тяжелой одежды старший портье двигался с большим трудом и стоял не иначе как широко расставив ноги, чтобы вернее распределить свой вес.
Карл вошел легко и быстро, как привык здесь, в гостинице, потому что медлительность и осторожность, которые у частных лиц служат признаком учтивости, у лифтеров означают леность. Кроме того, нельзя же прямо с порога выказывать, что чувствуешь свою вину. Старший администратор, правда, мельком взглянул на открывшуюся дверь, но тотчас вернулся к своему кофе и бумагам, не обращая внимания на Карла. Однако портье, вероятно, воспринял появление Карла как помеху, возможно, он хотел сообщить какой-то секрет или высказать просьбу, — как бы там ни было, он, набычившись, поминутно зло поглядывал на Карла, чтобы затем, очевидно, в соответствии со своими намерениями, встретившись взглядом с Карлом, снова обратиться к старшему администратору. Но Карл полагал, что произведет дурное впечатление, если сейчас, едва явившись, вновь покинет кабинет без приказа начальства. А оно продолжало изучать список и время от времени угощалось тортом, с которого то и дело, не прерывая чтения, стряхивало сахар. Когда один лист списка упал на пол, портье даже не попытался поднять его, знал, что ему это не по силам, да в этом не было и необходимости, ведь Карл был уже тут как тут, поднял лист и протянул старшему администратору, который взял его так, словно он сам собой взлетел с пола. В общем, эта маленькая услуга ничего не дала, потому что портье не прекратил своих злобных поглядываний.
И все же Карл был спокойнее, чем раньше. Уже то, что его дело, похоже, представляется старшему администратору маловажным, можно считать добрым знаком. В конце концов, это и понятно. Лифтер, конечно, абсолютно ничего не значит и потому не смеет ничего себе позволить, но как раз потому, что он ничего не значит, не может и натворить ничего из ряда вон выходящего. Вдобавок старший администратор в юности сам был лифтером — что составляло предмет гордости нынешнего лифтерского поколения, — именно он первый организовал лифтеров и наверняка оставлял, бывало, без разрешения свой пост, хотя сейчас его, конечно, никто не заставит вспомнить об этом, и нельзя не учитывать, что, как бывший лифтер, он видит свой долг как раз в том, чтоб неумолимой строгостью, хотя бы время от времени, поддерживать дисциплину среди этих парней. К тому же теперь Карл полагал, что время работает на него. Часы в кабинете показывали уже четверть шестого, каждую минуту мог вернуться Ренелл, может быть, он уже тут, ведь должен же он был заметить, что Робинсон не вернулся; кстати, Деламарш и Ренелл вряд ли находились далеко от «Оксиденталя», пришло в голову Карлу, потому что иначе Робинсон в жалком своем состоянии едва ли нашел бы дорогу сюда. Если теперь Ренелл обнаружит Робинсона в своей постели, а это неизбежно, — тогда все хорошо. Он малый практичный, особенно когда речь идет о его собственных интересах, и конечно же постарается немедля удалить Робинсона из гостиницы, что будет несложно, поскольку этот пьяница уже мало-мальски оклемался, да и Деламарш, вероятно, ждет у подъезда, готовый встретить его. Если же Робинсона удалили, Карл может возражать старшему администратору гораздо увереннее и на этот раз, быть может, отделается просто строгим выговором. Затем он посоветуется с Терезой, сказать ли правду старшей кухарке — сам он видел этому препятствие, — и, по мере возможности, без особого ущерба с этим делом будет покончено.
Едва Карл успокоил себя подобными рассуждениями и занялся незаметным подсчетом чаевых, полученных этой ночью, — у него было ощущение, что их особенно много, — как старший администратор со словами:
«Подождите, пожалуйста, минуточку, Федор» — положил список на стол, упруго поднялся и так заорал на Карла, что от испуга тот уставился в его огромную черную пасть.
— Ты без разрешения бросил свой пост. Знаешь ли ты, что это означает? Это означает увольнение. Я не хочу слушать оправданий, можешь оставить при себе свои лживые отговорки, мне вполне достаточно факта, что тебя там не было. Если я оставлю это без последствий и прощу тебя, в скором времени все сорок лифтеров сбегут с работы, и мне впору будет самому поднимать на руках по лестнице все пять тысяч постояльцев.
Карл молчал. Портье подошел поближе и одернул курточку Карла, топорщившуюся складками, — несомненно чтобы обратить внимание старшего администратора на эту маленькую неряшливость в одежде Карла.
