— Кто такие?
— Пароль “Район”, — сказал Сторожев. — Предъявите патрульный знак, — он достал и развернул удостоверение.
— И “Область”. Извините. — Старший патруля взял под козырек и показал патрульный знак, — Поисковая группа в составе старшего сержанта Левченко и рядового Рычкова ведет патрулирование квадратов пятьдесят—пятьдесят один!
— Давно патрулируете?
— Часа два.
— Что-нибудь было?
— Да нет… Тут места нам знакомые, товарищ майор. Поиск ведем нацеленно.
— Продолжайте поиск. — Сторожев помедлил. — Да… как тут проехать-то получше? В лагерь райкооперации?
— В лагерь райкооперации? Придется по этой же просеке, товарищ майор. — Левченко повесил автомат на плечо и махнул рукой. — Так… километра два будет грязь. А дальше, на открытую когда выедете, там уже подсохло.
Деревянные ворота лагеря были чуть приоткрыты. Я остановил машину. Сторожев показал Анту — остаешься здесь. Мы вышли. Прошли в щель ворот на территорию лагеря, двинулись по главной алле. В конце забора, отделяющего лагерь от леса, выглянуло низкое строение из силикатного кирпича. Мы подошли вплотную. Сторожев резко постучал о косяк.
— Хозяева здесь? Эй!
Через некоторое время дверь открылась, выглянул человек лет пятидесяти, маленького роста, с взъерошенными пшеничными волосами, явно “принявший”. От него слышался легкий запах спиртного.
— Нам бы Бондарева, — сказал Сторожев.
— Я Бондарев. Вы что… из милиции?
— Почти. — Сторожев помедлил. — Кто находится в лагере, кроме вас?
— Завхоз наш, Сеппель. Ну и Леша Сивоконь, шофер. А что? Вы насчет машины, я все сказал.
— Слушайте, Бондарев. — Глаза Сторожева зло сузились. — Вы что? Вы отдаете себе отчет? Вы мне бросьте здесь ваньку валять!
Сторожев перешел на шепот. Я знал — для говоривших с это было самым неприятным. Поколебавшись, Бондарев вышел на улицу, будто не хотел, чтобы хоть что-то из разговора было слышно в комнате.
— Бросьте, слышите, Бондарев? — Тон Сторожева стал спокойным. — Вы против кого идете? Не поняли. Подумайте. И поймите.
Было видно — Бондарев испугался. И не на шутку.
— Когда угнали машину? Время угона?
— Ну… в пять—шесть часов.
— А когда вы сообщили о пропаже? Я спрашиваю: когда?
— Ну… так я же не знал. Я думал, кто-то из наших.
— Почему вы так думали? На каком основании?
— Ну… Ааа. — Бондарев махнул рукой. — Записку мне оставили. А, вот. — Бондарев полез в карман. Долго рылся там, наконец достал клочок бумажки, протянул Сторожеву.
Это был основательно помятый двойной листок — такие листки дают на почте. Листок был нелинованным, с рисунком в верхнем левом углу. Наверху, у центра, листок был неровно проколот. Ниже ровным, даже аккуратным, почерком, карандашом с небольшим наклоном вправо было написано: “Извини, взял машину часа на два. Приеду днем”. Ничего больше на листке не было.
Сторожев прочел записку. Осмотрел листок. Теперь, после того как я впервые столкнулся со следами Пахана еще в Печорске, мне было ясно — это характерный прием Корченова. Очень похожий на него.
— Почему вы сразу не сообщил о записке?
— Да я… Вы поймите… Вдруг самом деле кто-то из наших.
— Кто именно из ваших?
Было ясно, Бондарев не знает сейчас, что ответить. Психологически все рассчитано точно. Прочитавший такую записку в самом деле не будет уверен, свой ли человек увел машину или ее просто угнали.
— Кого же вы могли иметь в виду? Из “ваших”? Шофера машины?
— Н-нет. Это не его почерк. Да и вообще почерка этого я не знаю.
Вид у Бондарева был по-настоящему удрученный.
— Хорошо. — Сторожев аккуратно сложил записку спрятал в карман. — С друзьями своими можете нас познакомить?
Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде склада. Двое мужчин, сидевшие на мешках, посмотрели на нас. Помедлив, один из них, более молодой, встал.
— Это наш шофер, Леша Сивоконь, — сказал Бондарев. — А это — Яков Петрович Сеппель. Наш завхоз. Яков Петрович, очнись… Леша… Эти товарищи по поводу машины.
Сивоконь был трезв. Лицо у шофера было открытым, даже приятным. Глаза смотрели твердо и прямо. Сеппель же, оставшийся сидеть, тупо рассматривал нас. Кажется, он был в последней стадии опьянения, в любом случае сейчас он ничего не видел.
— Здравствуйте, — сказал Сивоконь. — Вы уж извините.
— Ничего. — Сторожев оглядел комнату. — Давно он… так? И какой повод? Что-нибудь случилось?
— Просто премию дали.
Сторожев показал глазами: здесь нам больше делать нечего. Ясно, почему не только Бондарев, но и Сеппель ночью не услышали шума мотора.
В Таллин мы вернулись затемно. Угон машины, в общем, мог значить только одно — что Пахан где-то в районе ярвеского побережья, то есть там, где мы и ожидали.
Сначала я высадил Анта у его дома. Развернулся и через пять минут был уже около дома Сторожева. Выключил мотор.
— Вот что, Володя, — сказал вдруг шеф. — У тебя ведь есть машина “Москвич”? Скажи, ты дефицитные запчасти к ней где достаешь? Только честно?
— Ну, везде, — сказал я. — Иногда на толкучке возле магазина.
— На толкучке. Это хорошо. Так вот потолкайся на этой самой толкучке, понял? Как будто ищешь нужные тебе детали. И если у тебя будут спрашивать, не продашь ли ты сам что, говори — продаю. Понял? Намекни — есть у тебя дефицит. Ну там крестовина кардана. Ну, необязательно она. Допустим, свечи. Что- нибудь еще в этом роде. А если тебя будут спрашивать, как все эти вещи можно получить, говори: мол, как обычно, как всегда, утром на том же самом месте, на Нарвском шоссе, у указателя. Можешь добавить: у указателя поворота. А вот в каком именно месте шоссе — не говори.
На другой день к одиннадцати часам дня я подъехал на своем “Москвиче” к Таллинскому магазину- салону по продаже автомобилей. Место у входа в магазин и прилегающий тротуар уже сейчас были заполнены самой различной публикой — ищущими запчасти, желающими встать в очередь, продающими машины или запчасти, жучками-перекупщиками. Походив среди них, я постепенно освоился. Уже через полчаса я начал легко контачить с жучками. Один — меня удивила его кожаная куртка, надетая прямо на голое тело, — долго крутился около меня, пока я не спросил:
— Что есть?
— А что нужно?
— Зеркало, — брякнул я наобум.
— Нет. Зеркал нет. — Он вздохнул. — Есть эмблемы хорошие. Для “мерседеса”. Для “доджа”.
Через пять минут меня поймал еще один жучок — он продавал закрепленные на присосках качающиеся руки.
