— Я был в состоянии, достаточно активном для того, чтобы уловить шум типа топтания на месте с последующим падением тела.
— Шел ли дождь?
— Да.
— Живет ли кто-нибудь над вами?
— Нет. У нас третий этаж.
— Тогда должны были слышать, как дождь барабанил по крыше?
— К этому привыкаешь и в конце концов не обращаешь внимания.
— Как и на шум воды, стекающей по водосточной трубе?
— Конечно.
— Получается, что те звуки, о которых вы рассказали всего лишь часть общего фонового гула?
— Но есть существенная разница между журчанием воды, шарканьем ног или стуком ударившегося оземь тела.
Но следователь не собирался отказываться от дальнейших попыток запутать свидетеля.
— И вы не поднялись с кровати любопытства ради?
— Нет.
— Почему?
— Потому что мы недалеко от кафе «У почты».
— Не понимаю.
— Вечерами перебравшие в нем люди частенько проходят мимо нашего дома и порой грохаются на тротуар…
— И остаются там лежать?
Шалю не нашелся, чем сразу же парировать этот вопрос.
— Раз вы говорили о «топании», то, как я полагаю, вам показалось, что на улице находилось несколько человек, во всяком случае не менее двух?
— Сие очевидно.
— Но только один удалился в сторону улицы Республики. Так?
— Считаю, да.
— Поскольку имело место преступление, то в момент шарканья ног в тридцати метрах от вашего дома стояли, как минимум, два человека. Вы следите за моей мыслью?
— Не так уж это трудно.
— И вы ясно слышали, что ушел оттуда только один?
— Я уже говорил об этом.
— А когда вы осознали, что они приближаются? Вместе ли они шли? От улицы Республики или со стороны Марсового поля?
Шабирон пожал плечами. А Эмиль раздумывал, его взгляд ужесточился.
— Я не слышал, как они подходили.
— Ну не воображаете же вы, что они долгое время торчали под дождем, причем один дожидался, когда ему будет сподручнее прихлопнуть другого?
Учитель сжал кулаки.
— И это все, что вы нашли в ответ на мое заявление? — процедил он сквозь зубы.
— Не понимаю, о чем вы.
— Вас смущает, что задевают кого-то из вашего круга. Но ваш вопрос несостоятелен. Я не обязательно слышу всякого, кто шныряет по улице, точнее не обращаю на это внимания.
— И все же…
— Может, позволите мне сначала закончить вместо того, чтобы впутывать меня в это дело? До того как не раздалось это топтание, у меня не было оснований придавать какое-либо значение тому, что происходит снаружи. И напротив, после этого, я насторожился.
— И вы утверждаете, что с момента, когда тело упало на тротуар и до той минуты, как несколько человек прибежали из кафе «У почты», никто больше по улице не проходил?
— Никаких больше шагов не раздавалось.
— Вы отдаете себе отчет в важности вашего сообщения?
— Я не собирался инициативно делать каких-либо заявлений. Но пришел инспектор и стал задавать мне вопросы.
— До беседы с ним вы не представляли себе значения того, что вы излагаете сейчас как свидетель?
— Я и понятия не имел о показаниях доктора Верну.
— А от кого вы от них узнали? Никто не вызывал доктора Верну на допрос.
— Скажем так, я не ведал о том, что он рассказал.
— Вас об этом проинформировал инспектор?
— Да.
— Вы поняли?
— Разумеется.
— И я предполагаю, что вы были рады возможности произвести такой фурор? Вы ненавидите семейство Верну?
— Их и всех тех, кто похож на них.
— А в ваших речах вы особо заостряли внимание на Верну?
— Бывало и так.
Следователь повернулся к инспектору и очень холодно осведомился:
— Жена подтверждает слова супруга?
— Частично. Я не доставил её сюда потому, что она хлопочет по хозяйству, но могу это сделать хоть сейчас. Они действительно легли спать в половине десятого. Она уверена в этом, поскольку заводила будильник, как всегда делает это по вечерам. Они немного поговорили. Потом жена заснула и очнулась только тогда, когда почувствовала, что мужа рядом не было. Она увидела, что тот стоит у окна. В этот момент часы показывали десять с четвертью, и вокруг тела стояли люди.
— Кто-нибудь из четы Шалю спускался вниз?
— Нет.
— Им не было интересно выяснить, что там происходит?
— Приоткрыв окно, они услышали, что убит Гобийяр.
Шабо по-прежнему избегал смотреть на Мегрэ и выглядел обескураженным. Он как-то неубедительно задал ещё несколько вопросов.
— Другие лица, проживающие на этой улице, подтверждают то, что поведал нам месье Шалю?
— До настоящего времени нет.
— А вы их всех опросили?
— Только тех, кого застал сегодня утром дома. Некоторые уже ушли на работу. Два-три человека ходили вчера в кино и ни о чем не осведомлены.
Шабо взглянул теперь на учителя.
— Вы лично знакомы с доктором Верну?
— Я никогда с ним не разговаривал, если ваш вопрос подразумевает это. Но на улицах, как и все горожане, частенько встречал его. Знаю, что он из себя представляет.
— Вы к нему не питаете какой-либо особой враждебности?
— Я уже ответил вам насчет этого.
— А к суду вы, случаем, не привлекались?
— Меня раз двадцать, не менее, задерживали в ходе политических манифестаций, но всегда, продержав ночь в кутузке и, понятно, допросив с пристрастием, выпускали.
— Я говорю не о том.
— Понимаю, что это вас не интересует.
— Вы настаиваете на вашем теперешнем заявлении?
— Да, если даже оно вам не по вкусу.
