– Не курите здесь, пожалуйста. Не выношу дыма.
Корсак послушно убрал сигареты в карман.
– По телефону вы сказали, что хотите обследовать картину с помощью рентгеновских и ультрафиолетовых лучей. Могу я узнать – зачем вам это?
– Есть причина, – сказал Корсак.
Долгоносик помолчал, затем угрюмо спросил:
– Это она вас попросила? Лиза?
– Да.
Он подумал и сказал:
– Что ж… Пожалуй, я могу это устроить. Когда вы хотите получить заключение?
– Чем раньше, тем лучше. Желательно прямо сегодня.
Долгоносик покачал головой:
– Это слишком быстро.
– Лиза настаивала, чтобы я обратился именно к вам, – заметил Глеб.
Дряблые веки реставратора едва заметно дрогнули. Он недоверчиво покосился на журналиста и тихо спросил:
– Это правда?
– Чистейшая, – заверил его Корсак. – Она сказала, что с вашей помощью можно проделать эту работу быстро и качественно.
Реставратор колебался.
– Даже не знаю. Хотя… если это действительно так срочно…
– Срочнее не бывает. Можно сказать, что от этого зависит дальнейшее материальное благополучие Елизаветы Андреевны.
Долгоносик внимательно посмотрел на Глеба сквозь бледно-синие стекла очков.
– Значит, это связано с завещанием покойного Фаворского? – спросил он.
Глеб молча кивнул, удивляясь с какой скоростью распространяются новости.
– Что ж, – сказал Долгоносик. – Сделаю все, что от меня зависит. Позвоните мне сегодня вечером. Часиков этак в девять. А теперь простите, мне нужно работать.
5
Войдя в первый гуманитарный корпус МГУ, Глеб ощутил прилив ностальгии. Здесь все осталось так же, как восемь лет назад. По «сачку» (так студенты называли холл) ходили группами и порознь молодые парни и девушки. Парни были говорливыми и поджарыми, а девушки все до одной красавицы. Нежные лица, на которых еще не осела пыль времени и зола сгоревших лет, белозубые улыбки, стройные фигуры, голые пупки, длинные ноги, попки, туго обтянутые джинсами. У Глеба защемило в груди. Он вдруг почувствовал, как постарел. Хотя его, пожалуй, еще можно принять за какого-нибудь озабоченного аспиранта.
Прежде чем подняться наверх, Глеб – просто для того, чтобы подольше повариться в студенческом «котле», подзарядиться жизненной энергией, – подошел к киоску и купил себе шоколадный батончик. Есть не хотелось, и он сунул батончик в карман.
«Пока еще живы, – грустно думал Глеб, глядя на снующих вокруг жизнерадостных ребят. – Но время убивает и их. Даже сейчас убивает, когда они просто сидят на приступке и грызут свои чипсы и сухарики».
На кафедре профессора Северина не оказалось.
– Вы Корсак? – поинтересовался у Глеба тощий бледный лаборант с унылым лицом и круглыми, как обточенные водой камни-голыши, глазами. (Перед приходом Корсака лаборант читал книгу и, судя по взгляду, мыслями все еще был в ней.)
Глеб ответил утвердительно.
– Игорь Федорович почувствовал себя плохо и поехал домой, – сообщил лаборант. – Он пытался вам позвонить, но вы были недоступны.
– Мой телефон был недоступен, – поправил Корсак. – А сам я доступен в любое время дня и ночи. Давно он уехал?
– С полчаса назад.
Глеб посмотрел на часы и нахмурился. Уходя, протянул лаборанту шоколадный батончик:
– Спасибо, – невозмутимо поблагодарил лаборант и сунул батончик в карман пиджака. Затем, потеряв к Корсаку всякий интерес, снова взялся за свой талмуд.
Профессор-культуролог Игорь Федорович Северин встретил Корсака в домашнем халате и тапочках, с шарфом на шее. Северину было сорок семь лет, однако выглядел он старше – отчасти благодаря седой шевелюре, отчасти – небольшой «профессорской» бородке, которая украшала его узкий, как у Дон Кихота, подбородок. Однако голубые глаза Северина поблескивали ясным и чистым блеском, как у молодого человека, а в черных бровях не имелось ни единого седого волоска.
– А, Глеб! Входи, входи. – Говорил профессор хрипло и в нос.
– Здравствуйте, Игорь Федорович. – Корсак посмотрел на шарф, перевел взгляд на покрасневшие глаза своего бывшего учителя и спросил: – Что, совсем расклеились?
– Ангина, будь она неладна. Вечная моя напасть. – Северин расслабленно махнул рукой. – Да ну и черт с ней. Дай-ка лучше я на тебя взгляну. Н-да… Годы действительно никому не идут на пользу. Кстати, ты в курсе, что галстук… а я полагаю, что эта красная тряпочка у тебя на шее – все-таки галстук… так вот, что галстук полагается носить на груди, а не на плече?
– Правда? – улыбнулся Глеб. – Жаль, что мне раньше никто этого не сказал. – Он поправил съехавший в сторону узел. – Так лучше?
– Намного, – кивнул Северин. – Теперь даже могу пустить тебя в гостиную.
Едва они вошли в комнату, как из клетки, стоящей на подоконнике, раздался гортанный крик:
– Кар-рамба! Свистать всех наверх!
Огромный, разноцветный попугай энергично раскачивался на деревянном шестке.
– Угомонись, Бенвенуто, – строго сказал ему профессор, и попугай замолк.
– Жив еще, курилка? – улыбнулся Глеб, весело глядя на красавца попугая.
– Этот разбойник нас с тобой переживет, – улыбнулся Северин. Он достал из кармана халата трубку и сунул в рот. – Ну что же ты встал? Давай садись, где тебе удобней, и рассказывай. Все-таки года два не виделись.
– Три, – сказал Корсак.
– Тем более! Ты пока подготовься, а я сделаю кофе.
Глеб уселся в кресло, а Северин отправился на кухню.
– Гр-ром победы раздавайся… – послышался из кухни его густой, сочный баритон.
Глеб улыбнулся и устало вытянул ноги, наслаждаясь комфортом. Взгляд его упал на небольшую пепельницу, в которой лежали два белых окурка со следами губной помады на фильтре. Глеб усмехнулся и покачал головой.
Вскоре Северин вернулся с двумя чашками ароматного кофе. Минут двадцать преподаватель и его бывший ученик трепались о жизни. Во время разговора Северин держал во рту трубку, но не зажигал ее по причине больного горла.
Дождавшись паузы в очередном монологе профессора, Глеб закурил, показал сигаретой на пепельницу и спросил:
– Это серьезно?
Северин посмотрел на испачканные помадой окурки и слегка покраснел.
– Серьезней, чем я думал, – сказал он. – Видишь ли… смешно говорить, но я вроде как надумал жениться.
Глеб присвистнул:
– Еще один холостяцкий бастион пал?
– Ну, рано или поздно это должно было случиться, – ответил профессор. – Я никогда не давал обет безбрачия, ты же знаешь.
– И кто эта коварная соблазнительница?
Северин улыбнулся:
