— Я и не собираюсь скрываться. Если это поможет спасти Аврору, я расскажу всё, как было.
— Прекрасно, — кивнул Оскар.
Глава 5. Кэльдбеорг
5.1. Суд и приговор
После обряда посвящения в члены Ордена хищников мне довелось побывать ещё на одном их представлении — суде. И принять в нём участие в качестве главной героини.
Зал суда представлял собой подземелье старого замка, кишащее крысами, летучими мышами и прочей вызывающей у людей содрогание живностью. Меня доставили туда в тяжёлых, покрытых налётом ржавчины кандалах, которые служили скорее символом моего статуса подсудимой, поскольку я могла порвать их цепи; настоящей же острасткой мне служили остро отточенные блестящие сабли моих конвоиров, постоянно приставленные к моему горлу и из-за которых всё время приходилось держать голову высоко поднятой. Единственный способ убить хищника — отрубить ему голову, и поэтому холодное рубящее оружие против нас гораздо действеннее огнестрельного.
В озарённом светом жаровен зале (или лучше сказать погребе) за столом сидела фигура в чёрном балахоне и остроконечном колпаке-маске с прорезями для глаз — той же формы, что у членов Ку-Клукс- Клана, только не белого, а чёрного цвета. Стол был покрыт чёрной тканью, такое же покрытие было у двух кафедр по бокам судейского стола, за которыми располагались защитник и обвинитель. На столе перед судьёй лежал обнажённый меч, по левую руку — череп, а по правую стоял кубок. Справа от судейского стола, вдоль смежной стены, стоял стол пониже, за которым сидели тринадцать фигур в таких же чёрных балахонах и колпаках-масках. Перед каждым из их на столе лежала человеческая кость — нижняя челюсть с зубами. Защитник и обвинитель были облачены в чёрно-красные балахоны с капюшонами и чёрные полумаски. Руки всего состава суда скрывали чёрные перчатки.
Наверно, это был самый мрачный и странный суд, какой только можно выдумать. Начиная от помещения, в котором он проходил, и заканчивая костюмами его участников — всё было в высшей степени жутко и создавало ощущение обречённости. Атрибутика этого таинства — челюсти, череп, кубок, меч — оставалась для меня загадкой. И всё-таки я не могла отделаться от чувства, что всё происходящее — отвратительный, ненужный фарс, похожий на плохой фильм…
Что это было на самом деле?
Это был Орден Железного Когтя. Неизменный, закосневший, застывший в веках, свято почитающий свой кодекс и блюдущий обычаи, составленные много столетий назад и не изменившиеся ни на йоту с древних времён. Наверно, носители этих обычаев верили, что на их слепом и точном выполнении, вплоть до последних мелочей, и зиждется нерушимость Ордена, его сила и постоянство. А на деле всё выглядело как театральная постановка, странная и мрачная. Деваться мне было некуда, так что приходилось в ней участвовать…
Впрочем, речи обвинителя и защитника были вполне конкретными и мало чем отличались от речей в обычном суде; обвинитель извергал громы и молнии на мою несчастную голову, а защитник — это был Оскар — говорил вкрадчиво, рассудительно и мягко. Мне вообще не задавали никаких вопросов, а полагалось мне только стоять и молча слушать, как защита с обвинением перебрасывается репликами и спорит обо мне. Слова мне никто не давал, хранила молчание и чёртова дюжина чёрных балахонов, а о челюстях, лежавших перед ними, и говорить было нечего — они уже своё отговорили. Впрочем, им-то и предстояло сказать судьбоносное для меня слово.
