Не туда угодили», – процитировал он в свою очередь популярный песенный хит. – Значит наши – не туда, а ваши – куда надо?
– Это я его за стихи-и-и благодарю, – сказала Вета и нежно посмотрела на Сашу.
– А-а, тогда понятно. Шурец у нас – гений. Хорошо, что ты это просекла. Ну, пошли, что ли? На пароход, – предложил Петя и тут же запел фальшиво и нахально: «Пароход белый-беленький, черный дым над трубой. Мы по палубе бегали, целовались с тобой».
– Пошли, – сказал Саша, обнял Вету и все направились к белеющему трапу, у которого еще какие-то 2 часа назад безнадежно торчали две школьницы, не подозревая о том, что через эти 2 часа они станут намного взрослее и опытнее, что вполне женские навыки они приобретут еще до контакта с группой «Сладкий сон», и останется только сделать последний шаг.
Глава 7-я. На теплоходе
Проблемы, чтобы пройти и примкнуть к веселящимся массам – вовсе не было. Каждый житель корабля имел пропуск, каждый участник фестиваля – пластиковую карточку, каждый журналист – аккредитационную карточку. У наших друзей – было все, и они могли провести с собой еще хоть пять человек.
На верхней палубе, прямо у лесенки сидел за столиком пьяный Гоша из группы «Мистер Хадсон». Напротив него сидела жрица любви или, как говорили в старину, «погибшее, но милое созданье», или еще «жертва общественного темперамента». В том, что сидела именно она, у Саши и Пети сомнений не было, они их распознавали еще прежде, чем они откроют рот и произнесут свое сакраментальное: «Мужчина, не хотите ли отдохнуть?» Гошу было жалко, он постоянно горел на проститутках, но все не желал успокоиться. Стол был большой, и сидели только они. Гоша плавно и широко повел рукой и предложил присаживаться. Сели. Саша пошел покупать еще шампанское. А Гоша, ничуть не смущаясь присутствием посторонних, продолжал видно уже давно начатый разговор. Разговор был (и тоже, видно, давно) – в патовой ситуации.
– Ну нет у меня больше денег, – говорил Гоша, – давай так просто.
– Нет, – скучающим голосом отвечала путана.
– Ну почему нет! Я ведь тебе за вчерашнюю ночь сколько бабок отвалил, помнишь?
– Помню, – равнодушно отвечала та.
– Ну так что, ты один разок не можешь за так, да?
– Не могу, – неприкрыто зевнув, отвечала панельная дама. Работа, видно, у нее была тяжелая, в две смены, фестивальная страда требовала особых усилий, спать было некогда, вот она и зевала, и бедный обнищавший Гоша был ей ни к чему.
– Почему? Что я тебе совсем не нравлюсь, да? Ну, сам по себе? Скажи!
– Нравишься. Но без денег не пойду.
– Да подожди. Ты ко мне испытываешь хоть что-то. Ну хоть какую-нибудь симпатию, как к мужчине, а не кошельку. Ты меня любишь? Ну скажи. Любишь, хоть чуть-чуть.
– Люблю, – снова зевнув, продолжала терпеть девушка, решившая, однако, стоять до конца. Или сидеть, пока на горизонте не появится новый клиент.
– Ну так почему, почему? Ты что же, когда всю ночь говорила, как любишь меня, что я у тебя такой единственный, врала, да? Ну скажи, врала?
– Кончай Игорь, бесполезно, – устало молвила путана и незаметным, но цепким взглядом агента внешней разведки окинула площадку: не появился ли кто.
Саша, подошедший с шампанским, некоторое время прислушивался к разговору, потом неожиданно спросил:
– Сколько?
– Что сколько? – не понял Гоша, однако дама его сердца поняла.
– Ему, – она кивнула на Гошу, – как постоянному клиенту, 1000 рублей за час.
– Тебе часа хватит? – спросил Саша.
