— Нет. Обещали дождь. Какие уж там бега под дождем. Кроме того, я подумал, две поездки во Флемингтон на неделе — это тяжело для тебя. Ты не забыла, что нам предстоит на следующей неделе?
Первая неделя ноября вспомнила Юлиана и застонала, как от зубной боли. Конные состязания на кубок Мельбурна! Обычно Юлиана избегала таких крупных мероприятий из-за большого скопления народа, но ее компания «Фам Фатал Косметике» забронировала ложу на четверг, на эпсонские скачки для трехлетних кобыл. Как руководителю службы по внешним сношениям, ей было бы неудобно не появиться там.
— Черт, — пробормотала она. — Надо бы купить новый костюм, шляпку и все остальное. Как у тебя со временем в четверг? Пойдешь со мной? Помнишь, мы уже как-то разговаривали с тобой, но ты тогда еще не знал о своих планах.
— Извини, ничего не получается. Вчера Стюарт сообщил, что в сиднейском филиале какие-то должностные перемещения. В понедельник мне надо быть там и, наверное, придется пробыть не меньше недели.
Известие о скором отъезде Блейка нисколько не огорчило ее. Напротив, ей стало даже легче.
— Ладно. Приглашу кого-нибудь еще, — несколько оживленнее, чем хотела, сказала она.
Но, видимо, Блейк подметил это. Он ожидал другой реакции.
— Ты рада?! А я думал, тебе нравится моя компания.
— Конечно, нравится.
— Да? Знаешь, после сегодняшней ночи мне что-то не очень в это верится, Юлиану бросило в жар, и почему-то стало обидно.
— Блейк, у меня болела голова. Но я же не отказывала тебе, помнишь? Ты сам так решил.
— Только из уважения к тебе, — раздраженно подчеркнул он.
— Больше похоже, что ты прикрывался этим, чтобы спасти свое мужское самолюбие, — вылетело у нее. — У тебя нет ни капли уважения ко мне, Блейк. Ты ценишь только себя!
Они долго стояли и обиженно смотрели друг на друга. Блейк злился. Юлиана никогда не позволяла себе разговаривать с ним в таком тоне, а тем более обвинять его в эгоизме. Его так и подмывало выплеснуть наружу гнев и обиду, но он сумел овладеть собой.
— Моя дорогая Юлиана, — сказал он бесстрастным тоном, скрывая под ним свое подлинное состояние, — ты прекрасно знала, что я за человек, когда выходила за меня замуж. Да, согласен, я несколько эгоистичен. Но не в плане секса. Если бы это было так, то, желала бы ты этого или нет, тебе бы пришлось проводить все ночи со мной.
— Ах, это ты о том, что мы спим в разных спальнях? — фыркнула она. — А ты спрашивал меня, нравится мне это или нет?
Он пристально посмотрел на нее; его голубые глаза стали ледяными. По кухне завитал запах подгоревшего мяса, но им сейчас было не до этого, они сами жарились в огне собственных страстей.
— Если у тебя хватает нахальства упрекнуть меня, что я невнимателен к тебе в постели, то ты самая отъявленная лгунья и притворщица! Вспомни нашу первую брачную ночь, когда ты нервничала и дрожала, как потерявшийся котенок. Разве я не помог тебе? Да и только ли эта ночь? И если после этого ты можешь обвинять меня в неуважении к твоим чувствам, то я не знаю, что еще тебе надо.
Вспомнив их первую брачную ночь, Юлиана покраснела от стыда. Блейк прав. Тогда она страшно нервничала и оттого была такой зажатой, что окажись на его месте кто-то другой, все могло бы кончиться большой неприятностью.
Они не поехали в свадебное путешествие, более того, церемония их бракосочетания прошла очень тихо — Блейк не захотел ни пышной свадьбы, ни какой-либо, пусть минимальной, суеты вокруг их медового месяца. Тогда Юлиана на все была согласна, хотя ее немного смущала поспешность их женитьбы, состоявшейся через месяц после его предложения.
