но это не были штаны героев. Это были штаны авторов, чья эффективность оказалась под сомнением.
Под сомнением она и сейчас, поскольку публицистика В.Иванова и иже с ним вряд ли способна расположить сердца к Кремлю.
Они, впрочем, и так расположены. Если В.Иванов хочет кого-то напугать — ему следовало бы понимать (да он наверняка и понимает), что истерика никогда еще не была хорошим инструментом запугивания: гораздо лучше убеждает спокойствие. Загвоздка в том, что В.Иванов писал эту заметку — как и почти все свои заметки последнего времени — не ради Кремля и не ради его оппонентов. Он писал ее ради себя, и только из-за этого нашим глазам явлена вся эта запоздалая истерия.
Г-н Иванов хочет доказать читателям, что его дискурс по-прежнему востребован, что надежды на его эволюцию были тщетными, что он и дальше будет хамить направо и налево, потому что имеет на это право.
Но в этом тоже никто не сомневался, честное слово! История не знает примеров, когда человек с задатками В.Иванова и в его возрасте радикально изменился бы за два месяца без всякого внешнего воздействия. Если насчет Д.Медведева у кого-то могли быть рудиментарные иллюзии, то насчет В.Иванова их нет, наверное, ни у кого, включая друзей и родственников несчастного.
Дело, собственно, не в том, что Д.Медведев намерен продолжать курс Путина и осуществлять план Путина. На этот счет двух мнений быть не может, и в плане В. Путина весьма много здравого, если верить его словесному оформлению. Никто не возражает против социальной политики, развития инфраструктуры и даже против нанотехнологий, хотя не все себе представляют, что это такое.
Речь идет лишь о том, что торжество хамов и ничтожеств, сбежавшихся под знамена державности и нанотехнологий, далеко не обязано сопровождать собою осуществление плана Путина. Более того — таковое торжество вряд ли входит в этот план и только компрометирует его.
В. Иванов борется не за то, чтобы сохранить преемственность, — ей, слава Богу, и без его усилий ничто не угрожает. В.Иванов борется за то, чтобы сохранить свое право отравлять политическое поле, вносить в политологический дискурс элемент дворовой бычки, отождествлять рост и благосостояние России с ростом собственного влияния. Иными словами, он борется за то, чтобы при Д.Медведеве, как и при В.Путине, ему можно было портить тут воздух.
И сейчас он идет ва-банк именно в надежде на то, что читатель привычно подумает: если этот человек ТАК себя ведет и в ТАКОМ стиле вещает — стало быть, за ним кто-то стоит и ему МОЖНО. Разрешили.
Виталий Иванов, кажется, совершенно искренне полагает, что если он несколько раз публично совершит неприличие — у читателя сложится мнение, что он имеет право так себя вести и что именно такое поведение необходимо для блага России, поднимающейся с колен.
Но это, честное слово, как раз и есть самые напрасные ожидания.
Так что по крайней мере с названием он не ошибся.
ППП
3 марта сего года Владимир Путин перестанет быть главным российским политиком.
Рискну предположить, что президентом страны будет избран Дмитрий Медведев. Путин станет премьером, то есть Первым, тогда как восемь лет был Нулевым, Главным, вне счета и порядка. Быть первым, даже среди равных, — означает встроиться в системный ряд, выйти из того совершенно исключительного положения, в котором пребывает в России верховная власть.
Путин-премьер — бесконечно влиятельный, популярный, ностальгически обожествляемый народом, но все же чиновник, а это уже фигура не сакральная. Сохранить сакральность он мог, лишь исчезнув с глаз долой либо, как я и предлагал месяца три назад, возглавив оппозицию (то есть сделавшись альтернативным царем).
Он выбрал более техничный и менее выигрышный вариант, что характеризует его стратегию по- своему положительно: лучше уж технократ, чем волхв. Многие подсовывали ему людоедские идеологии, всякого рода сакральность и прочую дурновкусную нордическую шелуху, но он остался прагматиком, и спасибо ему большое — хоть на этом.
