можно было обойтись и без этого. Рашид застыл, как изваяние, безумным взглядом уставившись в монитор, и тихо шептал по-чеченски:
– В белом… Вся в белом…
Глава 5
Моджахед
Когда мы покинули село, Абу позвонил по спутниковой трубе Шамилю и сообщил о случившемся. Говорить он начал на арабском, потом перешел на русский. Видимо, Шамиль его поправил. Он плохо знает арабский, Абу плохо знает чеченский, общаются на языке врага, который каждый знает хорошо, как и подобает настоящим воинам. Хороший воин должен знать язык врага, это аксиома.
Амир был раздражен. Пришлось подстраиваться под чеченца, хотя Шамиль и не простой чеченец. Акцент Абу сделал не на том, что расстрелял муфтия, а на отказе Шаамана Атабаева выполнить его приказ. А про муфтия сказал, что тот вел себя как самый настоящий гяур и едва не спровоцировал гражданскую войну местного значения. Если бы его вовремя не остановили, получился бы нешуточный бой с результатом как минимум в несколько десятков трупов, а то и больше. То есть нам пришлось поступить так в силу необходимости, чтобы решить проблему малой кровью.
По разговору я понял: Шамиль сказал Абу, чтобы он завтра приехал к нему где-нибудь к полудню. Амир возразил: завтра не могу, у меня срочные дела на равнине. Шамиль опять что-то сказал, Абу немного подумал, ответил: ладно, буду. Потом отключил трубу и в сердцах пробормотал:
– Мне решать… Конечно, мне решать! Я сам себе командир, как скажу, так и будет… Все, едем на базу!
Наша «база» – обычный горный аул с населением в несколько десятков семей. И то, семьи – это слишком громко (нормальная чеченская семья по численности, как правило, не меньше футбольной команды). В основном престарелые чабаны и дети. Федералам здесь ловить нечего, потому что средний возраст (самый интересный для них) практически отсутствует. Люди этого возраста либо на равнине деньги зарабатывают, либо в наших отрядах воюют.
Таких сел здесь три, расположены они неподалеку друг от друга. Мы на одном месте не сидим, постоянно мигрируем из села в село, везде у нас оборудованы места для комфортабельного проживания. Везде заплачено и везде нам рады. Мы для этих стариков и детей – деньги, хорошая еда и престиж в глазах других соплеменников. Но мигрируем мы не потому, что нам деньги тратить некуда. Просто так нужно по соображениям безопасности. Шамиль, конечно, контролирует район, и при любой попытке федералов предпринять здесь хоть какие-то действия мы узнаем об этом первыми… Но у нашего амира есть свои соображения по данному вопросу. Он никому не доверяет и привык заботиться о себе сам лично. Такова специфика нашей работы…
Абу пребывал в дурном настроении. Опять Шамиль показал себя хозяином. Я здесь главный, ты – так себе, пришлый наемник. У нас назавтра в Аргуне были важные дела, там люди ждут, надо вопросы решать. Кроме того, туда завтра должен будет большой человек подъехать. Люди, ладно, подождут – это наши люди, а насчет большого человека нехорошо вышло. Пришлось звонить ему, переносить встречу на послезавтра. А это такой человек, что у него все расписано по минутам. Надо извиняться, оправдываться. Значит, нужно будет ему больше денег платить. Простая арифметика бизнеса: ты назначил встречу, если она отменяется по твоей вине, значит, ты несешь все расходы. Можно было бы, конечно, завтра не ехать, а заниматься делами. Шамиль ведь сказал: тебе решать. Но Абу прекрасно понимал, что такой деликатный вопрос надо решать при личном общении. Нельзя в таких делах оставлять недосказанность. А Шамиль не дал ему лазейки, хотя мог бы и пойти навстречу. Сказал бы: ладно, приезжай, когда с делами управишься, послезавтра или позже. Но он сказал конкретно: завтра, к полудню. То есть как бы намек кинул: не приедешь – пожалеешь…
Амир без аппетита поужинал и потребовал, чтобы ему привели Эльзу, ту самую невесту, у которой накануне был первый «брачный вечер». Халил было возразил: ее сейчас трогать нельзя, пусть немного заживет. У нас девок полно, выбирай любую… Абу на него прикрикнул: я что, в размерах уменьшился или внезапно чеченцем стал? Почему мне сегодня все указывают и поправляют меня? Давай, ведите невесту!
Привели. Точнее, притащили – она сама идти не могла. Абу терзал девчонку не меньше часа, потом сказал, чтобы забирали, и завалился спать. К утру Эльза умерла, нашему медику не удалось остановить кровотечение. Вот так нехорошо получилось. Амир, поддавшись дурному настроению и необузданному желанию, испортил дорогой материал. Зря деньги платили…
С утра позавтракали, немного поиграли в нарды. Потом собрались и часов в десять отправились к Шамилю. Тут недалеко, полтора часа неспешного конного ходу.
Амир был хмур и неразговорчив – его вчерашнее дурное настроение так и не улетучилось. Причиной тому был предстоящий разговор с Шамилем. У них с Шамилем очень непростые отношения, хотя и ведут они себя так, словно являются родными братьями. Я, как образованный человек, сказал бы, что их отношения такие, как у родных братьев из королевского дома средневековой Европы, каждый из которых в полной мере претендует на престол. Вроде бы одной крови, в равных правах, вместе на пирах сидят… но каждый только и ждет удобного случая, чтобы воткнуть другому отравленный кинжал в спину.
Получается так, что все деньги у нас в руках. Эту фазу войны полностью оплачивают «Братья- мусульмане», Абу – ставленник совета шейхов этой легендарной организации и является главным координатором ее диверсионной деятельности в Чечне и распорядителем финансов. Если следовать логике
