припечатала его к стене и парализовала решительным ударом в солнечное сплетение. Ку задохнулся.
— Болван! Ты думал, что мог меня хоть пальцем коснуться без моего согласия? Ох! Какой же ты, какой… — Ее смятение вырвалось гневным воплем, прямо в ухо Ку. Тот содрогнулся.
— Пожалуйста, не ломай моего секретаря, Дру: ремонт стоит дорого, — мягко попросил Эйрел.
— О-ох! — Она вихрем развернулась на месте, выпустив Куделку. Тот пошатнулся и упал на колени. Прижав ладони к лицу, прикусив пальцы, Дру вылетела за дверь, громко захлопнув ее за собой. Лишь тогда она разрыдалась — они услышали удаляющиеся резкие всхлипы. Хлопнула еще одна дверь. Тишина.
— Извини, Ку, — разбил долгую паузу Эйрел, — но не похоже, чтобы суд поверил твоему самооговору.
— Не понимаю. — Ку покачал головой, подполз к твоей трости и с ее помощью, дрожа, поднялся на ноги.
— Я верно поняла, что вы оба говорили о происшедшем между вами в ночь солтоксинового нападения? — спросила Корделия.
— Да, миледи. Я был в библиотеке. Не спалось; думал, я лучше над данными посижу. Зашла она. Мы сидели, разговаривали… Тут я понял, что… ну, оказался состоятелен как мужчина, в первый раз после нейробластера. Я подумал, может, пройдет еще год или вообще никогда… и я запаниковал, просто запаниковал. Я взял ее… прямо там. Не спросив, не сказав ни слова. А потом сверху донесся шум, и мы оба выбежали в сад за домом, и… назавтра она так и не обвинила меня, а я все ждал…
— Но если это не было насилием, почему она так разъярилась? — спросил Эйрел.
— Она и прежде ужасно злилась, — подтвердил Куделка. — Так смотрела на меня все эти три недели…
— Она так смотрела, потому что боялась, Ку, — подсказала Корделия.
— Я так и подумал.
— Боялась, но не тебя, а того, что беременна, — просветила его Корделия.
— Ох… — Куделка осекся.
— В конце концов, выяснилось, что нет, — это сообщение Ку прокомментировал еще одним «ох!». — Но она сейчас очень на тебя зла, и я за это не могу ее винить.
— Но если она не считает, что я… то почему?
— Не понимаешь? — Она нахмурилась, глядя на Эйрела. — И ты тоже?
— Ну-у…
— Потому что ты открыто оскорбил ее, Ку. Не тогда, а прямо сейчас, в этой комнате. И не только тем, что пренебрежительно отнесся к ее боевому искусству и способности постоять за себя. Твои слова впервые открыли ей глаза на один факт: той ночью ты так был сосредоточен на себе самом, что ее толком и не увидел. Скверно, Ку. Очень скверно. Ты ей должен самые глубокие извинения. Она так по-барраярски отдалась тебе целиком, а ты так мало оценил ее поступок, вовсе его не заметил.
Ку внезапно вздернул подбородок. — Она одарила меня из милости?
— Больше похоже на дар богов, — пробормотал Эйрел, задумавшийся о чем-то своем.
— Я не… — Куделка мотнул головой, указывая на дверь. — Говорите, мне нужно за ней бежать?
— Будь я на твоем месте, то пополз бы, — посоветовал Эйрел. — Быстро пополз. Просочился бы в щель под ее дверью, упал пузом кверху и позволил бы себя топтать, пока она не передумает. А потом извинился бы еще раз. Дело еще можно поправить. — Взгляд Эйрела сверкал открытым весельем.
— И как это называется? Полностью сдаться? — с негодованием выпалил Ку.
— Нет. Я называю это победой. — Теперь его тон сделался прохладнее. — Я видел, как война между мужчиной и женщиной не оставляла ничего, кроме выжженной земли. Пожары гордости. Ручаюсь, этот путь не придется тебе по вкусу.
— Вы… Миледи! Вы смеетесь надо мной! Прекратите!
— Тогда прекрати вести себя смешно, — отрезала Корделия. — Вытащи голову из задницы. Хоть шестьдесят секунд подумай о ком-нибудь, кроме себя самого.