— Может, тебе вдруг стало плохо? — коварно спросил старший администратор.
Карл испытующе посмотрел на него и ответил:
— Нет.
— Значит, тебе даже плохо не стало? — завопил старший администратор еще громче. — В таком случае ты наверняка придумал какую-нибудь грандиозную ложь. Чем ты намерен оправдаться? Выкладывай!
— Я не знал, что должен просить разрешения по телефону, — сказал Карл.
— Это восхитительно, в самом деле! — воскликнул старший администратор, схватил Карла за воротник курточки и почти перенес его к «Правилам обслуживания лифтов», висевшим на стене. Портье тоже подошел к стене.
— Читай! — сказал старший администратор, указывая на один из параграфов. Карл решил, что должен читать про себя. Однако последовала команда: — Вслух!
Вместо того чтобы читать вслух. Карл сказал, надеясь успокоить начальника:
— Я знаю этот параграф, ведь я тоже получил инструкцию и внимательно ее изучил. Но те пункты, которыми не пользуешься, вылетают из головы. Я служу уже два месяца и ни разу не покидал своего поста.
— Зато сегодня ты его покинешь, — сказал старший администратор, подошел к столу, снова взял в руки список, словно собираясь вновь приняться за чтение, но хлопнул им по столу, как никчемной бумажонкой, и, побагровев, забегал по комнате. — Из-за этого мальца вытерпеть подобное! Такой переполох в ночную смену! — выкрикнул он несколько раз. — Вы знаете, кто хотел подняться наверх, когда этот малый сбежал с лифта? — обратился он к портье. И назвал имя, услышав которое портье, конечно же знавший всех постояльцев и могущий оценить ситуацию, так ужаснулся, что быстро взглянул на Карла как на овеществленное подтверждение того, что носитель ТАКОГО ИМЕНИ вынужден был напрасно ждать возле лифта, от которого сбежал лифтер.
— Кошмар! — сказал портье и медленно покачал головой, повернувшись к Карлу с безграничной тревогой, а тот печально смотрел на него и думал, что поплатится еще и за тупоумие этого человека.
— Кстати, я тоже давно тебя приметил, — заявил портье и наставил на Карла толстый, дрожащий от напряжения палец. — Ты — единственный лифтер, который принципиально со мной не здоровается. Что ты, собственно, о себе вообразил! Каждый, кто проходит мимо стойки портье, должен мне поклониться. К остальным портье можешь относиться как угодно, но я требую поклона. Я, правда, иной раз делаю вид, будто ничего не замечаю, но, будь уверен, я совершенно точно знаю, кто мне кланяется, а кто — нет, олух ты этакий! — И он отвернулся от Карла и, расправив плечи, шагнул к старшему администратору, но тот, вместо того чтобы откликнуться на выпад портье, заканчивал свой завтрак и перелистывал утреннюю газету, которую ему только что принесли.
— Господин старший портье, — сказал Карл, он решил ответить на его выпад, воспользовавшись невнимательностью старшего администратора, так как понимал, что повредить ему может скорее враждебное отношение портье, чем его упреки, — я всегда вам кланяюсь. В Америке я недавно, а родом из Европы, где, как известно, кланяются куда больше, чем нужно. Естественно, я не мог полностью отвыкнуть от этого, и еще два месяца назад в Нью-Йорке, Где по воле случая вращался в довольно высоких кругах, меня то и дело уговаривали отдаться от этой чрезмерной вежливости. И вы говорите, что я с вами не здоровался! Я здоровался с вами каждый день по нескольку раз. Но, естественно, не всегда, когда вас видел, так как ежедневно прохожу мимо раз сто.
— Ты обязан кланяться мне каждый раз, каждый раз, без исключения; все время, пока ты со мной разговариваешь, ты обязан держать головной убор в руках; и называть меня обязан «господин старший портье», а не просто «вы». И так — каждый раз, каждый раз.
— Каждый раз? — повторил Карл тихо и вопросительно, теперь он вспомнил, что все время здесь находился под неусыпным надзором этих строгих укоряющих глаз, прямо с того первого утра, когда, еще не совсем приноровившись к своему положению слуги, безо всяких околичностей настойчиво выспрашивал у этого старшего портье, не интересовались ли им двое мужчин и не оставляли ли для него фотографии.
— Теперь ты видишь, куда заводит такое поведение, — сказал портье, снова подступив вплотную к