– Мне полчаса хватит, – ответил Гоша, сокрушенно и пьяно мотая головой.
– А за полчаса, значит, 500? – продолжал Саша прицениваться к сомнительному товару.
– Нет, все равно 1000. Хоть 15 минут, хоть час.
– Это как междугородний телефонный разговор, – встрял Петя, – меньше, чем за 3 минуты нельзя. Даже если разговариваешь одну.
– Во-во, – сказал сомнительный товар. Предмет Гошиного вожделения и впрямь оставлял желать лучшего. Грубое лицо, толстый нос и давно немытые волосы, расчесанные на прямой пробор, жесткими прядями спускающиеся на кофточку, бывшую, возможно, белой, но позавчера. А глазки такие маленькие, что их размер невозможно было скрыть, даже дорисовав их до самых висков. А выразительности и живости в них было столько же, сколько в пуговицах от старых кальсон. То есть – нормальному человеку, если уж так стало невтерпеж, – быстро, в безлюдном ночном дворе, где пахнет кошками, между двумя мусорными баками, стоя, ни в коем случае не спрашивая, как зовут, и – чтобы быстро уйти и не вспомнить больше никогда, и красная цена – 30 рублей и две пустые бутылки…
Но сейчас, на фестивале, спрос есть. Есть спрос и работа кипит. И бедный Гоша такое чучело любит. И хочет. По крайней мере, сейчас.
– Ну, 500, за полчаса, – продолжал торговаться Саша.
– Сказала, тыщу, значит, тыщу. И потом, кто платить будет?
– Я, – сказал Саша, доставая бумажник. Гонорар обретал реальные черты, а других предложений пока не было, поэтому она сказала: – 900.
– 700, – сказал Саша, – больше не дам. Тем более, ты тут без сутенера и можешь не делиться. Идет?
– Ладно, – согласилась корабельная гетера, – деньги вперед.
– Хорошо, – сказал Саша, вынул из бумажника 7 сотен и дал. Она пересчитала.
– Ну что, идем в твою каюту, голубок, – пропела она Гоше голосом циркулярной пилы и начала поднимать его со стула.
– Идем, конечно, – радовался пьяный Гоша, вожделенно поглаживая ее зад, только что взятый напрокат.
– Шурец, не беспокойся, я отдам, ты ж меня знаешь.
– Знаю, – сказал Саша. – Я и не беспокоюсь.
– Я потом вернусь, – пообещал Гоша, оборачиваясь.
– Хорошо, хорошо…
– Моя дорогая, моя любимая, как я тебя хочу, Анжелла, – ворковал Гоша, удалясь, тиская свою подругу и разогревая себя до нужной кондиции.
– Анжелла, – повторил Саша и посмотрел на Анжелику, – гм, надо же…
– Да мать – дура, – вдруг в сердцах вырвалось у Жики. – Проще не могла назвать.
– Ну ладно, – успокоил Саша, – я просто так, ради шутки.
– Меня, – сказала Анжелика серьезно, – твои шутки задевают. Я и так всю жизнь мучаюсь, понимаешь?
– Понимаю, – сказал Саша. – Извини меня.
– А кто это был, приятель твой? – поинтересовалась Жика, быстро простив.
– Ты не узнала? Он же солист группы «Мистер Хадсон».
– Да-а? Странно, а чего же он с такой?…
– Ну, с этой он давно. Он ее еще в Питере подцепил. В гостинице «Октябрь», у них там свой проститутский кооператив, называется знаешь как? «Шалунья»! Теперь здесь работает. Где сезон, там и трудится.
– «Шалуньи» – это его болезнь, – пояснил Саша, – он все время на любых гастролях берет проституток, тратит на них все деньги и всякий раз требует от них подлинного чувства, нежности требует, хочет, чтобы они ему в любви признались. Это, конечно, можно. За отдельные деньги. Они так и делают, пока деньги у него не кончатся…
– А потом?
