таблетками. С ним все, казалось, было нормально, со мной он общался с удовольствием. Я не видела его с Нового года. Потом я опять заснула, и он ушел.
Я проснулась, и через несколько часов Кали вызвал мне такси в аэропорт. Наверное, это было около одиннадцати утра. Я встала. Много дней я жила на бананах и диетической коле и чувствовала себя в этом доме ужасно. Когда я уезжала, то так переживала за Кали, что перед тем, как я села в такси, меня вырвало на дорогу. Все это от нервов. Я чувствовала, что скоро случится что-то страшное. Рядом с кроватью был поднос с подготовленным шприцем с нарканом[390], обернутым скотчем. Смерть поселилась в доме.
Кали был в ужасном состоянии. Когда он нес к камину горящее полено, то у него задрожали руки, и он уронил его на ковер. При этом были две мои подружки – девушки из моей группы, они как раз уходили... Кали пытался делать вид, что все в порядке: в три часа дня он ходит в пижаме, роняет на ковер горящие поленья, – и девчонки предложили мне уйти с ними, но я ответила, что не могу.
Я уехала домой, в Миннеаполис. Дело было в середине недели.
Я болела два дня по возвращении и чувствовала себя очень плохо. Всю предыдущую неделю я представляла себе застреленного Кали. Кажется, в школу я вернулась в четверг, а когда шла из школы в пятницу, то кто-то сказал мне, что в новостях объявили, как кого-то со светлыми волосами обнаружили в доме мертвым. Я решила, что это Кали: всю неделю он говорил, что собирается по краситься, и я прямо с автостоянки вернулась в школу, позвонила родителям Кали, и они объяснили мне, что это Курт, а не Кали. Вот и все. Помню, как минуту-другую говорила с Кортни.
Джеки Фэрри звонила мне, чтобы спросить, что мне известно, потому что мы поняли, что я видела Курта последней. Все хотели знать, что я видела и слышала. От Кали не было никакого толку. Он решил, что Курт ему приснился. И яростно спорил на этот счет. Еще я помню из разговора с Джеки, как она сказала, что призрак Курта находится в доме и все это чувствуют.
Взгляд второй: Рене Наваррете
– В мой день рождения [30 марта] Курт позвонил мне из таксофона, но сказал только: «Эй … » Кажется, Курт тогда уже пропал. Я пришел домой, прослушал автоответчик и нашел сообщение от Курта и кучу безумных звонков от Кортни. Она визжала: «Я знаю, он там», – и так ближайшие несколько дней. Многие думали, что он со мной. Но нет. Я позвонил Кали, он сказал, что они с Джессикой в доме. Он признался, что ему приснился Курт с большой белой сумкой [похожей на спортивную]. Я сказал ему, что все это жутко и что пусть он быстрее оттуда убирается. В тот вечер он улетел домой [в Лос-Анджелес]. Мы искали Курта. Кортни требовала, чтобы мы звонили, угрожали и запугивали тех, кто, по ее мнению, мог бы прятать Курта, – и я делал это, чтобы оправдаться самому: ведь думали, что Курт со мной.
Кали узнал, что Курт в Сиэтле, оставил ему записку и улетел в Лос-Анджелес. Мы с мамой встретили его в аэропорту. Кто-то от самого аэропорта следил за маминой машиной. Нам пришлось от них отрываться. Мы решили, что это полиция нравов. Когда мы приехали домой к Кэндис, позвонила мама и сказала, что там кто-то умер и что Кали лучше позвонить родителям и объяснить им, что это не он. С ума сойти.
К тому времени я не общался с Кортни по-дружески последнюю пару недель, у нее совсем крыша поехала. Нам позвонили к Кэндис, и кто-то из «Gold Mountain» заказал нам рейс из Лос-Анджелеса в Сиэтл. Самолет был набит людьми, которые летели по тому же поводу от «Gold Mountain». Мы вышли из самолета, нас стали фотографировать. В доме обстановка была странная. Перед входом вел передачу репортер MTV, кто-то расклеивал полицейскую ленту по деревьям, чтобы никто не вошел. Народу было полно. А мы искали только Фрэнсис.
