Теперь о видеоматериале. Пока рассуждали на заданную тему, я, чтобы время зря не терять, занимался записью. Перегнал «цифру» на свой ноутбук (флэшка, переходник, три минуты), вырезал фрагмент с дагами, обработал в фирменном видеоредакторе – это раритет, изобретение специалистов моего ведомства. Приблизил в четыре раза (снимали метров с семидесяти, это далековато), потоком наложил блур, полируя проявившуюся пикселизацию, потом сделал мягкий тюнинг шарпом, доводя картинку практически до естественного состояния… Прошу прощения, это я увлекся. Проще говоря: привел фрагмент записи с дагестанцами в божеский вид. Нормальная запись, как будто снимали с десяти метров.
Затем отобрал кадры для фото, перегнал в фотошоповский формат и занялся лицами. Увы, тут все было не так ладно. Во-первых, эти мерзавцы в основном находились спинами к объективу, удалось поймать лишь несколько нечетких профилей. Во-вторых, для качественного фото все-таки далековато. На записи вполне четкая картинка получается, а на стоп-кадре (снимке) лица размыты, потому что «объекты» во время съемки и секунды в статичном положении не стояли, двигались, крутили головами, жестикулировали и так далее.
Если бы знать, что нам понадобятся не обычные оперативные материалы для «раскола» Руденко, а физиономии его приятелей, я бы прихватил с собой десятимегапиксельный фотоаппарат с безразмерным «зумом», и не было бы никаких проблем. Просто вопрос так не стоял. Снимать мы ничего не планировали. Напомню: мы тут третьесортной рутиной занимались. Вся приличная техника осталась на базе, камеру и ноутбук я прихватил по привычке, просто потому, что чувствую себя без этих предметов обихода, как… Ну, допустим, как Петрушин с Васей без своих боевых ножей.
В общем, запись была нормальной, а с лицами – беда. Для ориентировок мои снимки не годились. Снимок мертв, если не видно выражения лица, характерных особенностей прищура глаз, яркого момента какого-то незавершенного движения – типа мимолетной улыбки или просто схваченного в кадр сокращения мышц. Узнаваемость пропадает начисто. Запись – другое дело. Объект движется, шевелится, проявляет эмоции, иными словами – живет. Совокупность этих движений и сообщает фрагменту видеозаписи ту самую необходимую для идентификации узнаваемость.
– Да, негусто, – огорченно заметила Лиза, посмотрев результаты моей работы. – На столбы не расклеишь, в руки не дашь… Ну и что мы теперь с этим будем делать?
Лиза у нас специалист как раз по всем этим делам: техническим средствам получения информации. С ее заключением никто не спорит. Другими словами, фото раздавать на посты бессмысленно: лица получились донельзя усредненные, типа фотороботов. Если верить снимкам, надо вязать каждого второго кавказца, а их тут столько, что на всех даже стоячих мест в изоляторах не хватит. А фрагменты записи, содержащей «узнавательный» элемент, каждому наряду не раздашь, на это просто денег не хватит. Это же нужно несколько сотен нормальных камер с приличным дисплеем, чтобы можно было одновременно смотреть и сравнивать с оригиналом, не упуская при этом из виду сектор ответственности. Знаете, наверное, как делают некоторые наши ловкие «подопечные» (особенно в аэропортах и многолюдных терминалах вокзалов, приходилось не раз наблюдать такое): подсунут милиции подозрительного типа или парочку, те на них всем нарядом отвлекаются, напрочь выпадая из обстановки, а в это время стороной спокойно просачивается малая группа с сумками, в которых может быть все что угодно. От тривиальной анаши до полцентнера пластита.
– Скажите лучше, что мы не с этим вот, а вообще… Что мы будем делать? – угрюмо уточнил Костя Воронцов. – А то все как-то до того туманно, что не видно вообще никакого просвета…
Костя у нас специалист по мотивации. Это ему принадлежит довольно неуклюжее изречение, ставшее одним из рабочих постулатов команды: «Если задача, которую тебе поручили, кажется стопроцентно нерешаемой, плюнь на нее, развернись и отойди в сторону. Еще отойди. Еще. Еще. Достаточно! Теперь обернись и посмотри: как задача смотрится со стороны? Может, ты вблизи не заметил какой-нибудь интересной детальки размером с бревно?»
Мотивация в этом деле не просматривается вообще, как уже говорилось, а без нее просто невозможно выстроить элементарную оперативную цепочку. Даже у окончательно больного на всю голову маньяка должна быть какая-то личностно обусловленная мотивация, на которой его в конечном итоге и ловят. Захотел очистить мир от скверны, укокошил тридцать восемь проституток, жутко умные психологи проанализировали все эти случаи, вывели закономерность, на тридцать девятом эпизоде – взяли!
