седоватая растрепанная высокая женщина в лыжном костюме с довольно большой собакой на руках. Она поспешно вытащила из кузова свои вещи, сложила их на землю и, протянув руку начальству, представилась:
- Радиола Кузьминична!
- Что? Что? Что она сказала? - задышал мне в ухо Дима. - Радиола?
- Черт ее знает! - также шепотом отвечал я. - Не расслышал. Бывают же умные родители, которые своих детей Антенами и даже Травиатами называют.
А между тем, эта странная женщина, держа за руку начальство, прерывающимся от волнения голосом говорила, что она 'так мечтала, так мечтала' попасть на Сарезское озеро, что она приехала собрать 'фактический материал, а не бредни', что она 'не будет никому в тягость', так как с детства имела склонность к альпинизму и сведуща в медицине. Мы мало что поняли из этого сбивчивого рассказа о Сарезе и о мечтах, грезах и бреднях. Но тут начальство переспросило ее:
- Вы альпинист? Нм. Пожалуй, неплохо тебе иметь с собой альпиниста? - уже обращаясь ко мне, сказало оно. Я же постарался изобразить на своем лице, что, конечно, иметь альпиниста неплохо, но это зависит от того, какой это альпинист, но что, судя по первому впечатлению, никаких восторгов от данного альпиниста я не испытываю. Но вся эта сложная гамма переживаний у меня вылилась, по мнению Димки, в гадкую кривую улыбочку. И так как у меня не хватило смелости сразу отказать, то эта странная женщина начала меня благодарить и с радостью заявила, что с этого момента она берет на себя 'полную ответственность' за наше здоровье. Мы переглянулись. Я отошел, как оплеванный, и мы начали вьючиться.
Целый день наш тяжело нагруженный караван полз по крутой щели вверх на хребет. Только к вечеру, когда солнце уже норовило спрятаться за вершины гор, достигли мы небольшой котловинки на самом перевале, где плескалось маленькое озеро. Кругом в вечереющем свете поднимались суровые молчаливые горы, покрытые сахарными натеками ледников. Над озером с печальным, протяжным криком летели красно- черные стайки, и их стонущий крик далеко разносился по горам в холодеющем вечернем воздухе.
Мы с начальником первыми достигли перевала и остановились, глядя назад. Под нами, растянувшись почти на километр, медленно и тяжело полз к перевалу караван. В середине каравана мы увидели нашего альпо-медика. Радиола Кузьминична ехала верхом и везла на седле свою собаку.
- Только этого еще не хватало, чтобы на перегруженных лошадях собак возили, - обозлено сказал Дима.
- Ну, поздно, - сказал начальник, - а мне назад далеко. Чертовски хотелось бы с вами. Чертовски! - и он мрачно задумался, глядя на подходящий караван. - Но что поделаешь! Нельзя! -он так стиснул мне руку, что я чуть не заорал.
Нерешительно тронулся начальник назад с перевала, остановился, покрутил головой, потом, махнув рукой, быстро пошел вниз.
- Обрати внимание на волнение в озере, - крикнул он уже снизу.
- Какое волнение? - закричал я, но он уже, повернувшись спиной, пошел вниз.
Я посмотрел вперед, туда, куда вела наша дорога. Она спускалась в узкую и мрачную щель, где было только одно маленькое пятно луга, а кругом - безжизненный серый хаос осыпей и скал, скал и осыпей.
Спустившись к этому лужку, мы поспешно развьючились, расстелили спальные мешки и занялись приготовлением ужина.
Уже в полной темноте со склона посыпались камни, кто-то шел по тропе вслед за нами. Скоро у костра появилась фигура всадника, он слез с седла, и мы увидели знакомую физиономию нашего друга, охотника Душанбая.
Поздоровавшись со всеми, он развязал большой бурдюк и налил в приготовленные для ужина кружки крутой зернистый айран. Мы с радостью протянули руки к кружкам, как вдруг прозвучал звенящий голос альпо-доктора:
- Ни в коем случае!
- Что ни в коем случае? - с удивлением, оборачиваясь к ней, спросил я.
- Это нельзя пить. Ни в коем случае.
- Что это? Айран? Почему нельзя?
- Даже странно задавать такие вопросы. Вы же не знаете от какой коровы молоко! Может быть бруцеллез!
- Что? - спросил Душанбай. - Моя корова нехорошая? Да моя корова чище и красивей любой девочки!
И Душанбай выразительно посмотрел на растрепанные волосы и грязный лыжный костюм альпо- доктора. И мы все дружно подняли кружки и опорожнили их. Айран был превосходен.
- Сумасшедшие! - буркнула Радиола, удаляясь в темноту. - Пора бы вам знать, что у местного населения возможны какие угодно заболевания.
Но мы не обращали внимания на эти слова.
Скоро поспел ужин, и, когда к костру собрались все, первым протянул чашку повару наш альпо- доктор. Но получивши свою порцию, Радиола Кузьминична вместо того, чтобы заняться едой, отправилась на ручей, охладила там чашку с супом и, к нашему удивлению, начала кормить из нее свою собаку. Мы переглянулись, и Димка, не выдержав, елейным голосом спросил:
- Доктор, чье здоровье вы взялись оберегать? Наше или собачье?
- Не вижу, в чем бы я должна помочь вашему здоровью, - отвечал доктор, - оно, мне кажется, ни в чем не нуждается.
- Напрасно вы так думаете, - отвечал Дима, - мое здоровье остро нуждается в той чашке супа, что вы скормили вашему псу. Вы могли бы обратить внимание, что я целый день шел пешком, чтобы вы могли ехать, а вы мало того, что приехали на моей лошади, но еще везли на ней собаку.
- Неужели вы не видели как Пальма поранила себе лапы на щебне? Не могла же она идти по таким острым камням!
- А я мог? - спросил Дима.
- Ну, ладно, Дима, - примирительно сказал я. - Хватит.
И мы замолчали.
- Слушай, - тихо сказал мне Дима, когда мы укладывались в спальные мешки. - На кой черт мы взяли с собой это чучело? Гони ее назад!
- Знаешь... неудобно как-то, - сказал я. - Да и неизвестно, что с ребятами? Вдруг там нужен медик? А?
- Ну, ладно, - сказал Дима, - черт с ней, может, действительно, пригодится.
Уже, когда я совсем засыпал, кто-то подошел ко мне и сел в головах. Некоторое время он сидел молча, а потом голос Душанбая произнес:
- Там, на озере, нехорошо! Наши охотники теперь туда не ходят...
- Почему?
- Нехорошо! - опять сказал он. - Я и сам не знаю толком. Но лучше не ходи!
- Но там ребята пропали... - сказал я. - Может, у них беда. Как же не идти?
Мы помолчали, потом Душанбай ушел.
Рано утром мы завьючились и тронулись к Сарезу. Доктор встал последним, когда мы уже вьючились, и сказал, что нужно делать зарядку.
- Мы уже сделали, - сказали мы.
Спустившись немного по щели, я оглянулся. На камне с поднятой рукой в прощальном приветствии стоял Душанбай. И мне вспомнилось его 'Не ходи'!
Мы долго шли и шли вниз. Справа осыпи и слева осыпи и больше ничего. И по дну щели - камни, как огромные наколотые куски сахара, между ними глубокие расселины с острыми камнями, как бы специально сделанные, чтобы в них ломать ноги. И вот застряла нога у одной лошади, и мы с огромным трудом освобождаем ее. Затем второй, третий раз, и вскоре на камнях вдоль всей щели появляются капли крови.
Только в пять часов вечера весь наш измученный караван со страшным трудом добрался до берегов Сареза.