— Миледи. Милорд. — Напустивший на себя ледяное достоинство Куделка стиснул зубы. Он поклонился и вышел, хлопнув дверью. Но в коридоре повернул не в ту сторону, куда сбежала Друшнякова, с топотом слетевшая вниз по ступеням.
Когда шаги Куделки затихли вдали, Эйрел беспомощно помотал головой. Он едва сдерживал смех.
Корделия мягко стукнула его по плечу. — А ну хватит! Им-то не смешно. — Их взгляды встретились, она хихикнула, но решительно подавила веселье. — Боже правый, по-моему, ему хотелось оказаться насильником. Странное желание. Уж не переобщался ли он с Ботари?
Нехорошая шутка отрезвила обоих. Эйрел сказал задумчиво: — Полагаю… Ку самоуничижение льстило. Но его раскаяние было искренним.
— Искренним, но слегка самодовольным. Думаю, мы достаточно долго потакали его слабости. Может, пора быть с ним пожестче?
Плечи Эйрела устало поникли. — Он перед нею в долгу, спору нет. Но что мне было, приказывать? Если эта плата не дается добровольно, она ничего не стоит.
Корделия ответила согласным хмыканьем.
Только к обеду Корделия заметила, что в их маленьком мирке кого-то недостает.
— А где граф? — спросила она Эйрела, когда они увидели, что домоправительница накрыла стол только на двоих. Окно столовой выходило на озеро. День выдался холодным. Ранний туман поднялся с земли лишь затем, чтобы собраться в низкие, гонимые ветром ледяные тучи. Корделия накинула поверх своей цветастой блузы черную куртку от старой полевой формы Эйрела.
— Я думал, он пошел на конский двор. Еще один сеанс выездки, по этой его новой задумке, — удивился Эйрел, с таким же беспокойством оглядывая стол. — Он мне говорил, что собирается.
Домоправительница, наливавшая им суп, подсказала: — Нет, м'лорд. Граф рано утром уехал на лимузине вместе с двумя оруженосцами.
— О-о! Извини, — Эйрел кивнул Корделии и, поднявшись, вышел из столовой в задний холл. Одна из полуподвальных кладовых с тыльной стороны дома, врезанной в склон, была сейчас переделана в центр связи, где стоял комм-пульт с дважды шифрованным каналом и у дверей которого был выставлен постоянный пост СБ. Судя по звуку шагов, Эйрел двинулся именно туда.
Корделия сделала глоток супа, прокатившегося по пищеводу жидким свинцом, отложила ложку и принялась ждать. В тишине дома она могла расслышать голос Эйрела и искаженные электроникой незнакомые голоса отвечавших, слишком приглушенные расстоянием, чтобы можно было разобрать слова. Прошла, казалось, целая вечность — хотя на самом деле и суп не успел остыть, — как вернулся Эйрел, мрачнее тучи.
— Он поехал туда? — спросила Корделия. — В госпиталь?
— Да. Он был там и ушел. Все в порядке. — Тяжелая челюсть Эйрела была напряжена.
— То есть с ребенком все в порядке?
— Да. Ему запретили войти, он какое-то время спорил, потом ушел. И ничего худшего. — Он принялся мрачно прихлебывать суп.
Граф вернулся пару часов спустя. Корделия услышала тихий вой лимузина, проехавшего по подъездной дорожке и вокруг северного крыла дома. Тишина, затем хлопнута открывшаяся и вновь закрывшаяся дверца, и машина поехала дальше в гараж, выстроенный за гребнем холма рядом с конюшнями. Корделия с мужем сидели сейчас в гостиной, в передней части дома. Эйрел пролистывал на ручном считывателе какой-то правительственный доклад, но при звуке закрывающейся кабины поставил устройство на «паузу». Они оба в ожидании вслушались в звук твердых шагов по дорожке вокруг дома и ступеням крыльца. Эйрел плотно стиснул губы в предчувствии неприятного разговора, взгляд у него был мрачным. Корделия сжалась в кресле и собрала всю свою решимость.
Граф Петр ворвался в комнату и застыл посреди. Он был официально одет в свой старинный мундир с генеральскими нашивками, — Вот вы где! — Оруженосец, следовавший за графом по пятам, беспокойно покосился на Эйрела с Корделией и ретировался прежде, чем граф разрешил ему идти. Петр этого даже не заметил.
