понимать, что я имею все возможности пересмотреть политику фирмы в области выбора мораториума. Мы могли бы подумать о мораториумах поближе к Нью-Йорку.
Сморщившись, фон Фогельзанг достал из недр своей твидовой тоги бумажник из искусственной крокодиловой кожи и раскрыл его.
– Мы живем в безжалостном мире, – сказал Джо, забирая деньги. – Здесь человек человеку волк…
– Мистер Хэммонд просил передать еще одно сообщение, – сказал фон Фогельзанг. – Корабль будет в Цюрихе через два часа. Приблизительно.
– Великолепно, – сказал Джо.
– Чтобы предоставить вам достаточно времени на совещание с Эллой Рансайтер, мистер Хэммонд пришлет корабль непосредственно к мораториуму. В связи с этим мистер Хэммонд предложил мне забрать вас с собой. Мой трансформер припаркован на крыше отеля.
– Так сказал Эл Хэммонд? Что я должен вернуться в мораториум с вами?
– Совершенно верно.
– Высокий сутуловатый негр лет тридцати? Передние зубы золотые, с рисунком, слева направо: черви, трефы, бубны…
– Тот самый человек, с которым вы вчера вместе были в мораториуме.
– А были ли на нем зеленые вельветовые штаны, серые гольфы, короткая куртка из барсучьего меха и лакированные туфли?
– Этого я видеть не мог, потому что на экране видеофона было только лицо.
– Он не произносил каких-нибудь кодовых слов, чтобы я знал, что имею дело именно с ним?
– Я не понимаю, в чем ваши затруднения, мистер Чип, – сказал хозяин мораториума, с трудом сдерживая раздражение. – Человек, разговаривавший со мной, – это тот же самый человек, который был вчера с вами.
– Я не могу рисковать, отправляясь с вами на вашем трансформере, – сказал Джо. – А вдруг вас подослал Холлис? Ведь именно Холлис убил Рансайтера.
С остекленевшими глазами, фон Фогельзанг спросил:
– Вы проинформировали Объединение Предупреждающих Организаций?
– Проинформируем в свое время. Пока мы должны соблюдать крайнюю осторожность. Холлис уже пытался убить нас – там, на Луне.
– Тогда вам нужна охрана, – сказал фон Фогельзанг. – Позвоните в полицию, они выделят телохранителя, я вам настоятельно советую это сделать…
– Я же сказал – мой фон неисправен. В нем голос мистера Рансайтера. Именно поэтому никто не может до меня дозвониться.
– Не может быть… – фон Фогельзанг обогнул Джо и покатился к видеофону. – Я могу послушать? – Он поднял трубку и вопросительно посмотрел на Джо.
– Один поскред, – сказал Джо.
Раздраженно сунув руку в карман, владелец мораториума извлек горсть монет, несколько из них подал Джо и покачал головой в летном пурпурном шлеме.
– Столько здесь стоит чашечка кофе, – сказал Джо. – И хорошо, что не больше. – Он вспомнил, что давным-давно не ел и что в таком вот виде должен встретиться с Эллой. Лучше принять амфетамин, подумал он, наверное, это здесь бесплатно…
– Ничего не слышно, – сказал фон Фогельзанг. – Ничего абсолютно. Нет даже сигнала. Только какие- то помехи, но очень слабые – как будто на огромном расстоянии. – Он протянул трубку Джо. Джо взял ее и стал слушать.
Далекие статические разряды. За тысячи миль отсюда. Жутко. Так же жутко, как и голос Рансайтера – если только он действительно был.
– Придется вернуть вам ваш поскред, – сказал Джо, опуская трубку.
– Это не имеет значения, – сказал фон Фогельзанг.
– Но вы же не услышали голоса.
– Давайте вернемся в мораториум. Как нам рекомендовал сделать мистер Хэммонд.
– Мистер Хэммонд – мой подчиненный. Это я формирую политику фирмы. И я считаю, что мне следует вернуться в Нью-Йорк немедленно, до беседы с Эллой, потому что составление рапорта Объединению – более важное дело. Когда вы разговаривали с Хэммондом, не сказал ли он: Цюрих покинули все инерциалы или нет?
– Все, за исключением девушки, проведшей ночь в этом отеле с вами, – сказал фон Фогельзанг, в недоумении озираясь. – Но… где же она? Ее здесь нет?
– Какой девушки? – похолодел Джо.
– Мистер Хэммонд не сообщил мне ее имени. Он был уверен, что вы знаете. Кроме того, упоминание имени в данных обстоятельствах было бы нетактичным…
– Здесь никого не было, – сказал Джо. Кто это был, Пат или Венди, в панике думал он. Господи, сделай так, чтобы это была Пат…
– В шкафу, – сказал фон Фогельзанг.
– Что?
– Попробуйте заглянуть туда. В этих дорогих апартаментах огромные стенные шкафы…
Джо нажал кнопку, и пружинный механизм распахнул дверцу шкафа.
На полу, свернувшись калачиком, лежало маленькое тельце. Высохшее, мумифицированное, прикрытое истлевшими клочьями одежды. Спутанные черные волосы прикрывали лицо. Оно такое маленькое, в ужасе подумал Джо, что не может принадлежать взрослому человеку. Наклонившись, он перевернул мумию. С шелестом, будто были бумажными, скрюченные конечности распрямились. Волосы продолжали прикрывать лицо, и Джо замер, не имея мужества посмотреть наконец, кто перед ним.
– Это старые останки, – сказал фон Фогельзанг. – Совершенно обезвоженные. Будто лежат здесь целый век. Я спущусь вниз и сообщу управляющему.
– Невозможно, чтобы это была взрослая женщина, – убеждая себя, сказал Джо. – Какой-то ребенок. Не Пат и не Венди… – Такое впечатление, что труп сушили в печи для обжига кирпича. Под воздействием высокой температуры в течение долгого времени… Это взрыв, подумал Джо. Термическая волна от взрыва бомбы…
Джо откинул волосы и молча вгляделся в маленькое, сморщенное, потемневшее от жара лицо. Он узнал, кто это. С трудом, но узнал.
Венди Райт.
Она вошла в комнату ко мне, думал Джо, и вдруг с ней что-то стало происходить, и она почувствовала это и спряталась в шкафу, чтобы я не услышал… в свои последние минуты – или часы? – она не издала ни звука, только чтобы не разбудить меня… а может быть, она не могла разбудить меня, пыталась и не могла, и только когда убедилась, что не может разбудить меня, она укрылась в этом шкафу…
Господи, только бы это не длилось долго…
– Вы можете сделать что-нибудь? – спросил он фон Фогельзанга. – В вашем мораториуме?
– Очень поздно. При столь полном обезвоживании никаких проявлений полужизни в ней остаться не могло. Это что – та девушка?
– Да.
– Тогда вам необходимо немедленно покинуть этот отель. Для вашей же безопасности. Иначе Холлис – ведь это Холлис, не так ли? – сделает с вами то же самое.
– Сигареты истлели, – сказал Джо. – Телефонная книга оказалась двухлетней давности. Прокисшие сливки и заплесневелый кофе. Устаревшие деньги. Старение, везде старение… И Венди говорила о старении – еще там, на Луне. Она сказала: я чувствую себя такой старой… – И этот голос по фону, подумал он. Что бы все это могло значить?
Страх, давно уже сидевший в нем, стремительно распухал, превращаясь в неудержимый ужас.
Все это не лезло ни в какие ворота, а главное – голос, который он слышал – совершенно точно, слышал – в трубке видеофона…
– Радиация, – сказал фон Фогельзанг. – Это похоже на последствия сильного радиационного
