теперь не такая психованная, как семь лет назад, – и у меня есть то, ради чего стоит жить…»
– Интересно… Послушать бы эту фразочку в оригинале, а то ведь интерпретировать-то можно по- всякому… Мы там не пишем?
– Нет. Даже и не пробуем.
– А, ну да… СБ у них, конечно, на валютном уровне, так что… Значит, была попытка?
– Ну…
– Ну понятно. И наличие двоих детей ее не остановило – если действительно что-то такое было… Ладно, давайте дальше. Что в вашей версии имеется по данному пункту?
– Это не наша версия, – уперся Иванов. – Вот именно – это не более чем Костина гипотеза.
– Ну хорошо, пусть будет так. Ну и как это себе видит Костя? Что там такого экстраординарного натворил наш горячо любимый Лев Карлович?
– Про Сенковского он ничего не видит. Он полностью сфокусирован на Наталье. Потому что Валера с Сенковским практически не видится, общается в основном с Натальей. Что узнает, то и сообщает Косте.
– Ну вот, здрасьте вам! Нам кто нужнее?
– Это уж извините: как говорится, что имеем…
– И что же мы имеем?
– По наблюдениям Кости, у Натальи в полном объеме присутствует тяжелейший комплекс кающейся грешницы. Отягощенный нормальным истерическим психозом.
– А попроще?
– В общем, она ведет себя так, как будто была соучастницей какого-то страшного преступления…
– Ни фига себе, новости! Ну и куда мы подошьем это ее преступление?
– …которое совершил самый близкий ей человек.
– То есть муж?
– То есть да.
– Угу… Это уже что-то. Муж – это как раз то, что надо… И с чего мы это взяли?
– Судя по ее поведению, она всеми силами пытается искупить вину. Причем искупить сторицей, как бы за двоих. То есть торопится, делает это жадно, обильно и порой совершенно бессистемно.
– А как относится к мужу?
– А никак.
– То есть?
– Они практически не общаются. Живут врозь – она в Жуковке, он – в Барвихе. Причем тщательно это скрывают. Так тщательно, что даже сплетен об этом нет. Вернее – муж скрывает, она на это вообще не обращает внимание. Вся в своих новых заботах.
– Мы узнали об этом от Ростовского?
– Да.
– Хорошо! Видите, уже есть результаты. Но насчет того, что врозь… Это скверно. Нам-то в первую очередь нужен сам…
– Что характерно: на большие приемы она с ним ходит.
– Ага… Типа перемирия?
– Не знаю, типа чего, но не далее как вчера они обедали в немецком посольстве. Его секретарь позвонил ее секретарю, попросил выделить три часа под это дело. Она сказала: ладно. Без всяких эмоций. Спокойно надела присланное специально для данного случая платье и поехала.
– Опять Ростовский?
– Да.
– Черт, как приятно иметь своего человека в таком доме… Однако лучше бы они жили вместе…
– В общем, по ряду признаков, муж ведет себя как человек, глубоко перед ней виноватый.
– Это Костя?
– Да, это его вывод.
– Заискивает?
– В буквальном смысле – стелется. Пылинки сдувает. А уж про Ростовского, думаю, и говорить не надо. Такой властный товарищ – прирожденный правитель, настоящий самодержец! А вот поди ж ты, пустил в спальню мартовского котяру…
– Понятно… Если верить Косте – а до этого он нас не подводил… Угу… Угу… Ну что, весьма занимательно. Надо работать. Как говорится, будем много думать, читать пейджер… Что имеем по зацепкам?
– Ну, пока направление одно: умерший год назад водитель. Есть еще кое-что, но это пока так, в стадии проверки. Больше ничего не имеем.
– Хорошо. Спасибо и на этом. Собирайте информацию, легендируйтесь, работайте. Я должен знать о каждом вашем шаге – и не после того, как все завалите, а до начала любого мероприятия. И у меня будет одна маленькая просьба…
– Да?
– Понимаете… Сенковский – это ведь не полевой командир. И даже не иностранный резидент в предгорьях…
– Да могли бы и не напоминать…
– А я напомню, мне нетрудно. Лучше сто раз напомнить, чем потом читать некролог. В общем, просьба такая… Вы у меня жутко интуитивный и чувствительный…
– Спасибо.
– Пожалуйста. Вы, чувствительный, не прозевайте тот момент, когда станет ясно, что нас ждет полный провал и сделать мы уже ничего не сможем.
– Это чтобы вовремя прекратить разработку и отыграть назад? Ну, я не обещаю, но постараюсь.
– Это чтобы вовремя удрать из страны.
– Шутите?
– Нет.
– Ага, понял! Хотите, чтобы я проникся?
– Нисколечко. Просто объект и в самом деле уникальный. До нас с вами подобными вещами никто не занимался. Понимаете?
– Понимаю.
– Это хорошо, что понимаете. Ну, тогда все. Желаю удачи…
Может, кто-то подумал, что Иванов рванул с низкого старта в Исполком и с порога рявкнул: «Всем строиться, щас делянки нарезать буду!»? Если так, то это вы зря. Все давно было в процессе, с того момента, как Валера в полдень вторника вышел из Исполкома и направился к офису «РОСГАЗа». А Вите ничего не сообщали потому, что это была проверочная версия, следовало накопить хоть какой-то первичный материал и просто убедиться, что на этом поле вообще возможно работать.
Первым делом, как водится, взяли под наблюдение квартиру Ростовского в Дмитрове. Валера в «РОСГАЗ» – наши в Дмитров. По дороге вызвонили Васю: подъезжай, тут для тебя работенка есть.
Пользуясь правом преимущества внезапности, маскироваться и чего-то выдумывать не стали. На лестничной площадке, под потолком, установили камеру, направили на дверь квартиры Ростовского и на скорую руку закамуфлировали под фрагмент проходящей рядом газовой трубы. Фрагмент получился страшноватым и корявым, но там весь подъезд такой неухоженный и запущенный, что вряд ли кто обратит внимание на подобную мелочь. Бдительной бабусе, заинтересовавшейся от скуки возней в блоке, сообщили:
– «РОСГАЗ». Труба пропускает, заплатку ставим.
– Может, заодно сливной бачок мне почините?
– Да запросто!
Где проходит неуловимая грань сопряжения газовой отрасли и сливного бочка, так никто и не понял, но рукастый Глебыч поправил все за три минуты, взял у бабки десятку «на пиво», и компания убыла восвояси.
Пока ковырялись в блоке, Вася с Лизой наскоро оборудовали наблюдательный пост и пункт