Мы С Кали вошли в комнату; там тоже были люди. Мы услышали внезапный крик – это оказалась Кортни. Настоящий дурдом. Никто не знал, что делать. Мы хотели убедиться, что с Фрэнсис все в порядке. Мы говорили: «Нужно вырваться отсюда к чертовой матери», – помню, как ширнулся, поехал на похороны, разговаривал с Кристен Пфафф [басистка «Hole»].- Мы ничего не знали, и нам с Кали было очень плохо, мы же болели гепатитом. Сотрудники «Gold Mountain» забрали нас с собой в Лос-Анджелес. Все говорили: «Вам нужно слезть с наркотиков». Мама привезла нас в Эль-Пасо, Техас, чтобы нам помогли с реабилитацией. Там-то мы и заметили, что оба уже светло-желтые от гепатита. Мы поехали обратно и легли в больницу. Потом наступает некоторый провал.
Один парень позже разыскал меня через моего брата и высказал теорию заговора – о том, что Курта убили. Это смешно. Курт сам пару раз говорил мне, что если соберется покончить жизнь самоубийством, то только так, именно таким способом. Мы шутили над этим. Шутили, сколько нужно принять наркотиков, чтобы суметь поднести к собственной голове ружье, – и так оно и случилось. Такой уж у нас был юмор – мы по- детски потешались над людьми и вещами.
Взгляд третий: Эрни Бейли
– В начале 1994 года у Курта был второй «Telecaster», модель «Sunburst», которую я чуть улучшил, добавив два хамбакера и еще кое-что. Я перетянул ее под него, считая, что «теле» – это следующий для Курта уровень в гитарном плане. Крист передал ему гитару и потом говорил мне: «Господи, да он в нее прямо влюбился».
Когда Крист заехал за ним, чтобы отвезти в аэропорт, Курт схватил пальто и гитару без чехла и уехал. В аэропорту они повздорили, сцепились, и Курт швырнул в него гитару. Он прямо заявил, что группе конец. Потом Крист приехал ко мне и заявил: «Хрен с ним, достаточно с меня этого парня». Я считал, что еще есть время, чтобы передумать, но Крист действительно выглядел так, будто у него камень с души свалился и разрыв окончателен …
Мы с Кристом в ночь, когда умер Курт, были на концерте, но не досидели и до середины. Мы себя чувствовали как-то неудобно и неловко. По MTV сказали, что группа распалась, или просто поползли какие- то слухи на этот счет, но везде, куда мы ни пошли бы, нам было некомфортно. Мы направились к клубу «Crocodile» и немного побыли там – где-то до начала ночи. Потом он уехал к себе на ферму [Крист и Шелли к тому времени приобрели недвижимость в сельской местности] остудить голову, а Шелли оставалась в Сиэтле.
Как-то утром я сидел в своем ресторане, зазвонил телефон, и это оказался Крист. Он сказал: «Прикинь, Курт умер. Не заедешь сейчас ко мне побыть с Шелли, пока я не доеду домой?» Я решил, что у Курта передоз. Я согласился, мы с Брендой [женой Эрни] закрыли заведение и уехали. Мы сидели с Шелли, смотрели новости на CNN и MTV, и там сначала говорили, что Курта нашли в его доме, а потом добавляли про самоубийство. Нам просто не верилось. Я бы никогда так не смог.
Потом начались трудности. Была панихида, и Крист попросил меня записать кассету, чтобы проигрывать после службы, и я составил список песен, которые, как я посчитал, понравились бы Курту. Там была песня «Vaselines». А первой, кажется, была битловская «In My Life».
Крист, Дэйв и я с женами поехали на службу в «тойоте» Криста.
Сложнее всего было войти: на скамейке была фотография Курта в детстве с датами жизни. Такой шок – сразу ничего перед собой не видишь. Мы прошли к нашим местам и сели. Передо мной сидел Лэнеган с опущенной головой, и я начал всхлипывать. Я не мог остановиться до самого конца службы. Я словно застыл, но не мог перестать плакать. Я посмотрел через проход и увидел, что на таком же месте сидит сгорбленный плачущий мужчина, и я узнал отца Курта.
На следующий, кажется, день «Сиэтл таймс» вышли с фотографией Курта, лежащего в оранжерее, на обложке, и видеть это было отвратительно. А если бы там лежал сын главного редактора – как бы они тогда запели? Я сложил газету вчетверо и тщательно порвал на множество кусочков над мусорным баком.
