разумели лепей один одного. От шляхты же польской не токмо простолюдины, но и торговые люди православной веры великие обтяжения и кривды терпят. Обозы с товарами задерживают магнаты на землях своих, пошлины такие накладывают, что продаем едва ли не себе в убыток. Однако рук, как тебе ведомо, мы не опустили: челобитная наша читана королевичем и подношение Мстиславских послов принял он милостиво.
— Себе-то вы привилегии выторгуете,? буркнул отец Евтихий.? Будет ли от того посполитым легче?
— От верных людей ведомо стало,? продолжал купеческий старшина,? будет Мстиславлю даровано самому управляться и единый чинш в казну платить. Тогда богаче станем, и храмам дары купеческие будут обильнее, и отроков наших станем грамоте учить не только в монастыре Пустынском, но в городе школу заимеем. Грамотеи же нам вельми потребны.
— По каким книгам думает купец детей учить? ? остановился посреди светлицы отец Евтихий.? Или пойдет до польского наместника сговариваться, дабы тот католические истребовал из Кракова? А? Сговориться?
Отец Евтихий даже голову склонил, высматривая что-то позади купца, и Апанас Белый похолодел: а ну разузнал что-либо? Неспроста ведь повторил про сговор-то. Давно уж Апанас, а с ним еще несколько купцов позаможнее надею тешат: сговориться полюбовно с поляками ? вера верой, бог милостив, как- нибудь простит, торговля бы вот не страдала. Однако он вовсе не хотел, чтоб обрушился на него поп в своей проповеди, перед всеми прихожанами обвинил в отступничестве.
— В церквах ведь книги имеются? ? сказал он.
— Те для богослужения предназначены. Да и ветхие зело: червем источены от доски до доски, так что и буквиц бывает не распознать,? отец Евтихий подошел к сундуку, поднял кованную узорной медью крышку, извлек новехонький «Апостол».? Вот добрая книжица,? протянул «Апостол» Апанасу.? Сработана в Вильне друкарем тамошним Франциском Скориною.
— Вильня ? город богатый мастерами,? купеческий старшипа с любопытством ощупывал добротную книгу, которая пахла свежей краской и хорошо выделанной кожей.
— Нам вот таких бы,? отец Евтихий забрал книгу, отнес в сундук.
— Расход немалый,? купеческий старшина пригладил коротко подстриженную и слегка перевитую сединой бородку.? Надобно дело это на братском сходе обговорить ? будет ли на то сгода братчиков.
— У меня иная мысль,? ответил отец Евтихий: ? Не послать ли нам к тому виленскому друкарю человека в обучение? Намедни заходил ко мне странник один, бывший челядник князя Федора, отъехавшего в Москву. Путь он держит в Вильшо. Петрока Тимофеева весьма одобрял и приглашал к себе в попутчики.
Опустились края век у купеческого старшины, молвил глухо:
— Петроку иная дорога. Братчина за его учение монастырю платит, за хлопцем, стало быть, долг. Пусть отработает. Мыслю я Петрока к себе в подручные взять, и мать его на то сгоду дала. Поездит по иным землям, торг вести обучится, а там глядишь, сам дело затеет, искупит отцовскую промашку.
Отец Евтихий сел на лавку возле окна, побарабанил пальцами по столешнице.
— Ведомо мне,? голос его сделался вкрадчив,? помогли в том разорении Тимофею-купцу иншие.
Апанас не опустил глаза.
— Спасли только малую часть того, что другим был должен Тимофей.
Отец Евтихий не сдался:
— Ведомо также, что купец Мстиславцев без долгов вел дело свое и прибыльно весьма.
— Не все из купеческих тайн известны отцам церкви,? возразил Апанас Белый. Твердо поднялся с кресла, на голову возвышаясь против отца Евтихия, застегнул кунтуш.
— Дело друкарское не токмо просвещению полезно, но и в торговле выгодно,? перевел разговор отец Евтихий.? Сам ведаешь: книги того виленского мужа Франциска немалую цену имеют. Да ты садись-ко, Апанасий Савелович. Что поднялся? Яства на столе не тронуты, пит-во в чарах, а гость уж на ногах.
