мало дают, да…
– Я вас понял, – как можно вежливее прервал я хозяйку – увлекательное повествование грозило перерасти в многочасовую лекцию, как это часто бывает у пожилых людей, испытывающих острый дефицит общения. – Это все очень интересно, конечно… А хотите заработать определенную сумму? Ну, допустим, по пятьдесят рублей в день. Какова ваша пенсия?
– Это секрет, – непреклонно погрозила мне пальцем бабуся. – А заработать – конечно… А что делать-то надо?
– Я буду сидеть у вас в прихожей и слушать телефон, – предложил я. – Несколько дней – пока не получу определенный результат. А вам буду платить за это ежедневно по полтиннику. Согласны?
– Шпионить собрался?! – грозно рыкнула бабуся, колыхнувшись в мою сторону – я чуть со стула не слетел от неожиданности. – Террорист?! Да ты у меня не уйдешь отсюда, голубчик, я тебя вот этими самыми руками…
– Побойтесь бога, мамаша! – затравленно воскликнул я. – Ну вы посмотрите на меня – какой из меня террорист? Вы что – террориста от обманутого мужа отличить не в состоянии? Нате, потрогайте – у меня на голове наверняка ороговевшие сегменты прорезаются…
– Так твоя в части работает? – мгновенно преобразилась хозяйка загадочного телефона – аж засветилась вся от любопытства. – Так ты хочешь поймать ее? В смысле с хахалем, значит, когда разговаривать будет?
– Ну что ж вы так грубо, мамаша! – засмущался я. – Просто хочу прояснить ситуацию. Есть, знаете ли, некоторые подозрения…
– Так ее гребет не военный? – с некоторым разочарованием предположила бабуся. – Если, значит, с части кому-то звонит або в часть кто звонит…
– Тут не так давно из Ростова комиссия приезжала, – на ходу сымпровизировал я. – Неделю работали, недостатки выявляли. А теперь ей – есть такая информация – через день из Ростова названивает кто-то. Полковник, говорят… Может, врут, я не знаю… Может, это подружка какая ей названивает… – Тут я засмущался окончательно, потупил взор – стыдно стало, что нагло вру старому человеку, ветерану войны, несу всякую околесицу.
– Да какая, к ебеней маме, подружка! – аж взвизгнула бабуся – и явно различимые нотки торжества по поводу соучастия в чужой интрижке прозвучали в этом взвизге. – Ну ты, значит, того – совсем дурак, что ли? Ай-я-я-я… Подружка!!! Слушай – да кто ж такая-то стервоза-то, а? Я ж их, почитай, всех знаю – баб, значит, в смысле, которые тута работают, – тычок в сторону двери. – Танька – секретчица? – Я отрицательно помотал головой. – Светка из строевой? – Опять мотнул – почувствовал, что краснею. – Так-так… У Вальки муж военный… Надежда – баба солидная, не пойдет на такое… Так-так… Людка-кладовщица?
– Хватит издеваться! – не выдержав, возопил я – по-моему, оскорбленному мужу как раз таким образом и пристало реагировать на столь беспардонное перебирание его личного грязного белья. – Вы соглашаетесь или нет? Если нет – я пойду к кому-нибудь другому обращусь.
– Да сиди хоть целый месяц слушай! – торопливо протараторила бабуся – обиженный тон у меня получился что надо. – Сиди – плати полтинник да двойку накручивай каждые две минуты. Мне-то что – не хочешь говорить, как хочешь…
– Зачем двойку – каждые две минуты? – угрюмо буркнул я, накручивая двойку. – Набрать один раз и слушать – что, нельзя?
– Так каждые две минуты соскок идет, – пояснила бабуся, сердобольно глядя на мой стриженный коротко череп, – видимо, надеялась отыскать там видимые признаки ороговения. – Набрал – слушай, через две минуты отбой, опять набрал… Молочка тебе принести, сударик?
– Валяйте, – тяжко вздохнув, разрешил я, доставая из кармана полтинник. – С сегодняшнего дня и начнем…
Пока я заседал у военной телефонистки и каждые две минуты дисциплинированно накручивал двойку, Джо и Север скучали в «Ниве» неподалеку от КПП воинской части, Сало и Барин аналогично скучали на окраине города – тож в «Ниве», а полковник непреднамеренно вкушал алкоголь с пенсионером ГУЛАГа. Нет, состав экипажей поменялся вовсе не из-за острого нежелания Шведова выслушивать дребезжание Джо, принимавшее в последнее время хроническую форму. Просто полковник хотел собственнолично зафиксировать момент появления в сфере нашей жизнедеятельности горячо любимого Зелимхана и никому не желал уступать пальму первенства в этом вопросе.