Я вам скажу по секрету: любое внешне безадресное происшествие нынешней войны (типа подрыва колонны без последующего обстрела и, как следствие, без вражьих трупов и вообще каких-либо других проявлений со стороны «духов») можно расследовать до упора буквально за полдня. Достаточно без всяких санкций и лишнего шума прогуляться в село, рядом с которым сие происшествие случилось. Упор – это как пожелаете. Может, просто резюме в докладной, а можно на местечковом уровне: упор дульного среза в затылок и сакраментальная фраза «молись, падла!». Там, кстати, в этом плане проще. Сразу понятно, почему, зачем и с какой целью, остается лишь выяснить: кто именно…
А тут пока – полный ноль. На простые вопросы «зачем, почему, с какой стати?» ответов нет. Мотивация в полном ступоре.
– Я ж предлагал, – напомнил Петрушин. – Надо было соглашаться. Завезли бы на пустырь, через десять минут уже знали бы, кто это такие и чего им тут надо.
– А если они такие крутые и дернулись бы – там же и удавили бы, – поддержал Вася. – И не было бы сейчас никаких трупов и комиссий…
Петрушин с Васей тоже угрюмы, но по-своему. Костя называет это фрустрацией. Драйв присутствует, а возможности удовлетворить его нет. То есть, по идее, надо бы куда-то там подползти, тихо полежать, притворившись сучком, затем молниеносно прыгнуть и по-быстрому всех перерезать. Или перестрелять в упор с дистанции кинжального огня. А потом с полным душевным удовлетворением можно ехать на базу, плотно жрать, сосать сгущ и спать двенадцать часов кряду. Но сейчас куда ползти, за кем следить и кого резать – совершенно непонятно. Полнейшая фрустрация.
– Не знаю, – Иванов устало потер веки и зевнул. – Столько всего навалилось, ничего не понятно, версии какие-то… Короче, вот так сразу я не готов… Давайте завтра с утра. Глядишь, что-нибудь да придумаем. Знаете, как говорят: утро вечера мудренее.
– Ну тогда по триста? – Глебыч лукаво прищурился и потащил из-под кровати сумку, в которой отчетливо что-то звякнуло. – День был непростой, расслабиться не помешает.
– По сто пятьдесят, не более, – покачал головой полковник. – Завтра спозаранку нам всем нужны будут свежие головы. Так что не будем злоупотреблять…
За ночь никто ничего не родил. Была, знаете ли, надежда на Иванова и Костю – с ними это случается. Ночью страдают бессонницей, ходят туда-сюда (Иванов еще и кофе пьет, крепкий – ложка стоит), а утром – бац себя по лбу! Типа, полная эврика. Собирайтесь, едем туда-то, пришло время лежать в засаде, красться, вязать и так далее.
За завтраком Иванов велел всем немедля ковыряться в блокнотах и звонить куда ни попадя (во время московской эпопе[15] и мы все приобрели мобильные телефоны – в зоне БД не пользуемся, а теперь вот пригодились). Иными словами, надо было поднять все возможные контакты в этом городе. На сочувствие руководства, сами понимаете, рассчитывать нам не приходилось, довольствоваться придется только личными связями и знакомствами. Ситуация несколько странная, но вполне знакомая: несмотря на высокое покровительство, при живой работе на «мирной земле» почему-то всегда приходится обходиться преимущественно своими силами.
Через некоторое время контакты были с грехом пополам подняты: в части, касающейся Глебыча, Кости, Петрушина и Иванова. У остальных ничего не нашлось. Впрочем, Иванов и этим остался доволен, тотчас же нарезал всем делянки, и мы отправились работать.
Наш инженер опять оказался самым полезным – на этот раз не в плане поработать руками, а насчет знакомств. Глебыч у нас помимо всего прочего ЗМС (заслуженный мастер спорта) по военно-прикладному застолью. Это особый вид спортивного состязания, и от нормальных гражданских банкетов он отличается так же, как самопальный сельский «первач» от натурального французского «Наполеона». Если покопаться в архиве событий, наш мастер крепко сиживал со множеством «нормальных пацанов», бывших в тот или иной период в командировках в зоне боевых действий. «Пацаны», как правило, – разные начальники, военные и ведомственные, в чине майора и выше. И все, с кем он сидел за столом, понятное дело, становились для него «корешами».