— Петроку ныне отцовский пригляд надобен,? купеческий старшина опустился в кресло, но сел на край, готовый тут же подняться.? Мать сетовала: от рук отбился, все шастает с книгой неведо где, либо непотребные поделки строит. В чужой-то стороне один и вовсе с пути собьется.
Отец Евтихий собственноручно наполнил из зеленой бутыли чарки, поклонился гостю, как того требовал обычай:
— Отведай, Апанасий Савелович, фряжского.
Купеческий старшина не отказался. Хозяин выпил первый, до дна.
— А ставень завтра поутру причетник сымет на дрова,? сказал он, скоренько жуя упругий грибок и плотоядно двигая острым кадыком.
— Почто ж на дрова? ? Апанас расплылся одной из тех своих улыбок, которые создали ему славу доброго малого.? Уж мне тогда отдай: посмеюсь когда и гостей своих потешу.
— Быть по-твоему, Апанасий Савелович,? отвечал отец Евтихий.
От третьей чарки купеческий старшина таксамо не отнекивался.
— Скажи-тко, батюшка Евтихий,? снимая кунтуш, спросил как бы между прочим,? у московита нет ли какого тайного дела во Мстиславле?
— То забота старосты. Человек же он справный, и Петроку будет с ним, как у господа за пазухой.
Купеческий старшина повел речь об ином, будто и не спрашивал.
В КОРЧМЕ РЫЖЕГО ЕСЕЛЯ
Доброе пиво у рыжего Еселя! Выпьешь малый цебрик ? все так и поплывет перед глазами, почнет колыхаться: широкие темные столы, заставленные чарками, медными кубками, плоскими бутылями зеленого стекла; бочонки в углу, возле которых прямо на полу сидит и плачет цыган ? слезы текут по мокрой бороде, капают в жбан с пивом; два захмелевших бражника, что с полудня сидят за столом, упершись друг в друга потными лбами, жалуются поочередно на судьбу-злодейку или затягивают и никак Не могут кончить ни одной песни; толстые сосновые лучины по углам ? из красного пламени их торчат, словно чьи-то скрюченные пальцы, черные завитки нагара.
Издалека приметна корчма рыжего Еселя ? манит подвешенный на пеньковых веревках у входа пузатый бочонок. Люди всякого звания сходятся сюда под вечер промочить глотку горьким пивом, хмельной брагой или сладкой медовухой. Никто не пытает в корчме, кто ты, из какой стороны, какой веры: выкладывай на стол перед корчмарем гроши, и щедрой рукой наполнит Есель твою кружку, с поклоном поднесет ее тебе темноглазая Бася, пей, сколько душа принимает. Еще тем хороша корчма, что рядом Челядный ров, который охватывает город с западной и южной стороны и упирается в речку Вихру. Нагрянь стражники ? те, кому не с руки с ними видаться, всегда могут через потайную дверь либо прямо в окно выскочить к Челядному рву, а там скатился по крутому склону да в лозняк ? и поминай как звали.
Народу в корчме ? не протолкнуться. Сидят за столами либо на бочках вдоль стен зазывалы из купеческих лавок, разносчики, обозные, бродячие чернецы, мастеровой люд: кузнецы, шорники, кожемяки, шаповалы, бондари, чеканщики; в особку заняли край стола партачи ? те из ремесленников, кто не захотел объединиться в цех, подчиниться власти цехового старшины. Они обсели своего главаря ? бочара Родиона Копейника. В темных кутках, подальше от чужих глаз, приютились «похожие» смерды ? крестьяне, убежавшие в город от засилья шляхты, которая с молчаливого дозволу короля Польши и великого князя Литвы мало-помалу присоединяла к своим фольваркам крестьянские земли, с каждым годом увеличивала барщину. «Похожие» роптали на то, что уж шляхта ныне никого не выпускает из маентка, а уйдет кто ? в цепях приведут гайдуки обратно, изобьют батогами.
Тихон остановился в дверном проеме, выискивая глазами свободное место за столом. Под низким, закопченным до бархотистости потолком корчмы плавал сизый дым от горящих смоляных лучин и жареной баранины, которая на длинных вертелах шипела в печи. Лицом к челу печи сидел на низкой скамье слепой старец-жабрак. У ног слепца примостился светловолосый мальчонка-поводырь. В руках у старца была лира.