Вызвали свидетеля — Юлю. Не считая меня, она была единственной участницей суда, не носившей маски, хотя её фигуру окутывал чёрный плащ. Окинув мрачный зал суда чуть презрительным взглядом, она посмотрела на меня, и я поняла, что она разделяет моё мнение о дешёвой фарсовости происходящего. Звонким серебристым голосом она отчётливо проговорила свои показания и была отпущена, а потом внесли главную улику — окровавленную шашку. Судья, подержав её в руках, посмотрел на меня сквозь прорези маски, потом передал её крайнему из тринадцати чёрных балахонов, и те тоже брали улику в руки, передавая друг другу и также взглядывая на меня. Потом обвинитель и защитник произнесли заключительные речи: первый требовал для меня смертной казни через обезглавление, второй просил о сохранении мне жизни с заменой высшей меры на заключение в тюрьму Ордена, настаивая на том, что убийство было совершено мной не предумышленно, а в честном поединке в ходе самообороны. После этого тринадцать чёрных балахонов выполнили то, для чего они здесь находились: вставая, они по очереди подходили к столу судьи и клали челюсти либо перед черепом, либо перед кубком, а в это время судья держал в руках меч острием кверху. Перед кубком оказалось семь челюстей, а перед черепом — шесть. После этого меня подвели к судейскому столу, и я поцеловала кончик меча, протянутого мне судьёй.
Затем мне пришлось ждать приговора, и меня препроводили в камеру. Конвоиры провели меня через большой сумрачный зал с невысоким эшафотом посередине, на котором возвышалась старая гильотина, тяжёлый нож которой был покрыт старой засохшей кровью. Тому, кто владеет искусством проникновения в сердце теней, долго находиться в этом страшном зале невозможно, как невозможно долго слушать пронзительный визг: жуткая память этого места била по всем чувствам. Пол, стены и потолок были пропитаны ужасом и отчаянием осуждённых, принявших здесь смерть.
Если это была часть фарса, то самая страшная и тяжёлая.
Пол камеры устилала солома, а свет проникал через небольшое отверстие под потолком, в которое также струился наружный воздух — холодный, с грустным запахом мокрого снега. Помещение это было больше в высоту, чем в ширину, не имело ни стола, ни койки, ни каких-либо сидений, и я провела там сутки, сидя на соломе. Мне удалось даже на пару часов задремать, и во сне я видела Карину. Деньгами моя девочка была обеспечена, в порядочности и надёжности Юли я не сомневалась. Не было у меня тени сомнения и в том, что даже после моей смерти Карина будет получать поддержку. А я, может быть, буду изредка приходить к ней призраком — ведь после расставания с телом моя душа вряд ли обретёт покой и превратится либо в духа-скитальца, либо в потустороннее существо, которое люди причисляют к злым силам. Но, разумеется, я буду приходить так, чтобы не напугать мою куколку, а может быть, если мне это удастся, буду даже её оберегать. (Демон-хранитель — а что, в этом есть что-то оригинальное.) Я и до сих пор была для неё лишь призраком, так что в корне ситуация не изменится. Так я размышляла, пока в уединении камеры ждала вынесения приговора.
Меня разбудили весьма неделикатно — пинком. Грубый голос приказал:
— Встать!
Эта побудка безжалостно разбила мой полный нежной грусти сон о Карине, а окрик оборвал ещё звучавший в моих ушах её звонкий голосок, считавший: «Раз, два, три, четыре, пять!» Гремя кандалами, я поднялась, и мою голову задрали две сабли.
Декорации были прежние: тот же зал-погреб, трепещущий свет жаровен, чёрные балахоны и судья, меч, череп и кубок. Обвинитель и защитник стояли за своими кафедрами. Меня подвели к судейскому столу и дали поцеловать кончик меча, затем отвели на моё место.
— Аврора Магнус! — прогудел суровый, холодный и грозный голос из-под остроконечного колпака. — Суд, рассмотрев ваше дело, вынес приговор. (Слово «приговор» прозвучало р-раскатисто и р-рычаще, и всё моё нутро сжалось в дрожащий комочек.) — Убийство Дезидераты Альмарих было признано непредумышленным. Семью голосами из тринадцати было решено сохранить вам жизнь, приговорив к заключению в тюрьму Кэльдбеорг сроком на пять лет, считая со дня вынесения приговора. Вы лишаетесь звания младшего магистра и исключаетесь из Ордена Железного Когтя. Сдайте ваш коготь.
Я сняла с пальца кольцо и отдала конвоиру, а тот положил его на судейский стол.
Первая часть представления театра хищников, под названием «Суд», закончилась.
Настал черёд второй части фарса, которая называлась «Узник замка Кэльдбеорг». Представляю её вашему вниманию…