В течение всего того месяца Блейк не делал никаких попыток переспать с ней. Их сексуальные отношения кончались невинным поцелуем в щеку на ночь. Юлиана и боялась, и все же с нетерпением ждала дня свадьбы. Когда наконец этот день настал, ей все время хотелось, чтобы поскорей настала ночь и они остались одни. Весь день девушка терялась в догадках. Будет ли она такой же безнадежно холодной в постели, как и с Оуэном? Или с Блейком все изменится? А если нет? Неужели так всю жизнь и придется терзаться чувством вины за собственную несостоятельность?
Юлиана прекрасно сознавала, что не получала никакого удовольствия в постели, не говоря уж о полном удовлетворении, и не только по вине Оуэна. Поэтому-то она тогда открыто призналась Блейку в своих трудностях в сексе.
Когда ночью они наконец-то уединились в его комнате, которая должна была стать их спальней, она сначала задрожала, а потом вдруг застыла, как парализованная, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Блейк понял ее состояние — или ей так показалось — и посоветовал принять душ, лечь в постель в своей комнате и выключить свет.
Она послушалась его, и действительно ей стало немного легче. Но когда он вошел к ней и забрался под одеяло, ее снова бросило в дрожь.
— Ты же голый! — вскрикнула она в испуге.
— А ты нет, — последовал сухой ответ.
— Да, ну, я… я…
— Успокойся, — ласково сказал он и обнял ее. — Ну что ты так дрожишь? Боишься? Знаешь, давай-ка просто поболтаем о том о сем.
— П-поболтаем?
— Да, а почему бы и нет? Ты ведь ужасная болтушка. А заодно забудем обо всем и расслабимся.
— Ты так добр ко мне, — с благодарностью отозвалась она, чуть не плача и от страшного волнения стуча зубами.
— Да что ты, радость моя. Ну расскажи мне о своей новой работе. И что тебе больше по душе — маркетинг или информациональная деятельность?
И так, слово за слово, Блейк сумел полностью отвлечь Юлиану от мыслей о предстоящей половой близости. Она даже не заметила, как он, продолжая вести увлекательную беседу, прижался к ней, потом стал осторожно ласкать, целовать ее — сначала плечо, затем шею, ухо, щеку, лоб, нос и, наконец… ее губы.
Шаг за шагом Блейк медленно приближался к своей цели и, достигнув ее, остался таким же внимательным и нежным. Он умело, почти незаметно, снял с нее ночную сорочку. Всеми своими действиями он доказывал, что между животной несдержанностью, грубостью дикаря и пассивностью, скованностью существует нечто среднее, приносящее истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Блейк нашептывал ей что-то нежное, лаская ее грудь и целуя в губы, восторгался красотой ее тела и уже не скрывал своего нетерпения получить от нее желаемое.
Это он в конце концов и сделал. Но все произошло очень естественно и, конечно, без ненужной суеты и спешки, как это происходило с Оуэном. Для нее оказалось полным откровением, что можно так долго ласкать женщину, неотступно и терпеливо разжигая в ней огонь страсти. Не то чтобы это было неприятно. Нет, напротив. Она даже не представляла, что от нежной ласки можно получать такое наслаждение. Фантастика! Ее сердце бешено забилось, внутри вспыхнул пожар и разнесся искорками по всему телу.
В памяти Юлианы всплыла ее собственная ошеломляющая реакция — то, как приоткрылся рот, хватая воздух; то, как изогнулось ее тело, стремясь как можно плотней прижаться к Блейку. А потом… Боже, потом она почувствовала, как его член коснулся ее там, где она больше всего этого жаждала, и медленно вошел в нее… Она вскрикнула от этого прикосновения, но вскоре ее крик превратился в чувственное, тяжелое, прерывистое дыхание, перешедшее в монотонный стон и в конце концов в продолжительный выдох полного удовлетворения человека, спустившегося с небес на землю.
Юлиана стыдливо покраснела, вспомнив, как стонала в искушенных руках Блейка той ночью, да и в следующие…
— Уж не хочешь ли ты сказать, радость моя, что я вообще не удовлетворяю тебя в постели? — не унимался он.
— Можно по-разному удовлетворять.
Его взгляд стал пронзительным и испытывающим.
