так, как смотрят на них в обыкновенном обществе: это вот Иван Иванович, а это Семен Семенович… Для меня и Иван Иванович и Семен Семенович — это уж книги все по тому же предмету, — разных только авторов, — и как не заглянуть в эту новую книгу…
Беклемишева. Все зависит здесь от манеры заглядывать.
Зорин (кивает головой). Боря, например… Впрочем, Борю я оставлю, чтобы еще больше не рассердить вас… Здесь ведь у женщин тоже особая логика. Заговори я с вами о ком хотите, и ваше критическое отношение, ваша эрудиция будут при вас, и вы отлично разберетесь. Но если затронул моего Борю, — моего!.. Мой Боря бог, мой Боря гениальный писатель, безукоризненный общественный деятель. Заметьте: образованная женщина, которая отлично сознает, что от Бориной славы ей ничего не перепадет, потому что Боря и она — совершенно друг от друга отличное… Но случись вдруг, что мой Боря перестал быть моим: куда полетит и бог, и гений, и общественный деятель!
Беклемишева (спокойно). У меня никуда не полетит, и все останется там же, где и было…
Зорин. Да, говорите… А любовь — так уж любовь, никем не изведанная, и смерть, обнявшись, в одном гробу?.. Че-ерт! У меня всегда является желание таких влюбленных, ищущих смерти, вместо яду напоить касторкой и затем поселить обоих. на двух необитаемых островах: ее с самым ненавистным, но молодым, его с самой ненавистной, но тоже молодой. И как вы думаете, через тридцать лет во сколько человек разрослась бы колония на этих двух островах?
Беклемишева. Я вам откровенно скажу, Александр Сергеевич, я очень уважаю вас, как одного из самых лучших наших писателей, и люблю ваши сочинения, но не люблю и не могу совершенно примирить таких ваших разговоров с тем возвышенным, что привлекает в ваших писаниях.
Зорин (весело). Че-ерт! Попробовал бы я в своих писаниях так писать, как говорю: вы бы первая, несмотря на то, что читаете очень и очень много, моих книг в руки не взяли бы.
Беклемишева. Не взяла бы… Я хочу подъема, хочу идеалов…
Зорин. И потому не хотите смотреть себе под ноги?
Беклемишева. Грязи не хочу.
Зорин. Да не грязи же, а сознания не хотите: требуете тумана и называете это идеалом… даже образованная… Нет ведь консервативнее элемента, как ваш. брат — женщина.
Беклемишева (заглядывает в детскую, про себя). Уснул…
Звонок.
Это с нового уже поезда. (Быстро заглядывает в окно, разочарованно.) Санин… Маша, звонят.
Горничная проходит.
Зорин (неловко, быстро вставая). Ну, я пошел… Вот я какой: уважаю, вашего шурина во как, но заставь меня в его чистенькой, аккуратной, где все на месте, квартире, — не то чтобы век, — день за него прожить, день — и я повесился бы! Ведь он так живет, что знает все: когда встанет, когда ляжет, когда займется, и сегодня и завтра… до гробовой доски.
Беклемишева. Но это честнейший человек, и с ним ничего не может непредвиденного случиться.
Зорин. Он лучше Бори?
Беклемишева. Боря художник.
Зорин (жмет руку, уходит, слегка волоча ногу, качает головой). Художник!.. Понимать только это слово надо.
Явление 4 Беклемишева одна, стоит и грустно смотрит вслед Зорину. Санин входит.
Беклемишева. Бори нет с этим поездом?
Санин (здороваясь). С этим поездом нет его.
Беклемишева растерянно садится на стул.
(Быстро, большими шагами, наклоняясь вперед, ходит по сцене; напряженно, успокаивая.) Ну что ж? Задержало что-нибудь… (Увидев вдруг головой уткнувшуюся в спинку стула и тихо плачущую Беклемишеву, испуганно, с болью, нервно.) Но, но?! Вы такой молодец… (Бодрясь.) Кураж![24]
Беклемишева (тихо, не поднимая головы, тяжело). Такая тоска. Все одна, одна… Перевез нас сюда, потому что думал жить здесь, а все ездит и ездит где-то… Эти рассказы о Рославлевой, издевательства Зорина…
Санин нервно, беззвучно, с отчаянием закидывает руки, смотрит на Беклемишеву. Звонок.
(Быстро оправляется, пробегающей горничной, убито.) Маша, меня дома нет.
Явление 5 Входит Беклемишев, за ним улыбающаяся горничная.
Беклемишева (быстро, радостно). Боря, дорогой!
Горячо обнимаются.
Няня (с маленькой дочкой выглядывает из детской). Это папа.
Девочка испуганно уходит в детскую.
Санин (целуясь с Беклемишевым, весело). Стыдно, дети не узнают…
Слышен сонный, радостный голос Али: «Папа!»
Беклемишев (весело). Узнают все-таки. Иду, мой мальчик! (Быстро идет.)
Беклемишева (идет за мужем). У него все ножка.
В дверях детской появляется полураздетый мальчик.
Аля (от восторга смеется детским басом). Ты приехал?!
Беклемишев подхватывает его на руки, мальчик ручонками сжимает щеки отца.
Ты приехал? Ты приехал?
Беклемишев с Алей и Беклемишева уходят в детскую.
Явление 6 Голос няни. Это папа, папа.
Санин (ходит большими шагами по сцене, наклоняясь вперед). Дети не узнают! Теперь прикрутим голубчика! (Продолжает озабоченно ходить.)
Проносят пакеты с игрушками.
Голос Али. Это игрушки?
Беклемишев. Игрушки, мой милый мальчик.
Беклемишева. На юг надо летом.
Беклемишев. Да, непременно. Это тебе, это тебе… это, а это тебе, моя маленькая, и это…
Явление 7 Беклемишева (входя под руку с мужем, ласково). Нет, постойте, счастье мое, я теперь за вас примусь… Вы когда выехали из деревни?
Беклемишев (смущенно). Что?
Беклемишева. Я телеграфировала управляющему, потому что вы сами стали безбожно молчать. (Грустно.) Не то, что прежде… Он ответил, что ты выехал из