Вообще, наблюдая за путинской прощальной пресс-конференцией (далее для краткости ППП), я часто ловил себя на чувствах добрых, заранее ностальгических — что-то мне подсказывает, что наш будущий президент реже будет нас радовать простыми человеческими реакциями, знает меньше анекдотов, пословиц и поговорок… Кого-то раздражают заявления вроде «Пусть поучат жену щи варить», а для меня они скорее умилительны — в них слышится человеческое. Дмитрий Анатольевич, по-моему, менее склонен к проявлению чувств — при том, что внешнеполитическая концепция у него та же самая.
Владимир Владимирович как политик, сформировавшийся и вознесшийся еще в ельцинскую эпоху, иногда демонстрирует спонтанность, любит ввернуть цитатку из всенародно любимой комедии; люди, сформировавшиеся в эпоху Путина, лучше всего определяются толстовской цитатой: «Не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится». Человеческое вымывается из политики очень быстро, в ней сегодня нет места ни милосердию, ни юмору, ни эскападе — всему, что расцвечивает жизнь.
То есть настоящего-то прагматизма мы еще и не видели.
Мне вообще претит, когда Путина ругают взахлеб. Когда взахлеб хвалят — это, конечно, тоже отвратительно, но ведь это, как правило, делают люди, от которых ничего хорошего не ждешь. Может ли что доброе быть из Назарета, и даже, простите кощунство, из лазарета? А вот когда приличные люди, сохраняющие здравомыслие в прочих сферах, начинают непристойно поносить президента, отказывая ему даже в очевидных заслугах, — это обидно, скучно. Путина есть за что похвалить. Он не сделал очень многих мерзостей, которые были бы горячо и всенародно одобрены даже той, сравнительно читающей, думающей, не такой интеллектуально плоской и озлобленной Россией, какую мы наблюдали в начале нулевых.
У нас любят, когда кого-нибудь бьют. Это считается признаком решимости, силы, большого ума. Владимир Владимирович удержался (и удержал окружение) от многих гибельных ходов. Было видно, чего ему это стоит. Вообще, поскольку история России расписана до мельчайших подробностей и давно уже повторяется в разных декорациях, но с неизменными героями и даже репликами (не зря сегодня все твердят столыпинское «двадцать лет спокойного развития»), — я бы предлагал прежде всего оценивать политика не по тому, что он сделал, а по тому, чего не совершил. Путин не совершил очень многих ошибок, какие наворотил бы на его месте человек менее самокритичный. А он самокритичен, даром что на ППП не сумел ответить на вопрос о собственных ошибках, — и четко знает свой потолок.
Он выстроил адекватные и взаимоуважительные отношения с большинством мировых лидеров. Он несколько раз блестяще выступал на публике и точно срезал оппонентов, чего стоит реплика при Буше насчет демократии по-иракски. Не говорю сейчас о его действиях (и что мы вообще знаем о реальных действиях власти?), но слова он чаще всего говорил правильные — про инновационную экономику, про пагубность ксенофобии, про демографию и пр. Можно быть каким угодно либералом, демократом и космополитом, но большинство приличных людей в стране болеют за родную сборную; даже отлично зная прелести российской внутренней жизни и одобряя многих ее западных критиков, я несколько раз мысленно аплодировал тому, как Путин срезал хамов, спекулирующих на наших трагедиях.
Устранение большинства олигархов из страны или по крайней мере с политической сцены опять-таки нельзя не приветствовать — иное дело, что методы этого устранения могли быть более гласными и честными. Путину приходилось иметь дело с серьезным сопротивлением внутри страны — не политическим, конечно, не массовым, тут ему никто ничего не смог противопоставить, а с теневым, финансовым, коррупционным, тоже не брезгующим идеологическими спекуляциями; в большинстве этих схваток он победил, и страна от этого выиграла. Он действительно оставляет ее в более приличном виде, чем получил.
