серьёзно, всегда так было. Но тут впервые они позволили шуткам преобладать над музыкой. Японская публика была сбита с толку произошедшим на сцене: не в характере группы было так себя вести, и это напрягло.
На следующий вечер Фил снова был «цеппелинизирован», на этот раз после второго концерта в Осаке. Мы до утра шатались по клубам и в одном из них мы решили стащить с Фила одежду: сперва общупали рубашку, потом брюки. Фил понял, что сопротивляться бесполезно, и решил содействовать, методично снимая с себя одежду, включая нижнее бельё. В клубе он пробыл голым несколько минут и, уходя, прихватил белую скатерть с одного стола, обернувшись ею.
В лимузине по дороге в отель Роберт и Джон Пол вдруг начали извиняться за своё поведение.
— Прости, что мы так поступили с тобой, — сказал Роберт.
Филу стоило держать ухо востро по поводу их извинений.
Когда лимузин притормозил возле отеля, группа и Фил (одетый в скатерть) вышли и, подойдя к вращающейся двери, Роберт дружески протянул руку Филу:
— Иди вперёд, я за тобой.
Как только Фил вошёл в дверь, которая начала вращаться, Роберт схватил скатерть и стащил её с Фила. Дверь выпихнула его, абсолютно голого, в холл.
И хотя руководство по корпоративной политике не включало подобные ситуации, Фил не потерял самообладания. Он ошарашенно посмотрел на нас, но понял, что силы не равны и скатерть ему не вернуть. И подошёл к стойке и попросил:
— Можно ключи от номера 332?
Обалдевший клерк передал их ему, и Фил прошествовал к лифту, поднялся до номера в костюме Адама.
Когда мы добрались до Киото, я думал, что Фил хочет нас «сделать». Поздно вечером он позвонил мне в номер.
Ричард, подойди ко мне быстро, — сказал он возбуждённо. — У меня здесь одна крошка, и она упала в обморок.
«О, Господи, — подумал тогда я, вот она пришла, месть за наши злодеяния».
Мы с Джимми прошли через холл, но когда вошли в номер Фила, там действительно на полу лежала без сознания японская девушка.
— Что тут случилось, твою мать? — спросил я, и мы все склонились вокруг неё. Я заметил, что брюки Фила были приспущены, а ширинка расстёгнута. И он был жутко расстроен.
— Я целовался с ней, — ответил он. — Затем я вытащил свой член, а она отрубилась!
Джимми бил девушку по щекам, чтобы она очнулась. Наконец, она начала приходить в себя.
— Господи, спасибо, — произнёс Фил. — Я решил, что у неё инфаркт или что-то подобное.
Мы пробыли там ещё немного, пока ей не стало лучше. Наконец она ответила:
— Всё, что я помню, он расстегнул штаны, я посмотрела вниз, а он такой большой.
Она отмерила руками около тридцати сантиметров и снова вырубилась.
С того момента я сделал вывод, что Фил достоин большего уважения, чем мы ему выказали.
Между скандалами и выходками Zeppelin узнали, насколько популярными они были в Японии. На каждом концерте аншлаг. И когда я подвёл баланс, оказалось, мы задолжали Татсу Нагасиме деньги — впервые закончив тур, неважно большой или маленький, в минусе. Мы потратили столько денег Татса на кучу вещей — камеры, антиквариат, электроника, ущерб в гостиницах, и больше всего на японское пиво и прочий алкоголь, — что Питер выписал чек на большую сумму, чем нам хотелось. Я собственноручно передал деньги — две тысячи долларов — и попрощался с Татсом.
Питер философски отнёсся к финансовой реальности.
— Если бы тур так не был важен для нас, тогда можно было считать это трагедией, — сказал он. — Но мы впервые приехали на Дальний Восток.
Да, финансово мы потерпели убытки, но дело было не только в деньгах.
По окончании японских концертов Джон Пол, Бонзо и Питер полетели домой, но Джимми, Роберт и я не были готовы возвращаться. В нас жила жажда увидеть мир, и мы решили воспользоваться преимуществом пребывания на Дальнем Востоке и полетели в Бангкок.
