высокой цивилизации и научили местных жителей всяким хитрым штукам вроде плавления никеля (в Европе его научились плавить сравнительно недавно — очень уж высокие температуры для этого требуются). Затем индейцев кечуа, составляющих и сегодня сорок процентов населения Перу, завоевывали разные другие воинственные племена, и за первое тысячелетие нашей эры здесь сменилось еще несколько цивилизаций разного уровня; наконец в одиннадцатом веке сюда пришли инки, и началось интересное.
Откуда взялись инки — никто толком не знает: есть версия, что они жили тут давно, но очередной захватчик их выгнал, и в одиннадцатом столетии они просто вернулись. Согласно их собственной мифологии, первый верховный инка (всего их было одиннадцать, да еще трое после испанской колонизации) вышел из озера Титикака, будучи порождением верховного божества, непосредственно сыном земли. Он пошел искать плодородные земли, и там, где находил, — ставил пирамидки камней, cos qo. Отсюда и название инкской столицы Куско — древнейшего города на континенте. Цивилизация инков умела очень много всего — класть прочнейшие стены без раствора, ваять скульптуры, сохранять картошку (именно инки открыли способ сушить картофель, превращать его чуть ли не в камень — потом варишь и получается вполне вкусно).
По слухам, инки обладали способностью не просто обтесывать, а размягчать камень, чтобы он становился податлив и пригоден для лепки; была у них для этого специальная травка. Инки были сильными и жестокими цивилизаторами, но они по крайней мере многому выучили коренное население. Аналогия между инкской и советской цивилизациями приходит в голову каждому, кто побывает в Перу или хоть прочтет историю инков, — первым эту мысль высказал, кажется, Шафаревич, у которого вообще случаются здравые соображения, пока речь не заходит о русофобии. У инков все было просчитано, все умозрительно, все обоснованно — и ужасно неудобно.
Они не знали ни колеса, ни железа. Обходились медью (не зря Анды — в переводе с инкского наречия «медные горы») и каменными орудиями, а для таскания камней у них были рабы. Цивилизация была, так сказать, жреческая, во главе ее стояли мудрецы, а не просто потомственные монархи (существовала даже своеобразная выборность — из потомков очередного верховного инки выбирали путем соревнования именно того, кто был достоин трона). Начальство инков — по крайней мере, в первые века их владычества — избиралось никак не по принципу отрицательной селекции, как в большинстве империй: главным тут становился не самый жестокий, богатый и наглый, а самый умный и умелый. Жрецы правили, крестьяне работали, воины все это охраняли. Инки распространили свою цивилизацию чрезвычайно широко — их империя тянулась вдоль океана, захватывая половину Чили, всю Перу и большую часть Боливии плюс Эквадор, плюс регулярные вылазки в Аргентину. Коренное население их терпело, но в душе ненавидело. Оно давно уже хотело расслабиться. И потому, когда испанцы вошли в Перу, империя инков была уже в состоянии полураспада, медленной, но неуклонной деградации, которая постоянно требовала внешней экспансии, чтобы подогревать усталый народ. В это-то время сюда и пришел на своих кораблях Писарро.
На картине, висящей рядом с гробницей Писарро, изображается раскол в его отряде: одни захотели пойти с ним и потому изображены одетыми, другие отвернулись от конкистадора и не нашли инкского золота, поэтому нарисованы голыми. Не сказать чтобы Писарро вовсе уж простили в Перу.
Все гиды непременно подчеркивают: «Он лежит здесь, но он не святой!» На большинстве фресок с изображением Тайной вечери у Иуды лицо Писарро.
Он очень узнаваем — этакий Дон Кихот наоборот: жестокий, чуждый всяческой сентиментальности, сухопарый испанец с бородкой, морщинистым лбом и пронзительным взглядом. Золото инков он действительно обнаружил — но, разумеется, главное от него ускользнуло.
