Он покачал головой — здесь не он отвечает на вопросы.
— Что вы делали в Литтл-Роке?
— Проследили по билетам, да? Черт, знала ведь, что не надо писать настоящих имен… И вот теперь вам все выложили в аэропорту. Вот черт! Обернулась к столу, вынула сигарету из пачки и зажигалку, глубоко затянулась.
Каттер заметил — она грызет ногти.
— Так почему вы поехали туда, вместо того чтобы ждать его здесь?
— Для меня это была прогулка. — И выдохнула длинную струю дыма. — Разве не мило со стороны Харви так обо мне заботиться? Он всегда делал мне приятные небольшие подарки. Мы пошли в дорогой ресторан, и он купил мне маленькое красное платье. Было весело.
— А зачем вы…
— Эй, я больше не собираюсь отвечать на вопросы, Каттер Мэтчет. — И начала собираться, перемещаясь по крошечному пространству. Обошла дешевый кофейный столик и встала у окна с занавесками цвета авокадо. — У вас нет против меня никаких улик. Я летела на том же самолете? Это ничего не доказывает, говорила она спокойно и по-деловому, глядя, как дождь превращает землю в грязь.
Кенди права. Если не считать красной туфельки: возможно, купила к новому красному платью. Единственное доказательство, что Кенди была для Харви Родеса больше чем просто официанткой, которая подавала ему кофе. Каттер сомневался, что она в самом деле сохранила счета, по которым расплачивалась деньгами Джонатана. Очевидно, Харви рассказывал ей о деньгах, и она поняла, как надо с ними управляться.
Конечно, можно продолжать копать, даже собрать дело, основанное только на косвенных уликах. Даже посадить ее в тюрьму года на два, если попадется строгий судья. Но главное состоит в том, что Джонатан Раунд все равно не получит своих денег. Вряд ли ему сколько-нибудь важно возмездие, ему нужны наличные. Что он здесь может получить? Несколько тысяч за машину, реализованную на принудительной распродаже…
— Это она наняла вас?
Каттер сразу понял, о ком она говорит, и только покачал головой.
— Страховая компания.
— А-а… А ты видел ее?
— Да.
Она поглядела на него через плечо.
— Она — классная, правда? У нее такой голос… Я иногда звонила и вешала трубку, если она подходила к телефону. — Кенди с отсутствующим видом водила пальцем по стеклу. — Глупо, да? Но он всегда был так далеко, и мне бывало одиноко…
— Она тоже была одинока.
— Она не понимала его. — Кенди повернулась и смотрела теперь ему в глаза. — Они слишком рано поженились. Он больше не любил ее, он любил меня. Единственное, что у них было общего, — это дочь. — Запал ее, видимо, угас. Он все время говорил о Лизе. Как она перенесла все это?
— Ей было тяжело.
— Да, конечно…
Каттер удивился, заметив слезы в ее голубых глазах. А ведь она и впрямь его любила, понял он с изумлением, — любила по-настоящему. Бедная глупенькая девочка… Он посочувствовал ей, подумав, что сотворит с ней Джонатан — выжмет досуха, до последнего доллара.
— Что ж, мне еще надо успеть на самолет. Спасибо, что согласились поговорить со мной.
Вынул двадцатку и протянул ей. Он узнал все, что хотел.
Она автоматически сделала шаг вперед и взяла деньги.
— Закончили?
— Еще кое-что разузнаю, чтобы убедиться, что у вас ничего не осталось, но…
Она покачала головой и потянулась затушить сигарету в переполненной пепельнице на кофейном столике.
— Деньги кончились. Кое-что я отдала матери и Седи, моей подруге, — у нее просто ужасные зубы. Потом еще Луис, и машину я купила…. Поверить не могу, что так быстро все потратила.
— Ладно. — Он повернулся к двери и вышел под мелкий моросящий дождичек.
— Ой, подождите минутку!
Каттер вернулся назад. Кенди порылась в кухонной полке и достала старую телефонную книгу. Вытащила конверт и протянула ему.
— Харви оставил ей письмо — нашла в чемодане с деньгами.
По его взгляду она, должно быть, поняла, что он думает об этом — о ее бегстве с места аварии.
— Эй, я что, должна была сидеть в машине и ждать, пока приедут копы? Или оставить им чемодан? Пойти в тюрьму за пособничество? Он был мертв… Там повсюду была кровь… — Кенди с трудом сглотнула. — Что еще мне оставалось делать?
Да, Кенди из тех, кто борется до последнего. Она поступила практично взяла деньги и сбежала.
— В любом случае я не могла сама послать ей письмо, раз уж никто не знал, кто я и где живу. Вы ведь понимаете.
— Она знала.
— Да. Я тоже знала бы, будь он моим мужем. Ладно… — Она взяла новую сигарету. — Я не читала его. И не стала бы читать.
— Я прослежу, чтобы она получила письмо. Кенди кивнула и закашлялась — дым попал в легкие.
— Мне пора на работу, не могу опаздывать. — Подержала дверь открытой. Ваш босс очень плохо воспримет новости? Может, мне пора предпринять поездку куда-нибудь на юг, за границу?
Каттер смотрел на нее. Такая молодая, такая стойкая… Все, что у нее есть, это старый, жалкий фургончик, жалкая работа официантки и никаких перспектив. Заставить ее бежать? А, дьявол! Он что- нибудь придумает, не скажет Джонатану.
— Отправляйтесь на работу. И продолжайте понемногу откладывать на ваш маленький счет в банке.
Она кивнула. Ветхая дверь закрылась за ним с тихим стуком. Спускаясь по гнилым, шатким ступенькам, он услышал за спиной кашель.
— Ну, как прошел великий день? — Лиза подняла голову от учебников.
— Замечательно! — Адриана спускалась вниз в домашнем виде — сняла костюм, колготки, заодно и макияж. Первый день в новом офисе приподнял ей настроение, взволновал — и правда замечательно.
В эти дни многое стало лучше, и отношения с Лизой тоже. Девочка все еще сидела на диете, и, по мере того как таяли фунты, ее радость росла — она вся так и светилась. Решила бросить балет и заняться карате: Каттер предпочитал этот вид спорта. Как могла Адриана с этим спорить?
Единственное черное пятно — постоянно скребущая сердце боль, которую принесла с собой любовь к Каттеру. Но даже с этим Адриана научилась жить за ту неделю, что не видела его. Эта боль отличалась от той, что вызвало предательство Харви, — она делала лишь сильнее. Пожалуй, ее можно сравнить со сросшимся переломом: хочешь снова ходить прямо — испытай себя на прочность. Вот только ночью совсем другое дело — чувство одиночества, всякие сожаления…
— Ну, так расскажи нам обо всем! — попросила Бланш. Она снимала лак с ногтей, сидя рядом с Лизой. — Ты сейчас работаешь на милого мистера Семсона?
Адриана кивнула.
— Очень спокойный профессионал. И не зовет меня «сладенькой».
— Мне никогда не нравился Лу, — призналась Бланш. — По-моему, он красит волосы — слишком уж светлые, тебе не кажется? Рада, что у тебя хватило мужества уйти.
— Лу никогда не изменится — вот и все. И я никогда не смогу с ним нормально работать. Пришлось посмотреть в лицо фактам.
Это Каттер научил ее — с фактами не поспоришь, и надо быть честной с собой и с теми, кого любишь. Его взгляд на вещи иногда циничен, но он никогда не лжет.