Сперва мы посетили Храм Изумрудного Будды, несколько менее известных буддийских храмов и музей. Мы также прошлись по магазинам, где Джимми купил фигуру Пегаса почти что в натуральную величину, сделанную из золота, стекла и дерева. Я приобрёл для Питера деревянного Будду, в метр высотой и столько же в ширину. Глядя на круглого Будду, я сказал Джимми:
— Если бы статуе накинуть несколько килограмм, мы не сможем отличить Питера от Будды.
Пейджи посчитал, что лучше не говорить этого Питеру.
Вечером мы без труда отыскали район красных фонарей, с помощью Сэмми, водителя, которого наняли на время пребывания в Бангкоке. Бордели больше напоминали бани, там было много девушек, едва одетых. Сэмми вошёл в один из борделей вместе с нами. Возле входа, выстроившись в ряд, стояло около дюжины девушек. На их неглиже были приколоты номера.
— Красивые девушки, а? — спросил Сэмми. — Мог бы смотреть на них всю ночь.
— Знаешь, мои друзья и я не хотим смотреть на них, — ответил я. — Мы хотим трахнуть их!
— Хорошо, — спокойно отреагировал Сэмми. — Они это тоже делают.
Сэмми поговорил с одной из девушек, которая подошла к нам, улыбнулся и застенчиво сказал:
— Мы дадим вам то, что вы хотите. Выберите девушек по номеру.
Мы сразу почувствовали себя детьми в кондитерской лавке.
— У нас много денег, — сказал Роберт, называя номера. — Я беру одиннадцатую, девятнадцатую и сорок первую.
— Окей, — ответил я. — Но я тоже хочу сорок первую.
И в следующие два часа мы трое получили всё, начиная от массажа и заканчивая старым добрым сексом. Когда мы выбились из сил и ушли, Джимми произнёс:
— Наверно они придумали термин «трахнуть мозг».
Гуляя по улицам Бангкока, мы привлекали огромное внимание, но не из-за музыки, так как в Таиланде, кажется, никто не слышал про Led Zeppelin.
— Я думаю, их прикалывают наши длинные волосы, — предположил Роберт. Мы носили серьги, и здесь это было в новинку.
— Билли-бой! Билли-бой! — кричали дети, завидя нас и тыча в нашу сторону руками.
Позже Сэмми объяснил нам, что в Таиланде «Билли-бой» означает, что ты гомик или бисексуал. А всё из-за длинных волос!
Из Бангкока мы направились на четыре дня в Бомбей. Мы остановились в отеле Тадж Махал, прямо напротив Ворот в Индию (главная достопримечательность Мумбаи — прим. пер.), и пошли гулять по городу. Дюжина таксистов предложила обменять деньги на рупии на чёрном рынке.
— Не стоит, — сказал я им, не решаясь передавать деньги незнакомому лицу.
Роберт всё же велел мне это сделать:
— Какого чёрта! Дай одному несколько купюр, увидишь с чем они придут.
С балкона номера я видел нашего обменщика, говорящего с другим таксистом, в руках мелькала валюта. Второй водитель не был похож на остальных. Он носил такую же униформу цвета «хаки», но его брюки были идеально выглажены, а рубашка — свежевыстирана, волосы идеально уложены, а усы словно пересажены с верхней губы Кларка Гейбла. «Этому парню стоит сниматься в Голливуде», — подумал я.
Получив деньги, мы познакомились с элегантным таксистом и попросили его показать город.
— Наш маратхи (один из языков Индии — прим. пер.) неидеален. Если вы свободны, мы могли бы нанять вас в качестве гида.
Его звали мистер Разарк, и в последующие три дня он стал неотъемлемой частью нашего антуража: водил нас в индийские бордели, на дискотеку, где Джимми поджемовал с обалдевшими местными музыкантами, которые не могли поверить, как можно так играть на японских гитарах. Мы зашли в несколько магазинов, где купили музыкальные инструменты, ароматические масла и набор шахмат из слоновой кости.
Разарк даже пригласил к себе домой на обед. Мы поразились ужасающей бедности, которая царила в