Дело в том, что инки действительно умели предсказывать будущее. Задолго до прихода испанцев была выстроена запасная столица — Мачу Пикчу. Ее строили специально для того, чтобы успеть уйти от потенциального завоевателя. Туда отправились жрецы и девственные жрицы — и очень вовремя, потому что девственных служительниц культа Солнца испанские солдаты насиловали без всяких угрызений совести. В Мачу Пикчу остатки инкской цивилизации в полной безопасности, среди неприступной природы, в молитвах и сельскохозяйственных трудах прожили еще триста лет. А потом, как полагает случайный открыватель Мачу Пикчу американец Бингем, — где-то в начале десятых годов девятнадцатого века они опять узнали о приближении испанцев, которые вот и сюда уже добрались со своим светом просвещения. Священная тропа инков функционировала, по ней приходили гонцы, приносили вести…
Тогда жрецы взяли все золото, жрицы — всю утварь, и все население Мачу Пикчу, если верить реконструкторам истории, отправилось в новую, еще менее доступную столицу. Она называется Пайтити, и до нее еще никто не добрался вообще. Правда, есть красивая легенда о молодом проводнике, который повел компанию золотоискателей в джунгли, но незримые индейцы их перестреляли из луков. Сам проводник уцелел и дошел до города в тропических лесах. Там он увидел огромные статуи из чистого золота и у одной статуи отрубил палец ноги. На память. Действуя местным мачете. Это уже сомнительно — вряд ли даже такой мягкий метал, как золото, можно рубить мачете, да еще уходя от погони…
Как бы то ни было, некоторые этот палец даже видели. Яцек Палкевич устремился в Пайтити, но принужден был поворотить оглобли. Короче, никто еще не набрел на золото инков и тем более на их тайное знание, которое они берегли много пуще золота.
Я подумал: а вдруг и судьба таинственного золота партии такова? Вдруг коммунисты давно уже строили в недоступных лесах и болотах (у нас их не меньше, чем в Перу) тайную запасную столицу? Ждали же они все время внешней агрессии, и консервов запасали не меньше, чем инки — сушеной картошки… У инков всегда были битком набиты все хранилища — на случай недорода, природного катаклизма или чужой агрессии. Так вот, вообразим эту таежную коммунистическую столицу, в которой поныне царят советские порядки! Просто туда еще не добрался никто… Правда, по некоторым признакам, я склонен полагать, что коммунисты ушли в Ашхабад. И построили там свою идеальную коммунистическую столицу, а все золото партии перелили в монументальную фигуру туркменбаши.
Инки обожествляли змею, пуму и кондора — животных, отвечающих соответственно за подземное царство, нашу земную реальность и будущее. Ада инки не знали. В подземном мире живут бывшие и будущие люди — эмбрионы, еще не имеющие души, и умершие, уже расставшиеся с ней. Душа улетает в небеса, к кондору. Промежуточное земное пространство отдано на откуп пуме — сильной и умной хищнице. Триада доминирует во всем — от легенд до архитектуры. Жил — жив — будет жить. Письменности у инков не было — кроме узелкового письма, не слишком информативного.
Американцы считают, что узелковым письмом пользовались в основном для записи расходов. Инки умели массу сложных вещей и плохо умели простые — это роднило их с советской цивилизацией, где освоили космос, но испытывали серьезные проблемы с докторской колбасой.
Когда испанцы пришли захватывать Перу, население очень обрадовалось. Оно не знало прекрасной пословицы «Волка на собак в помощь не зови». Им показалось, что Писарро и есть освободитель; что истребитель инков, грабящий их захоронения и храмы, насилующий девственных жриц и не обращающий никакого внимания на инкские каменные обсерватории, несет им триумф общечеловеческих ценностей. Началось, наверное, что-то вроде перестройки. Инкская стальная дисциплина рухнула; индейцы кечуа и аймаро восторженно помогали Писарро в борьбе против прежних поработителей. Очень скоро, конечно, им пришлось застонать под такой пятой, какой никакие инки их не давили; начался не просто грабеж, но грабеж циничный, с ухмылками, с твердым конкистадорским сознанием, что так оно и надо. Потом, конечно, новые завоеватели стали ссориться между собой, как всегда бывает на захваченных территориях, и угнетать друг друга (с 1531 года лет двадцать тянулись междоусобицы), — но коренному населению не было от этого ни жарко, ни холодно. Оно деградировало бесповоротно. Инки угнетали, но и просвещали, искренне надеясь сделать индейцев умнее и организованнее. Испанцы строили католические храмы, но обращали индейцев в свою веру без тени гуманизма: вовсю действовала инквизиция, с язычеством боролись всерьез, инкских жрецов убивали, а храмы рушили; очень скоро получилось население, которое не верило уже почти ни во что. Кроме, может быть, бобов и картошки — единственного, на что испанцы почти не посягали.
Правда, очень скоро испанцы разделились на либералов и консерваторов, аристократов и демократов, — и демократы в 1821 году победили частично, а в 1824-м окончательно. Коренному населению и это ничем не облегчило существования, но у Перу появился День независимости. Не совсем понятно, от кого: одни испанцы победили других — толку-то? Главное богатство сегодняшней Перу — кроме, конечно, волшебного растения коки, которое лечит от всех болезней и запрещено во всем мире исключительно по глупости, — состоит именно в инкских храмах и развалинах. Почти в каждом населенном пункте есть инкская