Да, в ту пятницу мы таки выпасли новую перевалочную базу коридорной группировки – и, как прозорливо предполагал полковник, не без определенных сложностей. И машины разделились, и петляли по городу, проверяясь, как всамделишные шпионы, а под занавес какая-то скотиняка (но не Аюб, а некто другой, гораздо хилее организмом) вылезла из грузового «уазика» и заскочила в придорожное кафе. Хорошо, что мы не поперлись следом, а наблюдали со стороны: скотиняка минут пять потрепалась с продавцом – кавказцем тож, – прихватила кастрюлю с бастурмой[21] килограммов на пять и через черный ход просочилась на улицу. А продавец – пособник мерзкий – в это время вроде бы ненароком вышел на крыльцо парадное и закурил. Проверились, стало быть. Ну-ну…
В конечном итоге обе машины благополучно прибыли в глухой пригород Стародубовска и совместно заехали в расположенную на отшибе добротную усадьбу с высоченным забором. А дальше было все по стандартному плану: яркий фонарь во дворе зажегся, оживленный галдеж поднялся, возбужденно собакен забрехал, чего-то куда-то таскать начали, потянуло аппетитным шашлычным дымком.
– Умеют жить, сволочи, – растроганно констатировал полковник. – Умеют. Но ничего – это ненадолго. Мы это дело поправим…
В плане организации наблюдения за усадьбой Аюба возникли определенные сложности. Дальняя окраина города, конец улицы, плавно преобразующийся в лысый пустырь. На десять соседствующих дворов имеются четыре машины, каждую из которых все тут знают, что называется, в лицо. Некуда «Ниву» поставить – сразу возникнут ненужные вопросы, чреватые провалом всей операции. Ближайшая возвышенность, представленная в виде пологого лесистого холма, расположена на удалении трех километров, а потому использованию не подлежит: стереотрубы стократной у нас нет, а чтобы хорошенько рассмотреть лицо человека, необходимо подобраться к нему как раз метров на тридцать. А нам нужно было именно лицо – никак не меньше. Кроме всего прочего, ученые горьким опытом абреки организовали поверхностное круглосуточное наблюдение за прилегающей территорией. Поверхностное – это в том смысле, что на крыше. В торце крыши располагалось большое чердачное окно без стекол, а у окна этого кто-то постоянно сидел: то дымок оттуда вился сигаретный, то огоньки зажигались, а порой стекла характерно поблескивали, сообщая взору специалиста, что наблюдатель оснащен оптикой.
Судьба была благосклонна к нам: как часто бывает в таких, казалось бы, безнадежных случаях, брешь в тотальной обороне противника обнаружилась практически на ровном месте. Имела эта брешь от роду шесть с лишком десятков годков, устойчивое пристрастие к алкогольсодержащим напиткам, звалась дядей Васей и – что самое важное – проживала по соседству с супостатовой усадьбой. Родственников у дяди Васи не было, потому как детдомовцем являлся он: отца-бандита в перестрелке убили чекисты, а мать-проститутка переела на какой-то малине кокаина и безболезненно отбыла в нирвану. Как бы в качестве компенсации за моральную ущербность родителей сын-сирота всю жизнь прослужил в системе НКВД – МГБ – МВД в качестве надзирателя – контролера – корпусного. Женой и детьми обзавестись дядя Вася так и не удосужился, поскольку имел врожденный фимоз в крайне выраженной форме, а операционным путем исправлять сию природную оплошность не желал ни в коем случае.
– Что дано природой – то так и должно быть, – заявлял он. – Да и на хера мине ваши бабы-дети? Вот некоторые понарожают ублюдков, а потом не знают, как от них избавиться. Ну хто мог у мине получиться, кабы незалупу я ликвиднул? Ведь у мине гены! Ну ты смотри, какие у мине гены! Кто мог получиться: зечара-рецидивист, наркоман-убийца, а если девка – то обязательно проститутка или бандерша. И на хера? Не, я как-нибудь так – один, сам по себе…
Однако все эти потрясающие биографические подробности выяснились несколько позже, когда полковник познакомился в дядей Васей более тесно. А началось мимолетное знакомство в тот момент, когда Шведов, обряженный в прикид бомжа, путешествовал с клюкой по улице Ванюшкина, на которой располагалась усадьба супостатов, и мучительно выискивал варианты для организации скрытого наблюдения за вражьим подворьем.
